Тошнота подкатила ей к горлу, и ее рвало много раз, пока рвать стало больше нечем. Тогда она сбросила на землю свой вымазанный кровью жакет и, вытерев рот, стала осматриваться.

Тысячи мертвых и умирающих лежали вокруг нее. Веондан. Так называлась эта плоская вершина вулканического холма. Или «Святой холм». Скорее «Безбожный холм», подумала Рейн, вспоминая, что когда-то в этой стороне был храм язычников.

Если бы Рейн не была пацифисткой, здесь она бы стала ею обязательно. Куда ни посмотри, везде она видела лишь доказательства человеческой жестокости. Многие солдаты сразу умирали от ударов меча или боевого топора, другие были жестоко изувечены. Руки, ноги, головы валялись отдельно.

Рейн опять затошнило… Потом она подобрала свой рюкзак и двинулась в путь, осторожно перешагивая через павших воинов. Она часто поскальзывалась на месиве из человеческих внутренностей.

Битва закончилась решительной победой саксов, судя по несоразмерно большому числу погибших воинов-викингов в конических шлемах и коротких кольчугах, лежавших на поле боя. Светловолосые северяне, саксы, темноглазые валлийцы, шотландцы в своих шафрановых пледах, ирландцы в клетчатых штанах — тоже лежали кругом.

Рейн отчаянно хотелось верить, что все это сон, ночной кошмар, но, увы, это была жестокая реальность. Вопреки внутреннему сопротивлению, Рейн пришлось признать, что она совершила такое же путешествие в прошлое, какое когда-то проделала ее мать. Страх тяжким бременем лег ей на плечи. Зачем она здесь? Что теперь делать?

Значительное расстояние отделяло ее от жестокого рукопашного боя, который еще вели сотни бойцов на зеленом поле. Рейн увидела, как отряд саксов, выставив щиты, неодолимо наступает на своих врагов. Викинги доблестно сражались в обычном для них строю клином. Впереди стоял вождь, за ним воины. Страх куда-то отступил, и Рейн ощутила что-то, похожее на отвращение.

Глухое ржание привлекло ее внимание, и, обернувшись, она увидела огромного коня на краю поля. Его седло было пусто, поводья волочились по земле. Боевой конь наклонил голову к истекавшему кровью рыцарю в кольчуге, лежавшему на земле рядом, а потом поднял выразительный взгляд на Рейн, как будто она могла помочь его хозяину.

Рейн вытерла слезы и, все еще всхлипывая, оглядела поле битвы. Бог знает, сколько народу нуждалось в ее медицинских знаниях, но уж точно — намного больше, чем она могла хотя бы осмотреть. К тому же раненым было необходимо то, чего у нее не было с собой в аптечке, и она в бессилии покачала головой.

Тяжело вздыхая, Рейн медленно пошла по краю поля, останавливаясь возле тех, для кого она могла что-то сделать. Она наложила жгут на руку стонавшему шотландцу-рыцарю, воспользовавшись кожаным шнуром от его сандалии, но не знала, поможет ли ему это, потому что он потерял много крови.

Она приветила десятки людей, бывших врагов и друзей. Кому-то она перевязала рану, кому-то закрыла глаза, у кого-то вытащила из рук меч, а кого-то просто погладила по плечу. Наконец она остановилась и разогнула ноющую спину. Бессмысленность ее усилий приводила ее в отчаяние, и она пошла прочь от поля, как вдруг пронзительно закричала, ощутив удар в спину. Оглянувшись, она истерически рассмеялась, потому что это был конь, который, не отставая, шел за ней следом. Рейн обхватила руками его шею и уткнулась лицом в теплую белую гриву.

— Ну что мне делать?

Как бы в ответ из-за спины послышались звон металла, яростные выкрики, проклятия, и Рейн поняла, что сама не зная как приблизилась к воюющим.

И вот тут она увидела Селика.

Милостивый Бог! Несчастный одинокий викинг стоял один против дюжины хорошо вооруженных рыцарей, рвавшихся его убить.

Еще много народу билось на поле с мечами, боевыми топорами или длинными пиками в руках. Селик стоял один среди павших викингов, с яростью отбивая атаки саксов. Держа в левой руке щит, он размахивал мечом, поражая одного за другим вражеских воинов, как только они подходили поближе. В конце концов, разозлившись на собственную медлительность, он скинул с головы шлем, и длинные светлые волосы рассыпались у него по плечам. Отшвырнув от себя щит, Селик схватил в одну руку острую пику, в другую — боевой топор.

Он был страшен в гневе. Забыв о том, что он тоже смертен, Селик набрасывался на одного сакса за другим, усеивая землю вокруг себя трупами поверженных врагов. Кое-кто бежал от него в ужасе, но Селик был беспощаден. Он рубил направо и налево, расчищая дорогу к юноше со знаменем, украшенным золотым драконом, в руках. В конце концов от разрубил знамя боевым топором, а потом вонзил пику прямо в шею юного воина. Кровь ручьем хлынула из раны.

Рейн содрогнулась от ужаса, глядя на эту кровавую расправу. Селик часто виделся ей в ночных грезах. Какая-то ниточка связывала их через века, но разве она могла представить его таким жестоким зверем?

Наконец, только один из врагов остался рядом с Селиком — сакс в искусно отполированной кольчуге и в шлеме, на котором был тот же герб, что украшал знамя, лежавшее у его ног.

— Молись, саксонский пес! Сейчас ты встретишься со своим богом, — прорычал Селик, когда он и саксонский рыцарь обменялись первыми ударами мечей.

Враги показались Рейн равными и по силе, и по умению.

Один удар пришелся по ноге сакса, но он не обратил внимания на рану.

— Заткнись, кровавый язычник! Ты предан Одину, и скоро твоя черная душа будет в геенне огненной.

Он парировал следующий удар Селика и разрубил доспехи на нем чуть выше пояса.

— Передай своему богу, что это Селик Изгой отправил тебя в последний путь. — Жестокая усмешка искривила губы Селика, как будто он получал удовольствие от этой смертной схватки.

Сакс побледнел, услышав имя викинга, но почти сразу же заставил себя улыбнуться.

— А знаешь ли ты, сукин сын, что твою жену и сына убил мой брат Стивен? — спросил он с издевкой. — Ах, как сладко ее чрево, так кричал Стивен, когда лежал на ней перед тем, как убить и…

Слова замерли у него на устах, так как Селик, не помня себя от ярости, накинулся на него с нечеловеческой силой. Он вонзил пику прямо в грудь сакса и разорвал ее по самую шею, после чего повернул пику и воткнул ее в землю, чтобы все видели, как умирает заклятый враг Селика.

Пошатываясь, Селик нагнулся, поднял шлем и меч, вытер окровавленное лезвие о чулки. Выражение мгновенного изумления скользнуло по его лицу, когда он в ужасе осознал, какую учинил резню. Тут только до него дошло, что он остался один, и он, не веря себе, огляделся, не желая признавать окончательного поражения.

Тогда, широко расставив ноги, он схватил щит и меч и простер руки к небу, воя, как зверь, от безысходной тоски. Его светлые волосы развевались на ветру, и даже кольчуга не могла скрыть вздувшиеся на руках и груди мускулы.

— Один! Всеотец! — вопил он. — Возьми меня в Валгаллу! Не бросай меня!

Рейн услышала шум и заметила, что несколько разъяренных саксов, бившихся в отдалении, стремительно приближаются к Селику. Он нуждался в помощи — и немедленно.

Захлебываясь от рыданий, Рейн закричала:

— Селик!

Он не услышал ее.

— Селик!

Ничего.

Рейн в отчаянии искала хоть какой-то способ спасения и вдруг увидела сзади верного коня. Слава Богу! Она бросилась к нему и схватила поводья.

Рейн не садилась на лошадь с двенадцати лет, с тех пор, как была в летнем лагере. К тому же перед ней был не пони, а боевой конь. Но отчаяние придало ей сил.

— Пойдем, милый, — ласково позвала она испуганное животное. — Ты должен помочь мне.

После нескольких безуспешных попыток и множества ласковых слов и обещаний ей все-таки удалось вскарабкаться на великана и направить его к Селику.

— Селик, ко мне. Скорее! — громко приказала она. Он опустил щит и меч и с недоумением посмотрел на нее. В его глазах полыхал огонь, и Рейн поняла, что его душа еще не отошла от неистовства битвы.

— Скорее! Мы должны бежать, — торопила его Рейн, протягивая ему руку.