Туманные глаза Рейн стали круглыми, как блюдца.
— О, я знаю, хозяйка. Я то же самое говорил хозяину, но он мне не верил. Он-то считает, что ты явилась из сумасшедшей страны, где живут сумасшедшие люди, у которых сумасшедшие порядки. Но я знал. Я чувствовал.
— Убби, ты христианин? Он смутился.
— Меня крестили, как моего хозяина, но я верю в скандинавских богов.
— Ничего, — похлопав его по плечу, сказала Рейн. — Бог поймет.
— Ты думаешь? — с надеждой спросил Убби.
— Да. Знаешь, Убби, Бог просил меня кое-что сказать тебе.
За это я буду гореть в аду.
Нет.
Рейн посмотрела на Убби, который стоял с открытым ртом и не сводил с нее круглых глаз.
— Бог? Мне?
— Да. Он сказал, что ты поможешь мне основать приют для бездомных сирот.
— Правда? А где?
— В старом поместье Селика.
С тяжелым вздохом Убби прислонился к ближайшему креслу, словно заранее ждал чего-то неприятного.
— Хозяин не хотел никого туда пускать. Да и дом разрушен.
— Мы будем жить в сарае. Вчера там починили крышу, а сегодня Гайда с Эллой пришлют кое-какую мебель.
— А мой хозяин Селик согласен? — мигая, спросил Убби.
— Ну… не совсем.
Убби изогнул шею, чтобы получше разглядеть выражение ее лица, потом застонал и прижал ладонь к сердцу.
— О Боже, Боже, Боже. Хозяин ничего не знает?
Рейн покачала головой.
— Ты поможешь мне?
— Хозяин убьет меня! — воскликнул он в отчаянии, дергая себя за волосы. — Ты уверена, что Бог велел мне помочь? Вдруг он думал о каком-то другом Убби?
Рейн улыбнулась.
— Нет, он говорил о тебе. Если ты не откажешься, конечно.
— Как я могу отказать ангелу Господню? Но ты, хозяйка, заставляешь меня поступать нечестно.
Если бы ты только знал!
— Это не все, Убби. Обещай, что если ты не захочешь помогать, мне, то не будешь мешать.
— Мешать… Чему мешать? — не понял Убби. — Да как ты только могла подумать?..
— Ладно, Убби. Есть одна вещь… очень большая… которую надо отвезти в поместье. Поможешь мне погрузить ее, а там втащить на чердак?
— Большая… Что это? — удивленно спросил он.
— Пойдем со мной, — сказала она и показала на лестницу.
Когда они дошли до спальни, Рейн посторонилась, пропуская Убби вперед и закрывая уши, чтобы не слышать его отчаянных воплей.
— О мой Бог! О святой Тор! Хозяин умер! — заорал Убби, бросаясь на холодное тело Селика.
— Он не умер, — поспешила успокоить его Рейн. — Просто спит.
Не поверив ей, Убби безрезультатно тряс Селика за плечи.
— Хозяин умер, хозяин умер. Что ты с ним сделала? Это случилось, когда он соединился с тобой?
— Стыдно, Убби! — Рейн погрозила ему пальцем. — Селик спит, уверяю тебя. Я… ладно, я дала ему выпить одну травку, чтобы он уснул.
— Зачем? — спросил, расправляя плечи, Убби.
— Чтобы спасти его.
Убби уселся на край кровати рядом с Селиком.
— Не хочу ничего слушать.
— Убби, вспомни нашу первую встречу. Ты был счастлив, что Бог послал меня спасти Селика.
— Да. Но…
— Ты знаешь, как для него опасно ехать к саксам, ; особенно сейчас, когда там негодяй Грейвли.
— Да. Но…
— Ярость ослепляет Селика, и он забывает об осторожности.
— Да. Но…
— Вот почему, Убби, я совершенно уверена, что Селик погибнет, если отправится за Стивеном Грейвли. Когда я разговаривала с ним вечером, мне показалось, у него такое же предчувствие. Это чистая правда, клянусь, как перед Богом.
Убби поставил локти на колени и надолго закрыл лицо руками. Когда он наконец поднял голову, то посмотрел ей прямо в глаза и спросил.
— Долго он будет спать?
— Весь день. Я дала ему столько опиума… макового настоя… что хватило бы и слону.
— Все равно нам лучше поторопиться, — проговорил он, качая головой и выражая тем самым отвращение к своему участию в заговоре женщин.
Когда Селик с трудом разлепил веки, голова у него раскалывалась от боли, рот пересох, руки и ноги затекли, и ему ужасно, до боли, хотелось помочиться.
Он не сразу понял, что на дворе уже день. Черт подери! Он должен быть на полпути к Уэссексу. Как же он так проспал?
Рейн! Глаза у него сразу широко открылись, едва он вспомнил, как коварная женщина соблазняла его своими сладкими ласками. Она не хотела, чтобы он уезжал.
Селик собрался с силами и попытался встать, но понял, что не может даже пошевелиться. Только тогда до него дошло, что он за руки и за ноги привязан к кровати. И что еще хуже, во рту у него кляп. Он глубоко вдохнул воздух, стараясь понять, где он. Сено. Значит, он не в городе и не в доме Гайды.
Проклятье! Проклятье! Гореть ему в аду!
Селик заскрипел зубами в беззвучном крике боли. Подлый Грейвли, должно быть, ворвался ночью в дом Гайды и захватил его спящим. Зная его жестокость, Селик не сомневался, что он всех убил. Наверное, замучил до смерти.
Рейн! Селик внезапно вспомнил, что Рейн тоже была с ним. О Господи, если ты есть, не допусти, чтобы она попала в лапы Стивену. Лучше ей умереть.
В ярости он стал извиваться и дергаться, чтобы ослабить путы, но у него ничего не вышло. Веревки не поддавались. Он закрыл глаза, отгоняя ужасные видения, заранее представляя себе, с каким садистским наслаждением Грейвли будет мучить Рейн.
— Наконец-то проснулся. Давно пора. Ты спишь уже двое суток.
Селик не поверил себе, когда услышал голос Рейн. Неужели она привязана рядом? И тут он увидел, что она совершенно свободна и подходит к его кровати. Что за чертовщина! Он рванулся, но не смог разорвать веревки. Тогда он принялся крутить головой, показывая Рейн, чтобы она вынула кляп.
Рейн поняла его.
— Скорее освободи меня, пока Грейвли или его люди не вернулись.
— Не могу, Селик, — тихо проговорила Рейн, отходя от кровати.
— Какого черта?
— Потому что усыпил и связал тебя не Стивен Грейвли.
— Усыпил?..
Селик прищурился, начиная кое-что понимать.
— Кого же мне благодарить?
— Меня, — прошептала Рейн.
— Ах так!
Селик вновь задергался и так, что кровать заходила ходуном, а из тюфяка посыпалась солома. Однако тот, кто привязывал его, хорошо знал свое дело. Селик прямо посмотрел в испуганные глаза Рейн.
— Ты, конечно, понимаешь, что я убью тебя, — заявил он стальным голосом.
— Селик, когда ты успокоишься, ты поймешь, что это для твоего же блага.
Голос у нее дрогнул, выдавая ее сомнение в собственных словах.
— Где мои люди?
— В Йорвике.
— Что они знают о моем исчезновении?
— Гайда сказала им, что ты отправился в Равеншир и вернешься через несколько недель.
— Сколько ты собираешься держать меня тут? В конце концов, где мы?
— Недели две… Пока точно не узнаю, что Грейвли уехал из Уэссекса, — сказала она, садясь на край узкого ложа. — И мы сейчас на чердаке сарая… Только, пожалуйста, не злись… Мы в твоем поместье.
У Селика глаза полезли на лоб.
— У тебя так лопнут сосуды на лбу. Я уже говорила, чтобы ты был поосторожнее.
От ярости он не мог произнести ни слова, не говоря уж о том, что никакие слова не в силах были выразить его чувства. Он крепко зажмурился и начал мысленно считать от одного до ста и обратно до одного, и снова до ста, пока не взял себя в руки.
— Что это ты сейчас бормотал? — как бы между прочим спросила Рейн, стряхивая солому с его штанов.
— Я считаю пытки, которым подвергну тебя, когда освобожусь. Знай, женщина, я буду долго наслаждаться твоими муками.
— Хочешь сказать, это будет похоже на то, как ты наказывал меня поцелуями?
Он смерил ее взглядом, говорившим, что она выбрала неподходящий момент для своих шуток.
— Если и будет поцелуй, то только моего ножа. Сначала, думаю, я сдеру с тебя кожу… О, не всю сразу. Я не хочу, чтобы ты умерла, не испытав других мучений. Может быть, потом я вырву твои ресницы…
Селик внезапно умолк и затряс головой.
— Что там за шум?
Снизу доносился громкий смех.