Ух ты! Ему живо представилось, куда это может его завести. Селик ухмыльнулся, хотя все еще злился на нее. Потом завиляю хвостиком.

Он рассмеялся, воображая эту картинку.

— Что смешного?

— Ты смешная. Я. Моя жизнь.

Рейн вопросительно посмотрела на него, склонив голову набок, и уселась на землю возле пруда, подтянув колени к подбородку.

У него сразу пересохло во рту при взгляде на ее длинные ноги, обтянутые его штанами.

Он сел рядом и прислонился спиной к дереву. Но не совсем рядом, потому что ее близость совершенно обезоруживала его и ему следовало быть настороже с этой хитрой женщиной.

— Селик, у меня нет выбора. Мне некуда идти. Но мы должны кое о чем договориться.

Он молча ждал объяснений.

Рейн облизала губы, собираясь с мыслями, и он вспомнил, как вчера ее язык ласкал его рот. Его тело не желало подчиняться рассудку, вновь охваченное страстным желанием.

— Обещай мне никогда, никогда больше не снимать скальпы.

Он выпрямился.

— Ты не имеешь права ничего требовать.

— Я не требую, — возразила она. — Я прошу. Разве ты не заметил?

— Почему я не должен это делать?

— Ладно, я хотела, чтобы ты просто исполнил мою просьбу, но, видно, мое мнение тебе совершенно не важно.

Она покраснела, когда он промолчал. Похоже, она и впрямь переоценила себя.

— Селик, когда Астрид была жива, ты тоже это делал?

Он вскочил как ужаленный, но она словно этого не заметила.

— Нет. Тогда я был другим человеком. У меня была душа. И было сердце. А теперь нет ни того, ни другого. И не надо.

Ей стало больно от его слов. Черт его подери! Почему ей не безразлично?

— Селик, давай заключим сделку.

— Говори. Жду не дождусь узнать, что ты хочешь мне предложить.

— Если ты обещаешь никогда не… в общем, не делать эти ужасные вещи, я обещаю никогда не пытаться сбежать.

Он вопросительно взглянул на нее.

— Так ты собиралась бежать?

— Я это не говорила, — нетерпеливо отмахнулась она. — Но почему бы и нет? В конце концов… — Она взмахнула ресницами. — Бог — на моей стороне.

— Ты, вроде, говорила, что ты не ангел.

Она виновато отвела глаза.

— Никогда ничего не знаешь наверняка…

Ей было трудно врать ему. К тому же она не могла отвести взгляд и не могла спрятать вспыхнувшие горячим румянцем щеки.

— Убби нашел твое перо в постели, — насмешливо проговорил он.

— Мое перо?

— Он думает, оно из твоих крыльев. А крылья ты будто можешь расправлять, а можешь прятать под кожей. Он ухмыльнулся, глядя на ее изумленное лицо. И они оба рассмеялись.

— Так ты принимаешь мое предложение? — отсмеявшись, спросила она.

Селику самому не нравился жестокий обычай и не нравился всегда. И еще меньше ему нравилась охватившая его ярость, когда он увидел полуистлевшие безглазые тела своих лучших друзей, валявшиеся на поле, как никому не нужный мусор.

— Может быть. Уточни, что именно ты предлагаешь.

— Я никогда не сделаю попытки сбежать.

— А если тебя опять что-нибудь не устроит? — недоверчиво спросил он. Она наморщила лоб.

— Я стукну тебя по голове или поделюсь с тобой частью моего разума, но я не убегу.

— Это важно для тебя?

— Да. Очень, — подтвердила Рейн, на мгновение прикрыв глаза. — Когда я была маленькой девочкой, мой брат Эдди стал воином и его убили на войне, которую правительство потом назвало бессмысленной.

— И ты из-за этого стала… паци… пацифисткой?

Она кивнула.

— Я выучилась на врача и пошла работать в городскую больницу. Убитые. Искалеченные. Все молодые ребята. Хочешь не хочешь, станешь противницей насилия.

— Но есть сражения, которых невозможно избежать, — возразил он.

— Может быть, ты прав, не знаю. Но давай о скальпах. Если ты согласишься, я буду знать, что хоть чем-то помогла тебе. Мне это важно, Селик.

— Тогда согласен. Пока ты будешь со мной, это не повторится.

Рейн задумчиво поджала губы.

— Еще пленники…

— Не испытывай судьбу.

Но она только пожала плечами. Попытка — не пытка.

— Ладно. Поторгуемся потом.

Она улыбнулась, и у Селика стало светлее на сердце. Но ему это не понравилось.

Она встала и протянула ему руку ладонью вверх, и он, ничего не понимая, уставился на нее. Чего она хочет?

Рейн поняла его недоумение.

— В моем вре… в моей стране мы пожимаем друг другу руки, когда заключаем соглашение, вроде нашего.

Она положила его правую руку на свою и, пожав, несколько раз встряхнула. Селик вновь ощутил прилив желания от прикосновения к ее коже, и ему захотелось, чтобы это пожатие никогда не кончалось.

Он тяжело вздохнул, не в силах отвести взгляд от ее сияющих глаз, в которых он ясно видел не менее сильное желание.

Выдернув руку, словно вдруг обжегшись, он пробормотал еле слышно:

— Ведьма пустила в ход свои чары.

Но Рейн услышала его слова.

— Если это чары, то я тоже… — прошептала она.

Великолепно! Поплетемся вместе сквозь кошмар, на который меня обрек злой Локи. Или христианский бог Рейн. Или дьявол. Кто его знает? Пропади они все пропадом!

Очень довольная собой, Рейн тихо пела, работая с ранеными. Она совсем не обольщалась насчет внезапного преображения викинга. Она одержала над ним совсем маленькую победу, но любое путешествие начинается с первого шага, напоминала она себе.

— Почему ты улыбаешься? — спросил ее Тайкир. За весь день он ни разу не потерял сознание и, к радости Рейн, быстро шел на поправку. Ей будет что рассказать доктору Ли по возвращении.

— Я улыбаюсь, потому что сегодня выиграла маленькое сражение у Селика. Впрочем, это не совсем так. Мы оба уступили и оба выиграли в нашем споре.

Тайкир недоверчиво посмотрел на нее.

— У Селика? Не может быть, чтобы он кому-нибудь подчинился, — Он лукаво подмигнул ей. — Награда, должно быть, была очень соблазнительной.

Рейн игриво шлепнула Тайкира по руке.

— Веди себя как следует, братик. Ты еще слаб, и я могу, если захочу, очень затруднить твою жизнь.

— Ага, наконец-то пацифист показывает себя.

Рейн улыбнулась, потому что целый день читала Тайкиру лекции о пацифизме.

— Наказание может быть совсем ненасильственным для человека с воображением. Например, я могла бы приказать Убби постоянно готовить тебе еду.

Тайкир громко застонал.

— Нет, только не это. Лучше пытка водой.

Рейн засмеялась простосердечию Тайкира. Ей было приятно видеть его выздоравливающим. К тому же он как две капли воды был похож на Дейва, оставшегося в другом времени.

— Когда я смогу ехать? — спросил он, внезапно посерьезнев. — Я должен быть в Равеншире до того, как саксы попытаются завладеть им.

— Через неделю, — ответил Селик.

Он незаметно подошел сзади и с задумчивым видом прислушивался к шутливой беседе брата и сестры.

— Ну нет, — возразила Рейн. — Через две недели, не раньше. Может быть, даже через три.

— Мы уедем отсюда через семь дней, даже если придется везти Тайкира на телеге.

— Я не старик, — возмутился Тайкир. — С завтрашнего дня начну упражнять ногу. Через неделю я не я буду, если не сяду на коня.

— У тебя получится, — подбодрила его Рейн, с беспокойством глядя на Селика.

— Для нас опасно так долго оставаться тут, — объяснил Селик. — Наверняка саксы собирают силы, чтобы взять нас. Тайкир это понимает.

— Да, понимаю, Селик, и я благодарен тебе, что ты меня не бросаешь тут. — Он ласково поглядел на Рейн и пожал ей руку. — Я же не умер. И теперь должен жить долго. Еще спляшу на свадьбе, — поддразнил он ее.

— На моей свадьбе? — не поняла Рейн. — На какой свадьбе? Я не собираюсь замуж.

Тайкир возвел глаза к небу.

— Маленький ангел шепнул мне.

Селик посмотрел на него так, словно он опять впал в горячечный бред.

Вечером Рейн, закутавшись в шкуры, сидела, скрестив ноги, в шатре Селика и с беспокойством думала о пленниках. Правда, Селик привез им чистые туники, штаны и меховые плащи. Бог знает, где он взял все это. Наверное, снял с мертвых. Тем не менее, осенние ночи становились заметно холоднее.