— И мы проигрываем этим козлам! — махнул рукой Диван. Такая была у него кличка. Ну а какой она может быть у человека по фамилии Иванов, да еще с именем Дмитрий? Д. Иванов — и есть Диван.

— Ну и что?

— Малыш, тут полный привет. Ни хрена мы не тянем против них. Ну, если бы мы с тобой вдвоем против двоих, тогда другое дело. А так… полный бред.

— Ты думаешь?

— Да точно знаю. Бадю не нужно было брать в команду.

— Да вроде крепкий мужик…

— А тупой до невозможности. Нет, Малыш, тут нам вряд ли подфартит. Ну, лады, будем биться…

— Погоди хоронить, Бадя, иди-ка сюда.

— Чё надо, Малыш? — пробурчал огромный брюнет, подходя к Малышеву.

— Будешь играть в защите. Если что — коси их нападающих. Ты все понял?

— Лады, Малыш, — флегматично сказал здоровяк, пожимая плечами. Посмотрел на Дивана и добавил: — Будешь орать на меня, мячиком попаду — и сломается… Диван.

— Дождется этот громила, скажу Бронку, он ему быстро рога поотшибает! — прошипел Диван, когда Бадя отошел.

— Остынь, — сказал Малышев.

Они с Бадей попали в колонию в один день почти восемь месяцев назад, и поначалу оба чувствовали себя прескверно, поэтому держались друг друга. Бадя, люберецкий бандит, пришел сюда на пять лет, Малышев на три года. Если учесть, что месяц сидел под следствием, осталось еще два года и три месяца. Вообще-то приняли их нормально, Вадим помог, снабдил нужными рекомендациями, как вести себя на первых порах, да и пахану «привет» с воли прислал, попросил присмотреть за другом, не давать его в обиду. Но пахан блюдет воровские законы, и если человек слаб и не может постоять за себя, никакой пахан ему не поможет. Тот же Диван, он уже отмотал три года из семи, попытался сделать из Малышева «шестерку», получил жесткий отпор, успокоился, а вот другие не сразу поняли, с кем имеют дело. Несколько раз Малышеву приходилось драться с тремя, а то и больше противниками. Устоял. Как-то они вместе с Бадей выдержали в умывальнике атаку сразу десятерых отморозков. Битва еще та получилась, и они по крайней мере не проиграли. Узнав об этом, пахан сказал зачинщику:

— Не можешь — не берись, усек? Еще раз рыпнешься — будешь иметь дело со мной.

Он вообще был немногословен, этот сухой, жилистый старик, и хотел только одного — чтобы понятия соблюдались и было спокойно. И мог этого добиться запросто.

После того случая Диван записался в друзья к Малышеву, понятно почему — с таким корешом можно жить спокойно, а Бадю возненавидел — конкурент!

Этот матч они все же проиграли. После финального свистка журналисты стали брать интервью у осужденных, Малышев отошел в сторону, присел на пожухлую траву. Со стороны смотрел на красивую женщину, телекорреспондента в короткой курточке и синих эластичных брюках, плотно облегающих задницу. Когда она наклонялась с микрофоном к тем игрокам, которые сидели на скамейке, стараясь отдышаться, это было такое зрелище…

Вот уже девять месяцев он живет без женщин, и это после того, как был счастлив с самой красивой девушкой в мире! Тяжело… Светланка несколько раз приезжала к нему, но… Он чувствовал, что теряет ее. Медленно, почти незаметно, да теряет. И ничего не может с этим поделать, абсолютно ничего! Она учится в институте, теперь это сплошь академии да университеты, вокруг до черта разнаряженных козлов с мобильниками, кто-то рано или поздно уломает ее. Потому как — а чего она может ждать от него? Ни квартиры, ни образования, ни денег… Да, любит она его, пока еще любит, но три года — слишком большой срок. А Светланка очень красивая девушка. Был бы рядом — наизнанку бы вывернулся ради нее… А он за колючей проволокой с охранниками на вышках. Это страшное ощущение собственной беспомощности! А без нее для него и жизни нет.

Вспомнился их первый вечер, когда он смог…

— Проходи, Светланка, мы живем скромно, так что не удивляйся.

— Да нормально, квартира такая же, как у нас.

— Батяня крепко поддает, но я на него не обижаюсь, понимаю. Пару лет назад маманя сдернула к какому-то сучку, нефтянику. Просто взяла и сдернула. Ну он с работы полетел, поддавать начал.

— Как это — сдернула?

— Да так. Сказала, что полюбила другого мужчину. Батяня был классным журналистом, все шло к тому, что скоро поменяем эту квартиру на новую, но маманя не стала ждать. Устроила себе «светлое будущее» сразу. Я тогда стал заниматься карате, у отца деньги еще были, с одной только целью — зашибить этого нефтяника. Буцаев его фамилия.

— И она… забыла о тебе?

— Да нет, бабки предлагала, всякие круизы, но мы с батяней измен не прощаем. Была, правда, мысль сказать, чтобы купила мне самый навороченный «мерс», чтобы тебя соблазнить, но… Отца я не мог предать. Долго доставала меня, а потом успокоилась. А я уже не хотел зашибить ее нового мужа.

— Да? Как странно… Когда мне было девять лет, убили папу, и мы остались вдвоем с матерью.

— Светланка, только не нужно о твоей матери. Я больше не приду к тебе. Батяня будет гулять пару часов, они наши. У меня есть растворимый кофе, хочешь?

— Нет… то есть да. То есть…

Он улыбнулся, обнял ее и повел в свою комнату. Войдя в нее, Светлана улыбнулась. Он понял почему — похожа на ее собственную комнату, и диван почти такой же, и телевизор напротив дивана на тумбочке. Он долго целовал ее податливые губы, а потом осторожно уложил на диван, лег сверху, целуя ее.

Она стонала, она дергала бедрами, а когда он задрал юбку и стащил ее белые трусики, уже не стеснялась своей наготы. Он быстро снял джинсы вместе с трусами, не в силах оторвать восторженного взгляда от нее. Господи, как же это было красиво, то, о чем он так долго мечтал ночами! Она ждала, и он осторожно вошел в это чудо природы, в этот завораживающий, пугающий и сладостный мир. И хотелось остаться в нем, раствориться, стать капелькой слизи на его поверхности.

— Саня… Саня, мне больно… ох, больно… — забормотала она, судорожно обнимая его.

— Не бойся, моя хорошая, я буду очень осторожен, мы потихонечку, постепенно… — сказал он и резко двинул бедрами, проникая в ее сладостные глубины.

— А-а-а! Ты нахал, ты!.. — закричала она, ритмично двигая бедрами.

Он понял, что все сделал правильно. Ее кулачки колотили по его спине, ее губы уходили в сторону от его губ, но бедра… Они жили своей жизнью, и он не останавливался. Она выгнула спину, хрипло закричала: «Все! Все! Все!» Он тоже дернулся пару раз и почувствовал такое, что и во сне присниться не могло. А она, дернув несколько раз бедрами, вдруг выскользнула из-под него, оказалась сбоку и уставилась на то, что доселе видел он только сам. Не просто уставилась, а нежно обняла пальцами и сказала:

— Какой ты красивый, Саня… Мне так хорошо с тобой…

И это самая красивая девушка в мире!

— Светланка, вот ты и стала женщиной. Прости, что заставил тебя почувствовать боль.

— Саня… Ты так это сделал, что только одну секунду… а потом… Саня, поцелуй меня.

— Ты станешь моей женой?

— Да, только поступлю и закончу.

— Светланка… Я так долго ждать не могу.

— Но, Саня, мы ведь и так уже практически муж и жена, верно?

— Я хочу тебя навсегда. Я хочу детей от тебя и буду их любить, как тебя, Светланка…

— Все, Саня, мне пора домой. Ой…

Ну и как это можно забыть? А все другое, что между ними было? Если жизнь и вправду черно-белая, то, наверное, все же не так сильно, как у него получилось. Был самым счастливым парнем на свете, стал самым несчастным… Потому что… вряд ли она станет его ждать еще два года и три месяца.

— Чё мрачный, Малыш? — спросил Диван, подходя к Малышеву. — Опять свою телку вспомнил?

— Она не телка, запомни это раз и навсегда, Диван!

— Да ладно, я же видел фотку. Классная баба, но запомни мое слово — такие не ждут. И лучше выбрось ее из башки.