Небольшая группа людей в первых рядах – в основном обряженные в те же безукоризненные фраки бешено зааплодировала оратору. Выступающий поднял холеную руку, прося тишины.

– И главное, господа. мы должны, наконец, набраться мужества и спросить себя, кому будут нужны все эти ценности спустя два-три десятка лет? Ужасным, рыскающим по лесам животным? Или, извините меня, безмозглым насекомым? А может, оставить все наши бесценные сокровища в подарок неизвестным пришельцам с чужих планет?… Грустно, господа! Грустно и смешно. И разумеется, трудно надеяться, что спустя тысячелетие какая-нибудь из обезьянок, встав на задние лапы, вновь решится повторить дарвиновский вояж. Вот потому-то партией «Банк» параллельно с программой культурного наследия была принята к реализации программа спасения генофонда.

– Ваш инкубаторий – элитарное беззаконие! – выкрикнул кто-то из зала.

– Элитарное? Вы сказали – элитарное? – на гладком лице выступающего отразилось недоумение. Не гневное, а этакое по-взрослому добродушное. Это был, конечно, не Поль. Уж Поль бы на выкрики отреагировал абсолютно непредсказуемо – так же непредсказуемо, как реагирует вулкан на случайный подземный толчок.

– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Приходите к нам и вы сами убедитесь, что это не так. Наши работы далеки от эфемерной евгеники и вполне научны. Кто знает, возможно, если ваши собственные данные заинтересуют специальную комиссию, а здоровье уложится в определенные критерии, то ваше семя также будет закапсулировано, чтобы в один прекрасный день, спустя много-много лет на очищенную и возрожденную Землю ступил ваш законный наследник. Важнее же всего то, что в распоряжении его окажутся наши знания, наш опыт и шедевры нашего искусства.

– Интересно узнать, кто определяет эти самые пороги и критерии? – выкрикнул тот же голос.

– Явившись к нам, вы можете узнать и об этом. Сейчас же, за неимением времени, я просто не в состоянии подробно описать содержание предъявляемых донорам тестов. Приходите! Мы готовы встретить всех! А пока мне бы хотелось всего лишь донести до вас то чувство удивительной перспективы и великого шанса, что в очередной раз подбросила нам судьба. Поймите же, наконец, мы можем до изнеможения бороться за себя и все равно в конце концов проиграем. Но мы также можем побороться за свое будущее, а это уже совсем иная стратегия! У нас есть люди, есть оборудование, есть идеи, но в такое тяжелое время всего этого, разумеется, недостаточно. Кроме того, впереди еще множество опытов и экспериментов, теоретические разработки, опробирование новых методик. Мы до сих пор нуждаемся в проектах эффективной защиты запасников и инкубатория. К сожалению, генная инженерия с наукой мутагенеза еще многого не знают, поэтому определяющую роль будут играть цифровые записи, которые научат будущих детей любить и понимать главное. Они не повторят наших ошибок, а то, что сохранят наши запасники, станет для них мерилом ценностей, ориентиром душ, позволив оттолкнуться и шагнуть еще дальше. Зная о наших бедах, они откажутся от идей заведомо ложных и бесплодных, они создадут общество будущего!..

– Ну, началось, – Воздвиженов заерзал. Склонившись к уху Вадима, шепнул: – Думал выступать, но после этого обормота даже близко к микрофону не подойду.

– А ведь они, кажется, готовы ему поверить. – Вадим кивнул на собравшихся.

– Так было всегда. Чем больше ахинеи, тем ярче и доходчивее.

– …Нынешний мир неудачен, это ясно уже, пожалуй, всем. Но вот появился шанс построения нового мира с идеальным человечеством, с технологией воспитания чистых, подчеркиваю это! – чистых личностей, лишенных смердящих родителей. Инкубаторий и запасники – вот наше будущее и на сегодняшний день наша святая миссия заключается в том…

– Демагог! – не удержавшись, Воздвиженов в сердцах сплюнул. Лицо его пылало, на скулах вспухали и опадали злые желваки.

– …отыскание талантливых здоровых родительских пар, специальное оборудование для аудио и видеозаписей, программное обеспечение электронных воспитателей…

Объявили перерыв, загудели голоса, заклацали зажигалки. Помотавшись среди людей, Воздвиженов вернулся, с нервной улыбочкой сообщил:

– Так и есть. Обормоту дают добавочные полчаса, – будут слушать и далее. Кажется, председательствующий даже внес его запрос в бюджетную программу. Если так пойдет и дальше, наверное, дадут слово и кому-нибудь из «бульдогов».

– Ну уж? – усомнился Вадим. – Они, конечно, олухи, но не настолько же!

– Дай-то Бог, Вадик, чтобы я ошибся. А ты, Серж, что морщишься? Не нравятся мои слова?

Вопрос адресовался к приблизившемуся Клочковскому. Тот неопределенно пожал плечами.

– Поживем, увидим.

Вынырнув из толпы, к ним приблизился Поль:

– Успел все-таки с одним смахнуться. Костяшки вот разбил. Мне, говорит, было весьма любопытно! Это, значит, по поводу последнего болтуна. Любопытствующий, видите ли, нашелся! Сучонок!..

– Можно было бы и потерпеть. Наябедничает – и выставят.

– Ага, как же! Скорее, сам уйду. – Поль встрепенулся от внезапной мысли. – А что, други мои, может, и впрямь подадимся отсюда? Все вместе? Чего здесь делать-то? И так все ясно. Собственно, что решит это стадо пердунов, мне лично без разницы. Сваливаем – и все дела!

– Но куда?… – резонно поинтересовался Вадим. И тут же рядом образовался огнедышащий Пульхен.

– Вы собираетесь слушать это и дальше?! – полковник готов был взорваться.

– Видали? Еще один недовольный! Может, в самом деле пора сменить диспозицию?

Под локоток Вадима хозяйственно взяла Мадонна.

– А что, в этом есть резон.

– Ясен пень, есть! Чего задницы-то протирать? В этой ихней коллизии… Берем Вадикову бронетачку и все вместе двигаем в мой Колонный. У меня там даже попросторней будет. Ей-ей!.. Набросим скатерку на стол и устроим свое собственное собрание. В пику этим фраерам.

– Если уйдем прямо сейчас, не поймут, – возразил Клочковский. – Угодим в черный список.

– Чихать! – Поль зло отмахнулся. – Это они в наш черный список угодили! Пусть и трясутся!

– Дело не в том – кому трястись, а кому нет, – голос Пульхена напоминал звон литой меди. – Стратегически пройгрышно уходить вместе и демонстративно.

– Согласен, – кивнул Воздвиженов. – Устроим демонстрацию, эти волчары немедленно объединятся. И всех собак повесят на нашу шею.

– И чихать!..

– Нет, Поль, не чихать. Тем более, что не так уж сложно удалиться по-тихому. Сначала ты, потом мы – дескать, покурить, в туалет и прочее. У ворот знакомые ребята. Попросим, – закроют глаза и забудут.

– Браво! – оценила Мадонна. – И сколько нас всего будет?

– Неважно! – парировал Поль. – Сколько ни есть, все свои, – глаза его тут же скользнули в сторону угрюмого Пульхена, но менять что-либо в сказанном было уже поздно. Слово, как известно, не воробей.

– Посидим, покумекаем, поговорим. Маленький уютный раут. Как говорится – приятное с полезным.

– Заметано! – Вадим, подметивший промах Поля, невольно улыбнулся. – Ну что? Вызываю Панчу?

– Ясен пень, вызывай.

– Только заранее предупреждаю, особых удобств обещать не могу. Кто не влезет в кабину, поедет снаружи. Согласны?

Оппозиционеры не возражали.

– Дяденька…

Лебедь обернулся и увидел девочку. Правая рука протянута вперед, рот немо шевелится. То есть… Да! Разумеется, она просила у него хлебушка. Что еще просят дети на улицах? Только он почему-то не услышал. Тень снова отсутствовала, прихватив с собой слух и толику его разума.

А еще через минуту он сидел, обнимая девчушку, лепеча ей какие-то глупости. Она не плакала, и он был благодарен ей уже за одно это. Как хорошо, как замечательно, когда тебя не боятся! Однако малышка оказалась не одна. Из подворотни угрожающими шажочками показалось еще двое – лет по пять, а может, и поболее. Пойди их разбери. Нынешние дети почти не растут, – четырнадцатилетнего легко спутать с семилетним.

– Вы вот ее обнимаете, – обвиняюще проговорил один из мальчишек, – а она вовсе и не голодная.