В последнее время он был предельно занят, потому что далеко не все его начинания заканчивались удачей. Полиция во время облавы захватила двух наиболее толковых его агентов; немало забот причиняло ему положение дел в приюте. Тизер недостаточно внимательно относился к своим питомцам, и случилось, что он упустил одного из них, вышедшего после двухлетнего заключения из Дартмурской тюрьмы, не направив его к Марку. Этот бывший заключенный, оказывается, почему-то не был зачислен в приют, а Тизер равнодушно предложил ему отправляться на все четыре стороны. Марк был вне себя, когда узнал об этом, и немедленно вызвал своего «компаньона».

— Что это значит? Или ты воображаешь, что мы прикрыли нашу лавочку? На что ты рассчитываешь жить, чем кормиться? А, может, ты вообще собрался умереть?

— Я делаю все, что могу. Я стараюсь… — захныкал Тизер.

— Ты стараешься? Ты постарался убрать Брадлея, и что из этого получилось? Навлек на себя и на меня подозрения полиции! Ты посылаешь трех беспомощных парней, способных разве только на то, чтобы избивать своих баб, и воображаешь, что они смогут убрать Брадлея! И, разумеется, их сажают под замок! Под самым твоим носом устанавливают микрофон, а ты этого не замечаешь! Только благодаря случайности я не обратился к тебе в это время, а то и я бы оказался впутанным во всю эту историю!

— Но, Марк, клянусь тебе, я не посылал этих трех парней на Брадлея!

Марк тут же оборвал его.

— Болван! Какой смысл в уличном нападении на Брадлея? Есть только один способ устранить его: ты должен выбрать подходящего парня, дать ему нанюхаться кокаину и сунуть ему в карман револьвер!

Тизер задрожал, как осиновый лист. Последние дни приносили ему одну неожиданность за другой.

— Давай прекратим наше дело! — взмолился он. — Ведь у нас накоплено достаточно для того, чтобы безбедно устроиться где-нибудь в Южной Америке! Я всегда мечтал пожить в тропических странах…

— Повременим, пока не помрешь! — ехидно бросил Мак-Гилл. — Тогда попадешь в местечко пожарче, чем Южная Америка.

Прошло две недели, и Тизер пришел в себя: Ли Джозеф или его дух более не появлялись. Если бы Тизер уделял столько времени своим делам, сколько они этого требовали, ему было бы просто некогда вспоминать о старом еврее. Но он не был склонен заниматься делами, а больше предавался своим планам и фантазиям, целыми днями размышляя над тем, что могло бы случиться, если бы действительно в один прекрасный день неожиданно появился Ли Джозеф.

Очень многие из его посетителей появлялись в приюте тайком — они приходили через черный ход, о чем-то совещались с Тизером и столь же незаметно и таинственно исчезали.

В числе этих посетителей был и некто Ларринг, в прошлом офицер.

Ларринг был краснощеким здоровяком с крупными чертами лица, светло-серыми глазами и изысканной, свидетельствовавшей о прежнем его положении, речью. Его считали состоятельным человеком, и он занимал красивую виллу в южной части Лондона, владел двумя автомобилями, всегда был безукоризненно одет. Приют он посещал под благовидным предлогом, принося с собой огромные пачки иллюстрированных журналов и книг, которые должны были пойти на пользу его обитателям.

А о том, что именно он уносил с собой из приюта, знали только Тизер и он.

Как-то он встретился с Анн у Мак-Гилла. Он мило побеседовал с девушкой, произвел впечатление светского человека и, несмотря на то что все время пил виски, это ничуть не отразилось на его поведении и манере держать себя.

Однажды, появившись у Тизера с большой пачкой журналов под мышкой, он заявил:

— Наше дело разваливается вконец. Если Марк не примет меры, то американцы вытеснят нас окончательно. Разумеется, они пожелали завязать отношения и со мной, потому что у меня наилучшие в стране возможности распространения. Но дальше так работать невозможно…

Организация мистера Ларринга была также «американской». Он являлся одним из наиболее крупных экспертов, и его агенты были разбросаны по всей Америке от Сиэтла до Нового Орлеана. В то же время он был связан деловыми отношениями и с Мак-Гиллом.

— Вся ошибка заключается в том, что вы струсили! Да, да, я знаю, что произошло в суде! Я читал об этом в газетах. Но дело остается делом, дорогой Тизер. Во всяком случае причинять себе беспокойство из-за моих незначительных местных связей я не собираюсь. Я предпочту прекратить здесь работу…

В это мгновение зазвенел колокольчик, извещавший о прибытии нового посетителя. Тизер направился к дверям и в удивлении отпрянул. На пороге стояла не кто иная, как Анн Перрмен.

— Мисс Перрмен!? Почему вы пришли сюда? Вы без провожатых? — и он покачал головой. — Это очень, очень опасно. Я удивляюсь, как это Марк разрешил вам одной прийти сюда…

— Он ничего не знает, — ответила она, ожидая, что он предложит ей войти. — Или я помешала вам? У вас гости?

— Ничего особенного, всего лишь мой друг, мистер Ларринг. Он очень заинтересован делами приюта и снабжает наших питомцев полезным чтением. Надеюсь, вы меня извините, если я отлучусь на одно мгновение?

Он поспешил вернуться в комнату и объявил Ларрингу о приходе девушки. Мистер Ларринг, человек воспитанный, вежливо поздоровался с Анн. Ларринг так же, как и все остальные соучастники Марка, не знал, осведомлена ли девушка о подлинном характере его деятельности. С первого же дня судебного процесса всем им было предложено скромно помалкивать. И никто не придавал значения этой судебной комедии, полагая, что скандал с Анн всего лишь предлог, при помощи которого легче будет выгородить компаньонов в случае столкновения с полицией.

Анн совершенно неожиданно оказалась сейчас в приюте. Она вряд ли смогла бы объяснить, что именно побудило ее к этому. Предчувствие подсказало, что здесь в приюте кроется разгадка всех ее сомнений.

— Да, Марк не знает о том, что я направилась сюда. Мне стало дома скучно, и я решила, что, быть может, мне удастся встретить Ли Джозефа…

Анн уловила, как Тизер вздрогнул при этих словах.

— Ли Джозефа? — переспросил Ларринг и нахмурился. — Я полагал, что наш старый друг…

— Уехал за море, уехал за море, — поспешил подсказать Тизер. — Может, я могу быть нам чем-нибудь полезен, мисс Перрмен? То есть, я хотел спросить, не угодно ли вам от меня чего-нибудь определенного? В такой поздний час… (На самом деле не было еще десяти часов вечера).

— Нет, ничего не нужно. Мне просто захотелось подышать свежим воздухом.

Анн была довольна тем, что застала Тизера не одного, — общество Тизера было для нее совершенно невыносимым, хотя она и собиралась при случае переговорить с ним о контрабанде и что-либо узнать о делах Марка. Разумеется, она понимала, что вообще контрабанда — повсеместно распространенное сейчас явление. На днях она, например, прочла в газете о том, что за это был оштрафован на сто фунтов буфетчик одного из океанских пароходов. И адвокат в своей речи подтвердил, что контрабанда уже настолько разрослась, стала масштабной, что чуть ли не утратила уголовное значение.

Анн пыталась уверить себя в том, что Брадлей хотел лишь напугать ее. То был давнишний испытанный трюк полицейских, при помощи которого они пытаются вселить в соучастников недоверие друг к другу и дезорганизовать их деятельность. И все же она не могла подавить зародившиеся сомнения. Если бы этот таинственный груз действительно оказался всего лишь сахарином…

А теперь она сидела возле одного из самых крупных клиентов Марка, возле Ларринга. Как-то она везла ему большую, окованную жестью, коробку с товаром, в другой раз повстречалась с ним в Кардифе и сдала еще одну партию товара… Мистер Ларринг, конечно, сказал бы ей правду, поделился бы с нею тем, о чем умалчивал Тизер. Но не станет же он говорить обо всем этом здесь, в его присутствии! И действительно разговор принял безобидный характер — речь шла о погоде, о происшествии в суде, о прекрасном характере Марка. Особенно старался его расхваливать Тизер. Примерно через четверть часа Ларринг собрался уходить, и Анн воспользовалась случаем побыть с ним наедине.