Осмелев, Ким просунул ладони под резинку трусиков. Николь в ответ застонала и приподнялась. То, что владело ею, было сильнее любых запретов, сильнее воли и разума.

Они одновременно подались навстречу друг другу. Ритм желания, пульсировавший в крови, определил и ритм движения их тел. Николь запрокинула голову и закрыла глаза. Горячее дыхание Кима, его поцелуи, пальцы, ласкающие ее грудь, — все слилось, смешалось в дурманящий коктейль, и она пила его не через соломинку, а жадно, через край, утоляя многомесячную жажду, стремясь раствориться в надвигающемся экстазе.

Наверное, ни у одного из них не хватило бы сил остановиться, но резкий, пронзительный звук, наполнивший всю комнату, вырвал обоих из цепкой паутины эйфории. Они замерли, застигнутые врасплох неожиданным вторжением реальности в мир их фантазий, оказавшийся таким прекрасным и — увы — таким хрупким.

— Черт возьми, это еще что такое? — проворчал Ким.

— Всего лишь будильник. Извини, я завела его еще вчера вечером.

Николь перекинула ногу через все еще тяжело дышавшего Кима, потянулась к будильнику и нажала кнопку. Возбуждение еще не прошло, но Ким чувствовал, что продолжения не будет. По крайней мере сейчас.

С ее губ сорвался короткий смешок, и это было неожиданно и восхитительно. Ким встрепенулся, ему тоже стало вдруг смешно и легко. То, что случилось, не стало поводом к обиде или возмущению, они не разочаровали и не расстроили друг друга. Наоборот, прерванный акт превратился в многообещающую прелюдию к пьесе, которую они рано или поздно исполнят.

— Как говорят боксеры, спас гонг, да? — Николь сказала это с юмором, и Ким уже не в первый раз удивился оптимизму и искренности этой женщины.

— Надеюсь, в следующий раз такого не случится, — с усмешкой ответил он.

После всего произошедшего было бы глупо и бессмысленно отрицать существование мощного взаимного сексуального притяжения. В минуты близости рождается особое чувство, сковывающее двоих прочнее любых наручников, любых обещаний и гарантий. Это чувство появляется не всегда, и тогда физическая близость остается всего лишь сексом, но иногда «телесный контакт» высекает искру, и в сексуальных партнерах просыпается огонь, не угасающий даже тогда, когда затухает пожар страсти.

Николь и Ким лишь дошли до этой невидимой черты, но еще не переступили ее. Чтобы слиться в единое целое, надо пройти горнило страсти. Сейчас обоих мучил неутоленный голод желания.

Ким вздохнул. Их путешествие только началось. Что ждет впереди: короткий роман, мимолетная связь или нечто более глубокое и значительное? В любом случае Ким знал, что никогда не пожалеет о сорвавшемся отпуске, о том, что обстоятельства свели его с этой замечательной женщиной.

— Итак, мисс Линдсей, каковы наши следующие действия?

От Николь не укрылся двойной смысл его вопроса. Ее тело еще горело от недавних ласк, требуя продолжения, но благоразумие и чувство ответственности уже взяли верх.

— Мне надо принять душ.

— А потом?

— Сегодня к вечеру нам нужно быть в Сан-Бернардино. Вы же хотите, мистер Букнер, очистить свое имя от подозрений?

Он усмехнулся:

— Пожалуй, эта цель отошла на второй план.

— Вот как? И что же вышло на первый?

— Не забывайте, что у меня отпуск. Вы заставили меня сменить обстановку, и я жажду свежих, острых впечатлений.

Николь пожала плечами, встала и направилась к ванной.

— Не буду возражать, если вам удастся совместить необходимое с приятным.

Дверь за ней закрылась. Киму показалось, что последние слова Николь произнесла с улыбкой.

Сложив вещи и перекусив, они выехали на шоссе. По расчетам Николь, время в пути не должно было превысить десяти часов. Единственное, что могло помешать, это надвигающийся дождь: по небу уже ползли серые низкие тучи.

Ведя легкий, непринужденный разговор, рассказывая о себе, братьях и работе, Николь всячески избегала темы, касающейся ее и Стэна, имя которого она повторяла во сне.

Стоило ему заговорить о ночном кошмаре, как его спутница хмурилась и замыкалась в себе. Когда же Ким прямо спросил, кто такой Стэн, Николь неохотно ответила, что Стэн Хьюз был ее напарником и погиб при задержании преступника.

А вот Николь преуспела в сборе информации о нем. Ловко направляя ход беседы, она вытянула из Кима столько всевозможных сведений, что он даже удивился: оказывается, жизнь, казавшаяся ему скучной, однообразной и монотонной, была полна событий и приключений!

Не желая портить настроение ни Николь, ни себе, он отказался от дальнейших расспросов, решив, что время для откровений еще не наступило.

Они провели в пути всего лишь четыре часа, но у Кима уже сосало под ложечкой.

— Знаешь, я бы, пожалуй, перекусил.

Николь пошарила рукой за козырьком и вытащила шоколадку.

— Ты просто бездонная бочка. Не вздыхай, позже мы сделаем остановку и съедим что-нибудь более основательное.

— Все дело в том, что я потратил много сил накануне, — объяснил Ким.

— Бери шоколад и имей в виду, что тебе повезло. Ты мне нравишься, иначе довольствовался бы «Диролом».

— Я применил бы силу.

— Думаешь, что справился бы со мной?

Ким вспомнил, как ловко она уложила его на лопатки на кровати.

— Знаешь, схватка могла бы быть интересной, особенно в такой тесноте. — Он многозначительно взглянул на Николь. — Не хочешь попробовать?

— Ха, да, здесь не развернешься! — отозвалась она, и Ким не без удовольствия заметил на ее щеках румянец смущения.

— Теснота не всегда недостаток, у нее есть свои преимущества. Когда-нибудь занималась этим в машине? — не унимался Ким.

— По-моему, мы говорили о шоколаде?

— О шоколаде? Да, конечно, но ведь в жизни есть кое-что послаще, не так ли? Неужели ты собираешься умереть, не попробовав секса в машине?

Она пожала плечами и сухо заметила:

— Думаю, нам сейчас не до этого.

Ким поднял руку и провел указательным пальцем по нежной, бархатистой коже ее шеи. Эффект от его прикосновения не ослабел.

— Давай не будем ограничивать себя временем, у нас его предостаточно. Даже если мы и опоздаем немного…

— Я и не хочу ограничивать нас какими бы то ни было рамками. И давай отложим эту тему на другой раз, когда мне не надо будет смотреть на дорогу, хорошо? Пожалуйста.

Удовлетворив мужское тщеславие, Ким позволил себе временно отступить.

— Что ж, будь по-твоему. Поболтаем о чем-нибудь менее возбуждающем. Ты давно занимаешься розыском сбежавших преступников?

Николь облегченно вздохнула.

— Вообще-то я в этом бизнесе с семнадцати лет, но сертификат, дающий право работать на судебные органы штата, получила лишь два года назад.

— С семнадцати лет? Не рановато ли? Как-никак приходится иметь дело не только с мальчишками, ворующими велосипеды, но и с настоящими преступниками. Или это как-то связано с семейными традициями? Чем занимается твой отец?

— Мои родители погибли, когда мне было пятнадцать. Отец тоже работал в полиции. По большей части мною занимался Роджер, хотя мой второй брат, Питер, тоже помогал до того, как ушел в армию.

Ким помолчал. Дожевал шоколадку, потом повернулся к Николь.

— Извини, я не знал, что твои родители умерли. Наверное, вам пришлось нелегко.

Она грустно улыбнулась. Ким был первым мужчиной, которому ей хотелось рассказать о себе все.

— Не знаю, было ли бы нам легче, если бы они остались живы.

Он вздрогнул.

— О чем ты говоришь?

Дождь стал сильнее. Видимость ухудшилась, и Николь пришлось сбросить скорость.

— Хочешь услышать печальную историю?

Ким понимал, что она слишком долго молчала, копя в себе боль, отчаяние, обиду и, возможно, страх, и теперь хотела выплеснуть все это, избавиться от невыносимого, гнетущего эмоционального бремени.

— Я слушаю.

— Дело в том, что мои мать и отец собирались развестись. Они прожили вместе восемнадцать лет, и все шло хорошо. Но потом моя мама познакомилась с одним человеком, работавшим в Анахайме. — Она вздохнула, и Ким заметил, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в рулевое колесо. — Их связь длилась два года, причем отец ни о чем не догадывался. Мать и этот мужчина встречались то в Анахайме, то в Санта-Ане, то где-то еще. Потом, как это часто бывает, отцу позвонили и сказали, что жена наставляет ему рога.