— Понятно, Кащеюшка, понятно, — пропела Ягуся, болтая ногами на своем пеньке.

— Ну, а раз понятно, слушайте повестку дня, — Кащей заглянул в бумажку, сощурился. — Черт, — сказал он виновато. — Не вижу ни хрена.

— Дай мне, — предложила Ягуся. Кащей передал ей бумажку. Ягуся поднесла бумажку к самому носу, что-то забормотала. Все терпеливо ждали. Первым соскучился Леший.

— А вот в одна тысяча восемьсот пятом годе что было… Да, а что было-то?

— По башке тебя сильно стукнули, вот что было, — съязвил Водяной.

— Не-е-е. По башке меня стукнули в одна тысяча семьсот семидесятом годе, — сказал Леший и улыбнулся. — Был такой добрый молодец Иван… Нет, не Иван, Илья. Или Тимоха?

— Ну что? — сказал Горыныч. — Кто-нибудь огласит повестку дня или нет никого? — Было слышно, как он чиркает огнивом, пытаясь прикурить.

— Щас, — сказала Ягуся. — Щас, щас. Горыныч прикурил, выпустил дым. На поляне появилось облако.

— Кха, кха, — закашлялась Ягуся. — Нет, я так не могу. Курят здесь, курят, дыхнуть нечем.

— Дай сюда, — сказал Водяной, отбирая бумажку мокрой рукой. — По-вес-ты-ка. Ды-ня, — прочитал он по слогам. — Эко… Эко… Эко что?

— Экология! — Кащей хлопнул себя по лбу, — Экология!

— Ха, — сказал Горыныч, выпуская второй клуб дыма, от которого Ягуся начала отчаянно отмахиваться. — Который раз уж экология. Могли бы и запомнить. Склеротики, блин.

— Кащеюшка, — запричитала Ягуся, — скажи ты этому куряке, чтобы не курил. Сам, значит, явиться сюда не может, дескать, старый, а как курить, так весь дым здесь.

— Да, — сказал Кащей просительно. — Ты бы это… Слышь, Горыныч… Не курил бы, а?

— Да я же в себя! — возмутился Горыныч.

— А вот в одна тысяча шестьсот тридцать пятом годе… — подал голос Леший, но его перебил Водяной:

— Ну и что у нас там про экологию?

— А что? — спросил Кащей. — А! Да, экология. Экология у нас плохая, братцы… — он подумал, посмотрел на Бабу-Ягу и добавил:

— И сестрицы.

— Что за экология такая? — спросил Леший. — И еще и плохая. Продать ее к такой-то матери, и дело с концом.

— Ну и куда же ты ее продашь? — с издевкой спросил Водяной.

— Ну… Хотя бы вон в Канаду.

— Куда?! — ахнули все.

— В Канаду, говорю.

— Это почему в Канаду? Это кто ж ее там купит? Совсем ты, деревяшка, плохой стал! — загалдели все хором.

— А это, — сказал Горыныч. — Чего галдите? Пущай скажет. Может, дело говорит.

— Ну да, — обрадовался поддержке Леший, — У меня ж там сын лешачит. Он уж там, почитай, лет двести. Или триста. Вот. Так ему там жалованье плотют! Вот. Жалованье! Мы вот тут трудимся, трудимся, не покладая рук, значить, ишачим, ишачим («Что-что делаем?» — встрял Водяной, но на него зашикали, и он замолчал), а нам хоть копейку дали жалованья? А? Я вас спрашиваю.

Все молчали, пораженные.

— Вот. Не дали. И не дадуть! А сыну маму плотют! Потому как — Канада. Поняли? Вот и продать на хрен енту… как ее… Оне купют. Оне богатенькие. Долларами заплотют, енто тебе не хухры-мухры.

Снова воцарилось молчание. Потом Баба-Яга сказала:

— А скоко она стоить-то? Эта ваша еко…

— …логия, — подсказал Водяной.

— Во-во.

— Дык, скоко? — отозвался Леший. — Хрен ее знает, скоко. Токмо надобно не продешевить. Слышь, Кащей!

— А? — Кащей встрепенулся, просыпаясь.

— Я говорю, не продешевить бы!

— Чего? Кого?

— Ну ты чего спишь-то, старый пень? — Леший даже закашлялся от волнения. — Продавай енту екологию на хрен! За валюту. Поделим по-братски денежку-то…

— Ты чего, деревяшка, совсем ума решился? — спросил Кащей, хлопая глазами. — Ты кого продавать собрался, дубина стоеросовая? Экологию? Балда, да это же наука такая. На-у-ка. Понял? Как ты ее продашь-то?

— А я че? Я ниче, — стушевался Леший. — Наука. Ишь ты. И не продашь ее, стало быть? Ну и на хрена она нужна такая? Даже не продашь ее. Вот сдалась она нам тут! Века жили без ентой екологии, и ничего, а тут нате вам! На повестку дня ее. И чем же она так отличилась, екология ента ваша, что старый Леший должен нестись сломя голову, торопиться, значить, а оне тут всякой ерундой занимаются!

— Да замолчи ты, — сказал Кащей. — Ишь, разошелся.

— Точно, — поддакнул Водяной. — Заткнул бы свое дупло, старый пень.

— Сам ты старый! — взвился Леший.

— Тихо! — заорал Кащей. — Молчать, а то щас всех порешу тут. — Он попытался вытащить меч из ножен, но у него не получилось. — Молчать, говорю, — сказал он уже более миролюбиво. — А то мы так до утра не закончим.

— Ха, — сказал Горыныч, снова чиркая огнивом. — В прошлый раз три дня сидели. И все с этой екологией проклятой.

— Ладно, ладно, — сказал Кащей. — Сегодня быстро управимся. Так вот, экология у нас плохая.

— Да слышали уж, — поморщился Водяной. — В чем она плохая-то?

— А в том. Леса горят? Горят.

— Еще как горять! — подхватил Леший. — В позапрошлом годе такой пожар был, такой пожар, куды там пожару одна тысяча…

— Вот! — Кащей повысил голос, и Леший обиженно замолчал. — Вода, опять же, плохая? Плохая. Вот ты, Водяной; куда смотришь?

— Как куда? — опешил Водяной. — На тебя смотрю.

— Да не на меня надо смотреть, а на воду. Плохая она? Плохая. А почему?

— Не справляюсь я, — насупился Водяной. — Трудно мне одному.

— Одному? — удивился Кащей. — А где сыновья твои? Внуки где? Правнуки?

— Сыновья по океанам утекли. Чего им тут сидеть, в нашей тайге? Молодые ведь, им поразвлечься хочется. Старший в Тихом океане обретается, средний — в Атлантическом, а младшенький, значит — в Индийском. Ну и внуки-правнуки при них. Кому охота в нашей глуши сидеть, да еще и задаром?

— Заладил: задаром, задаром, — поморщился Кащей. — У нас денег нету, и работа у нас такая, на обсчественных началах. И все! Не будем об этом. А воздух? Ягуся, какой у нас воздух, а? Ягуся!

— А? Что? Где? — Баба-Яга проснулась, с удивлением озираясь. — Какой воздух? Куды?

— Куды, куды, — проворчал Кащей. — На кудыкину гору, куды ж еще. Я говорю — воздух у нас плохой?

— Чего это плохой? — возмутилась Ягуся. — Кто энто тебе сказал, что он плохой?

— Молчи, радость моя, — ласково сказал Кащей. — Вот тут написано — воздух плохой, — сказал он, тыча пальцем в бумажку.

— Где? Где написано? — Баба-Яга привстала, выхватила бумажку, поднесла к носу. — Не вижу. Ну где, где?

Кащей досадливо поморщился, но доказывать не стал. Сказал:

— Ну-с, так какие будут предложения?

— Ты енто о чем? — поинтересовалась Баба-Яга. — Какие такие предложения?

— Чтобы, значит, улучшить и углубить, — ответил Кащей.

— Упразднить бы ее, вашу екологию, — брякнул Леший, опасливо косясь на Кащеев меч.

— Упразднить ее никак нельзя, — сурово сказал Кащей. — А посему думайте давайте, шевелите мозгами, точнее, той кашей, что у вас вместо мозгов. Водяной! Не спать! Горыныч!

— Здесь! — рявкнул Горыныч, выпуская клуб дыма.

— Предложения давай, здесь он, видите ли… — проворчал Кащей.

— Щас, — сказал Горыныч. — Докурю вот.

— Да ты никогда не докуришь, куряка! — заорала Баба-Яга.

— У меня есть предложение, — сказал Водяной. — Радикальное.

— Какое-какое? — хором воскликнули Баба-Яга и Леший. — Ради чего?

— Сами вы ради чего! — обиделся Водяной. — Радикальное — это значит — раз и все! И нету промблемы.

— Енто где ж ты таких слов нахватался, мокропузый? — покачал головой Леший.

— Ну-ка, ну-ка? — сказал Кащей.

— Людей надо упразднить, — насупившись, сказал Водяной.

Воцарилось неловкое молчание, будто Водяной взял и пукнул в приличном обществе.

— Мда-а-а-а… — протянул Кащей. — У тебя что, несварение желудка?

— Запоры у него, — ехидно сказал Леший. — Лет десять просраться не можеть.

— Ну, ты! — сказала Баба-Яга. — Здесь, между прочим, дамы.

— Какие такие дамы? Ах да… Подумаешь, дамы! Это ж правда.

— Сами вы запоры у дам! — набычился Водяной. — Зато какое решение промблемы! Раз — и нету загрязнениев!