«Помнишь кольцо, которое я тебе подарил? Которое оказалось краденым? Я приказал Сэлу разобраться, и виновного нашли мертвым в подвале дома в Вашингтон-Хейтс. Мелкую сошку приходится держать в узде, иначе они натворят глупостей и потом от полиции не отобьешься».
Незаконные сделки с оружием...
Как оказалось, они не только владели целым арсеналом, но и развернули настоящее производство, которое включало в себя его изготовление, перевозку и продажу, а также переделку полуавтоматических винтовок в запрещенные законом автоматы.
Ну вот, пожалуй, и все.
Следует отдать Фавиоле должное — судя по его словам, никто в его семье ни разу не совершил изнасилования.
Но все остальное — пожалуйста. Преступления: как правило, имена людей, их совершивших; порой даже места и даты, словом, более чем достаточно для предъявления обвинений. Два часа пятьдесят три минуты он беспрерывно болтал, явно в расчете произвести на Сару впечатление своей проницательностью, умом, хитростью и могуществом. Он потерял всякую осторожность и в итоге получил вознаграждение...
Майкл выключил магнитофон, когда они стали заниматься любовью.
Он презирал их обоих.
Перед ним оставалась одна проблема. Когда Сара пошла на свидание с магнитофоном в сумочке, формально она стала «осведомителем», а не неопределенным «субъектом», которым была в предыдущих записях. Теперь он не сможет вызвать ее в качестве свидетеля, не раскрыв имени. Эту пленку никогда не признают в качестве свидетельства, пока Сара не поклянется под присягой, что она действительно находилась в номере гостиницы Рокледж в Норвалке, штат Коннектикут, во время записанного разговора...
Что суду действительно предъявлена точная и полная запись этого разговора...
И что он действительно имел место такого-то и такого-то числа...
И в такое-то и такое-то время...
И так далее.
Его нежелание вызывать ее в суд не имело ничего общего с тем обещанием, которое он ей дал. Он поклялся, что если она выполнит его требования, то он никогда не расскажет Молли и вообще никому, что она из себя представляет. Таковы условия сделки. Однако по трезвому размышлению он пришел к выводу, что вполне может поведать Молли правду; в конце концов, она большая девочка и имеет полное право знать, почему разводятся ее родители. Если хотите, он ничего не имел против того, чтобы бросить Сару на съедение акулам, но только при том условии, что акулы потом не накинутся на него самого.
Ему казалось, он достаточно хорошо защитил себя от обвинений, будто сознательно заставил жену получить информацию в обмен на сексуальные услуги. По закону, следователи не имели права использовать секс как способ получения доказательств, и он очень хорошо это помнил, когда инструктировал ее. Еще он знал, что ни один адвокат со стороны защиты не посмеет утверждать, что он изначально подложил свою жену в постель Фавиолы. Слава Богу, Сара сама начала роман еще Ую начала операции по прослушиванию.
Кроме того, главный окружной прокурор ни за что не позволит ему вести дело в суде. В противном случае защита получит редкостную возможность выставить его как человека, имеющего личную неприязнь к обвиняемому и действующего из соображений мести...
— Позвольте задать вам вопрос, леди и джентльмены, члены жюри, задумывались ли вы, что из себя представляет этот прокурор. Нет, спросите сами себя, кто он такой — человек, использующий свою собственную жену в качестве осведомителя, посылающий свою собственную жену в объятия другого мужчины, лишь бы заставить ее предать своего возлюбленного, лишь бы заставить ее сыграть роль Далилы. Задумайтесь, каковы моральные качества у прокурора, который настолько опьянен желанием запрятать за решетку моего клиента, этого ничего не подозревавшего Самсона, что готов ради достижения своей цели пожертвовать собственной женой.
Разве не кажется вам, леди и джентльмены, что представленные вам свидетельства собраны не человеком, заинтересованным в торжестве правосудия, а жестоким и безжалостным фанатиком. Я прошу вас задуматься...
Нет.
Даже если доказательства будут приняты, что еще далеко не факт, ему никогда не позволят вести это дело. Более того, учитывая близкие отношения между главным свидетелем обвинения и сотрудником окружной прокуратуры, не только Майкл, но и любой другой государственный обвинитель вполне может его проиграть. Значит, надо ухитриться прижать Фавиолу, не доводя дело до суда. А для этого...
Из-за угла показалась машина. Голубая «акура». Майкл дождался, пока ее фары не осветили бежевые ворота гаража, которые сразу же начали раздвигаться. Когда Фавиола завел «акуру» в гараж, Майкл уже дошел до середины улицы. Фавиола нажал кнопку, и ворота стали закрываться. И тут он понял, что рядом есть кто-то еще. Створка ворот едва не ударила его. Он увернулся и сжал кулаки, словно ожидая немедленного нападения.
— Кто здесь? — выкрикнул он.
— Помощник окружного прокурора Уэллес, — ответил Майкл.
Он ожидал увидеть мальчишку. Со старых фотографий в журнале «Пипл» смотрел хорошенький студентик, голос Фавиолы на пленках тоже звучал очень молодо. Но сейчас напротив него сидел мужчина. Красивый, да, и держащийся с самоуверенной раскованностью, какую может себе позволить только очень молодой человек, но в его опытных голубых глазах и насмешливо изогнутых уголках рта угадывалась зрелость. Наконец-то Майкл встретился с ним лицом к лицу и тотчас почувствовал, как в его душе закипает темная холодная ярость. Сознание того, что соблазнитель его жены оказался зрелым и опытным человеком, расчетливым сукиным сыном, отлично понимавшим все возможные последствия своих действий, оказалось совершенно невыносимым. Майкл хотел убить его. Только усилием воли он удержался от того, чтобы не вцепиться ему в глотку. Задушить негодяя, насладиться его предсмертным хрипом, посмотреть, как вылезут из орбит его глаза, и потом бросить серое безжизненное тело на толстый ковер, застилавший пол комнаты.
Они сидели друг против друга в парчовых креслах, посреди роскошно обставленной гостиной, освещенной только лампой с абажуром, что стояла на мраморном столе. Майкл пришел на встречу в своей обычной рабочей одежде — синий костюм, белая рубашка, темный галстук, темные носки, черные ботинки. Эндрю был в легких кремовых слаксах, голубом двубортном клубном пиджаке, голубых мокасинах и белоснежной рубашке с расстегнутым воротом. Он не сводил с Майкла удивленных глаз. Выпить он ему не предложил. Впрочем, Майкл и сам бы не согласился. Он пришел сюда, чтобы проиграть пленку. И заключить сделку с человеком, лишившим его жены.
Они сидели в полумраке и слушали запись.
Когда она закончилась, Эндрю встал, подошел к бару и налил себе выпить.
— Итак? — спросил он.
— Итак, вы отправляетесь в тюрьму, — сказал Майкл. — И за вами потянется весьма много народу.
— Тогда что вы здесь делаете?
— Я предлагаю сделку.
— Зачем? У вас есть ваша пленка...
— Не пленка, а золотая жила.
— Где у нее был спрятан микрофон?
— Какая разница?
— Думаю, никакой, — пожал плечами Эндрю.
Внезапно его вопрос приобрел новое значение.
Они занимались любовью в номере коннектикутской гостиницы. Она была голая, он был внутри нее. Так где же находился микрофон? Совершенно естественный вопрос. Куда она его спрятала? Перед внутренним взором Майкла внезапно промелькнули сцены из предыдущих пленок.
«Давай проверим, насколько твердым он у тебя может стать. Посмотрим, что с ним может сделать мое древнеримское кольцо. Моя рука твердо сжимает его, кольцо все плотнее и плотнее...»
Майклу снова захотелось убить его.
— Вот мое предложение, — объявил он. — Либо вы являетесь с повинной, либо я все это на вас вешаю.
— В каких преступлениях я должен признаться?
— Два убийства, от двадцати пяти до пожизненного.
— Не говорите глупостей.
«Сатир и птица... Ты ведь мой сатир, не правда ли, Эндрю? А я твоя птица, верно? Нет, нет, еще рано, милый. Только когда я тебе разрешу. Я скажу, когда можно. А пока не отвода взгляда от кольца. Моя рука и кольцо, оно движется, движется...»
