— Значит, он машет собой как флагом ради твоего спасения? — испугавшись, спросила Рейн.
— Ради нашего спасения, — поправил ее Тайкир, покраснев от неожиданного оскорбления. — Если саксы найдут его здесь, они не только разрушат замок, но и убьют всех. Тебя, меня, Убби, всех.
— Но мы ведь могли уехать с ним вместе, — возразила Рейн. — Почему он ничего не сказал?
Тайкир печально покачал головой.
— Я хотел его остановить. Я ему говорил. Думаешь, мне важнее кучка камней и клочок земли? Но Селик всегда умеет настоять на своем.
— А я-то считала его жестоким зверем, которому на всех наплевать и который только и любит, что насилие.
Рейн подумала, что ей надо еще хорошенько разобраться, что в этом мире правильно, а что нет. Возможно, варвары могут научить ее — совсем ее высшим образованием — тому, о чем она напрочь забыла в своем двадцатом веке.
— Он и есть зверь. Ты права. Но ведь он и не может быть другим, постоянно сражаясь в битвах. И все-таки у него доброе сердце.
— Почему он такой, Тайкир? Пожалуйста, расскажи мне, как случилось, что из беззаботного юноши, о котором мне говорила мама, он превратился в измученное подобие человека?
У Тайкира потемнело лицо. Он словно закрылся от нее.
— Нет. Не хочу обсуждать прошлое Селика. Это его дело — позволит он тебе заглянуть в его душу или нет.
— Но если я не остановлю его… Если ему никто не поможет, он обязательно погибнет.
— Да, ты права. Уже давно Селик ищет дорогу в Валгаллу, заботясь лишь о том, чтобы прихватить с собой побольше саксов.
— Ужасно, когда насилие — смысл жизни!
Тайкир пожал плечами и, опираясь на палку, встал со скамьи.
— Послушай, это для саксов Селик всего-навсего берсерк. Демон, обезумевший от рек крови, пролитой им в Нортумбрии, где саксы убивают всех норвежцев без разбора. А для других Селик — доблестный воин, жаждущий благородной мести. Тебе стоит хорошенько это запомнить.
— Но…
Тайкир поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Нет. Хватит об этом. Вернется Селик — его и спрашивай.
Вернется ли? Проходили дни, недели, а от Селика не было никаких вестей. Рейн все больше тревожилась. Вновь и вновь, пока она с пленниками и остававшимися воинами приводила в порядок развалины замка — в общем-то, бесполезное занятие без денег и нужного количества людей, — она вспоминала их последнюю ночь. Если он погибнет — Господи, помоги, не допусти, чтоб это случилось! — она никогда не простит себе того, что эта ночь не стала ночью любви.
Через месяц Рейн совсем потеряла голову. Она начала грызть ногти, а ей казалось, что она давно справилась с этой дурной привычкой. Ее вдруг стало тошнить, и она потеряла аппетит и добрых десять фунтов веса. Тайкир и Убби, даже Бланш и Берта начали избегать ее, устав от ее бесконечных вопросов, как там Селик и когда он вернется.
— Господи! Меня вывернет наизнанку, если ты еще хоть раз спросишь меня, когда вернется чертов Изгой, — простонала Берта, помогавшая Бланш разделывать тушу только что убитого оленя.
Герв, один из самых горячих поклонников Бланш, принес с охоты олениху и бросил тушу к ее ногам, словно это был букет роз. В ответ Бланш, как опытная соблазнительница, поступила весьма предусмотрительно, обласкав Герва взглядом, обещавшим блаженство в будущем.
Рейн неодобрительно посмотрела на нее, помня, что она предпочла бы заарканить Селика, но девушка лишь пожала плечами и без всякого смущения заявила:
— Ничего не поделаешь. Тебе тоже неплохо бы подумать о будущем, ведь Изгой может и не вернуться.
Рейн переключила внимание на Берту, очень довольная тем, как она стала выглядеть. Диета пошла ей на пользу. Слава Богу, желтая кожа у нее была из-за нехватки витамина К, а не из-за опухоли или какой-то другой болезни.
— Ты отложила для себя печенку? Смотри, тебе еще необходимо получать железо.
Берта кивнула, давно перестав спорить с Рейн, так как убедилась, что ее здоровье улучшается день ото дня.
— Хочешь, я помогу тебе ее разделать? — спросила Рейн, с отвращением сглотнув слюну при одной мысли о прикосновении к окровавленной туше.
Она не была вегетарианкой и много раз участвовала в хирургических операциях, но тем не менее очень неохотно прикасалась к убитым животным. Наверное, детские ассоциации с Бэмби, решила она.
— Нет. Уходи. Топчи крепостную стену и жди своего любовника, — с ласковой насмешкой отказалась от ее услуг Берта.
Рейн улыбнулась, услыхав дерзкий ответ, служанки.
— Селик — не любовник.
— Спорю, не потому, что ты не хочешь. Ты бы не прочь, — с мудростью бывалой женщины заметила Берта.
— Не груби!
— Не надо со мной так, хозяйка, — заявила вконец обнаглевшая пленница. — Я, может, и служанка, но этого не спрячешь, как не спрячешь бородавку на носу у ведьмы. Ты вроде охочей кобылы. А Изгой… Он, как жеребец, крутится вокруг тебя и только ждет подходящего момента.
— Берта! — воскликнули Рейн и Бланш одновременно.
Рейн не смогла сдержать смех, представив себе впечатляющую картину.
— Неужели я вправду похожа? И это всем заметно? Господь с тобой! Такого не может быть.
— Да нет, — смягчилась Берта. — Просто я по опытнее и лучше понимаю людей. Мне видно многое, что другим не видно, это уж точно.
Рейн покачала головой, удивляясь сама себе. Неужели это она стоит и слушает, как толстуха заговаривает ей зубы?
— Честное слово, не понимаю, почему бы тебе не расправить крылья и не полететь к своему возлюбленному, если ты так горюешь? — проговорила Берта и расхохоталась над собственной шуткой.
Бланш тоже не удержалась и добавила насмешливо:
— Кстати, попроси Бога послать нам дойную корову и куриц-несушек. Был бы к обеду пудинг.
Все Убби. Наверняка, опять рассказывал свои ангельские истории, в которые уже никто не верит.
Рейн обиделась и ушла, зная, что ее сомнительные кулинарные способности вряд ли пригодятся. Она и в самом деле отправилась на крепостную стену, откуда хорошо просматривались окрестности. «Ох, Селик, где ты? Господи, пожалуйста, верни его мне живым и здоровым. Обещаю, что буду заботиться о нем лучше, чем раньше».
В ответ на ее мольбу вдалеке послышался стук копыт, и на холме примерно в миле от замка показались какие-то всадники. Рейн подняла глаза к небу, молча благодаря Бога за то, что услышал ее, и мигом скатилась по деревянным ступеням во двор.
Селик увидел женщину, которая сначала стояла на крепостной стене и глядела в его сторону, а потом бросилась вниз, едва узнала его флаг. Сердце беспокойно заворочалось у него в груди, дыхание стеснилось, и он чуть было не застонал, но взял себя в руки… Проклятье! Последние четыре дня он укреплял свой дух, стараясь защитить себя в будущем от пения сирен и сосредоточиться на одной-единственной цели — беспощадно убивать всех саксов и добраться наконец до своего смертельного врага Стивена из Грейвли.
Однако все было тщетно. Нет, с тех пор как он уехал из Равеншира, он убил более чем достаточно саксов, удовлетворяя свою жажду мести, и все же, подъехав к замку, Селик не мог не признаться самому себе, что ему приятно видеть радость на лице Рейн, которая с нетерпением ждала его на крыльце.
Селик опустил забрало, чтобы никто не увидел, как у него изменилось лицо. Может быть, ему лучше развернуть Яростного и уехать обратно на север.
Неужели он в самом деле думал, будто сможет жить с женщиной? Нет, сразу же ответил он сам себе. Это невозможно.
Но неужели он этого хочет? Да, с испугом подумал Селик. Он позволил себе поддаться ее очарованию и свернул на дорогу, по которой не должен был, не мог идти.
Селик увидел, как золотистый взгляд Рейн остановился на его седле, а потом виновато скользнул в сторону. Ищет скальпы, догадался он. Черт бы побрал ее глаза! Она не доверяет ему, хотя он ей обещал. Почему-то, Селик сам не понял почему, это недоверие задело и обидело его.
Он мгновенно ожесточился душой. Ничего для него не осталось в Равеншире. Для него вообще нигде ничего не было, кроме уничтожения и смерти. Его смерти, в конце концов. Такова его судьба. Ладно, ночь он все же проведет тут, а утром уедет. И не возьмет с собой никого, даже Убби. Так лучше.