Когда они на другое утро въезжали в Йорвик, Рейн едва сдерживала волнение. Воины взяли Селика и ее в кольцо и настороженно посматривали по сторонам, нет ли где саксов, особенно когда они проезжали по мосту через реку Оуз, которая неторопливо несла свои воды вдоль улицы, которую Убби назвал Миклгейт, или Великой улицей.

Мать рассказывала Рейн, что Йорвик, как в десятом веке называли Йорк, был как бы воротами из Скандинавии в Англию. Через него торговые пути шли в Ирландию, Шотландию, Германию, в страны Балтии и еще дальше.

Рейн чуть не свернула шею, стараясь все увидеть и разглядеть, пока они ехали по узким затененным улочкам торгового города.

Построенные римлянами стены с восемью массивными башнями, когда-то защищавшие город со всех сторон, и несколько домов лежали в развалинах, свидетельствуя о недавних набегах саксов. Правда, Убби сказал, что ни одного скандинавского короля тогда не было здесь… А в воздухе витал дух возрождения и преуспеяния, новое быстро сменяло старое. До чего все люди похожи, думала Рейн, глядя на пеструю толпу скандинавов, англичан, исландцев, норманнов, франков, германцев, русских. Здесь были даже торговцы из восточных стран.

Какофония языков создавала причудливый фон, на котором по-будничному деловито шумел торговый город. Переругиваясь на чудовищной смеси разных языков, торговцы и матросы выгружали экзотические товары из пузатых торговых судов, стоявших на слиянии рек Оуз и Фосс. Убби разглядел великолепные вина из Фриссии, янтарь, шкуры и китовый ус из Балтии, мыло из Норвегии, ручные мельницы из Германии и пестрые шелка с Востока.

Ремесленники зазывали покупателей, сидя за прилавками перед домами, и предлагали им гребни из слоновой кости, костяные коньки, бронзовые броши, поясные пряжки и браслеты, стеклянные бусы и бусы из агата, деревянные кубки и кухонную утварь, украшения из золота и серебра с драгоценными камнями. Рейн показалось странным, что на улице, или у «ворот», как говорили скандинавы, продавали столько однотипных товаров, например, была улица бондарей, улица ювелиров, улица стекольщиков.

— Похоже на огромную ярмарку, — взволнованно сказала Рейн, повернувшись к ехавшему рядом Селику.

Целый день он делал вид, что не замечает ее, но на этот раз не отвернулся.

— Да, на твою мать ремесленники тоже произвели впечатление, — вспомнил он, казалось, польщенный ее вниманием к живописным улицам города. — Коппергейт. Медные ворота. Здесь много мастерских.

Рейн восхищенно разглядывала главную артерию города десятого века, зная, что где-то здесь в ее времени находится Музей викингов.

— Селик, отсюда началось мое путешествие во времени.

Он застонал, едва она упомянула путешествие во времени, которое он неохотно, но признал, но наотрез отказывался обсуждать.

— Ты, конечно, ждешь, чтобы я отвернулся, а сама взлетишь на своих ангельских крыльях и поминай как звали. Пожалуйста, милая госпожа, позволь мне посмотреть, как это будет.

— Не язви. Я не говорила, что хочу вернуться домой.

Сначала хотела, а теперь нет. Я сама не знаю, чего хочу.

Неожиданно впереди оказалась телега, запряженная быками, и им пришлось остановиться. Воины Селика тревожно оглядывались, не появились ли саксы.

— Я бы не отказалась от янтарных бус, — как бы между прочим заметила Рейн, глядя, как за ближайшим столом ювелир опытной рукой режет и полирует оранжево-желтые камни. Потом она усмехнулась. — Как думаешь, они натуральные?

Селик улыбнулся, взглянув на нее так, что это можно было посчитать за ласку, и у Рейн замерло сердце. Она наслаждалась редким согласием между ними. Ей хотелось протянуть к нему руку и убрать с его лица волосы. Но она боялась, что он оттолкнет ее руку или скажет что-нибудь обидное.

Она очень удивилась, когда Селик, хитро подмигнув ей, повернулся к ремесленнику. Он бросил смотревшему на них во все глаза юноше монету и показал на ожерелье в его руках. Ювелир подал его Селику и благодарно кивнул.

Рейн с улыбкой потянулась за ожерельем и промурлыкала:

— О, спасибо, Селик, оно великолепно.

Но Селик не отдал ей ожерелье.

— Ты мне дашь взамен один «Лайфсейвер».

Одна конфета в обмен на бесценное ожерелье. Heплохая сделка!

— Я же говорила, что они закончились.

— Ты врешь.

Рейн рассмеялась.

— Ладно. Но только одну конфету.

Она порылась в своем рюкзаке, достала упаковку «Тропических фруктов» и протянула ему желтую кругляшку с ананасовым вкусом.

— Это что? Мне нравится красная.

— Последние вишневые я отдала Тайкиру и Убби. Это ананасовая, кажется.

Селик с досадой посмотрел на нее, словно она распорядилась его конфетами и с опаской положил желтый кружок на язык. Тотчас его лицо приняло удивленное выражение.

— Тебе нравится?

— Да. Но красная все же лучше, — заметил он.

Потом нагнулся к ней и надел на нее ожерелье.

— Оно подходит к твоим золотистым глазам, сладкая.

Ему нравятся мои глаза.

— Я тебе говорила, что со мной делают твои любовные словечки? — хрипло спросила она, подъехав ближе.

Но он не придержал коня, чтобы между ними осталось прежнее расстояние.

— Любовные словечки? Какие любовные словечки?

— Сладкая. Дорогая.

— Ха! Это не любовные словечки. Это просто… — он замолчал.

Телега освободила дорогу, и Селик поехал дальше. Рейн замешкалась, но вскоре догнала викинга.

— Селик, спасибо. Я буду любоваться ожерельем. Всегда.

Потому что это твой подарок.

— Это всего лишь безделушка. Не преувеличивай.

— О, так похоже на тебя — одной рукой давать, а другой отбирать. Почему ты отталкиваешь меня?

— А почему ты навязываешься мне?

— Потому что я была послана…

— Богом, чтобы меня спасти, — закончил он за нее, в раздражении покачав головой. — Пожалуйста, оставь меня в покое, женщина, и стань ангелом-хранителем для кого-нибудь другого. А еще лучше, расправь крылья и лети на крышу своей церкви. — Он махнул рукой на многочисленные церкви, мимо которых они проезжали. — Твое карканье неплохо будет звучать на фоне голубиного воркованья.

Рейн было открыла рот, чтобы ответить, но вовремя прикусила язык и смешно сморщила нос:

— В самом деле, не верится, что здесь столько церквей. Мы проехали не меньше дюжины. А где собор Святого Петра… ну, при котором «больница»?

Селик махнул рукой на высокий шпиль вдалеке.

— Отвезешь меня туда?

— Подумаю… Да, отвезу.

— Может быть, мне удастся там поработать.

Он ухмыльнулся.

— Занятная будет картинка — ты врываешься в собор и предлагаешь свои услуги святым отцам. Рассказываешь о том, как расширяются вены. Из-за тебя у них самих полопаются сосуды.

Рейн улыбнулась.

— Пожалуй, лучше приставай к ним, чем ко мне, — резко проговорил Селик. — А то прилипла ко мне, как тень. Ты да еще этот чертов Убби.

У Рейн стало тяжело на сердце от его слов. Неужели этот человек, которого она полюбила, и в самом деле считает ее всего лишь ненужной обузой? Дай Бог, чтобы это было не так.

— Сегодня? Ты отвезешь меня туда сегодня?

Он покачал головой, смеясь над ее настырностью.

— Сегодня я должен избавиться от пленников и хорошо бы еще от Убби и воинов.

Избавиться? Он хочет их продать? Рейн хотела спросить, не собирается ли он продать и ее тоже, но побоялась его ответа.

— И куда ты потом? Он пожал плечами.

— Может, на юг.

Рейн хотела было еще раз поговорить с ним о том, что мщение… Но в ноздри ей ударил отвратительный запах.

— О Господи, это еще что?

— Это Пейвмент — улица, которую не скоро забудешь. Узнаешь запах бойни и кожи? Смотри.

Селик показал на дома, на которых на огромных крючьях висели разные животные. Потроха валялись на земле. Кровь ручьями стекала в реку. Трудолюбивые ремесленники костяными ножами обдирали шкуры, после чего покрывали их толстым слоем куриного помета. Другие очищали шкуры, которые были положены одна на другую, от куриного помета и окунали их в перебродивший ягодный сок. Вскоре она увидела и конечный результат этих усилий — кожи, натянутые на деревянные рамы, и сшитые из них ботинки, куртки и пояса.