Недоумение выглядело убедительно. Артист! Видно, сказываются долгие годы репетиций. Начал он тринадцать лет назад: позвонил в соседнюю школу, представился инструктором райкома комсомола и объявил, что надо собрать с учеников по тридцать копеек на защиту зеленых насаждений. Ему поверили, и деньги были собраны даже раньше намеченного срока. Это обстоятельство и погубило тщательно продуманную операцию: из школы позвонили в райком, и обман раскрылся. Когда в условленный день Золотов пришел за добычей, его ожидала милиция.

Наверное, мои мысли как-то отразились на лице, потому что Золотов вдруг умолк и тут же широко и дружелюбно улыбнулся.

— Впрочем, что это я? Задача следователя и состоит в том, чтобы выдвигать догадки. У вас они называются версиями, правда?

— Догадка отличается от версии так же, как содержимое вашего бара от этикеток на бутылках.

Открытая улыбка исчезла в мгновение ока.

— А задача следователя — доказывать определенные явления, события, факты. Выдвижение версий — только способ достижения этой цели. Хотя, признаться, я не способен придумать ни одной версии, объясняющей все ваши фокусы.

Есть люди, которых невозможно смутить самыми очевидными, убийственными фактами, так же как невозможно уложить на лопатки куклу-неваляшку. Золотов относился к их числу. Минутная растерянность прошла, и он вновь улыбнулся как ни в чем не бывало…

— Что делать — грешен! Но это не моя вина. Я сам — жертва экономических и психологических противоречий. Судите сами: люблю, чтоб все было красиво. Сигареты — фирменные, спиртное — из известных подвалов… Словом, определенный уровень… Но сталкиваешься с суровой действительностью: всего этого так просто не купишь, а на толчке — дорого! Получаются своего рода «ножницы»…

Он растопырил средний и указательный пальцы…

— Говоря по-простому, возможности не соответствуют желаниям. А если придерживаться психологической терминологии, у меня повышенный уровень притязаний. Что же делать?

Золотов наставил на меня указательный палец, можно было бы сказать, «как пистолет», но толстый, с обгрызенным ногтем, он больше напоминал сардельку.

— Приходится прибегать к компенсации. В красивую заграничную бутылку наливаю дешевого, имеющегося в изобилии вина… И волки сыты, и овцы целы. Конечно, испытываешь некоторое недовольство собой, этакий дискомфорт. Но что делать… Как-то успокаиваешь сам себя: дескать, «это последний раз» или там «ничего, наступят лучшие времена».

— А вы не думали, что «компенсация» подобного рода перейдет в привычку? И с каждым разом неприятных ощущений будет все меньше и меньше, а когда появится возможность купить настоящий «Камю», вы предпочтете налить в испытанную бутылку все тот же коньячный напиток?

Я ожидал увидеть прежнюю бесшабашную улыбку, но реакция Золотова неожиданно была другой.

— Представьте, думал. — Он стал печальным и, по-моему, на этот раз не притворялся. — Такие игры засасывают, как омут. И есть риск превратиться в дешевого фраера, скаредного, ничтожного и жалкого. Я знаю много подобных людишек… Но мне такое не грозит.

— Так думает каждый. Упомянутые дешевые людишки тоже были уверены уж кого-кого, а и х в омут не затянет.

— Я понимаю. Человеку свойственно примерять на себя только успех, славу, ордена, почет и уважение… Болезни, слабости и неудачи всегда проецируются на других… И все же! — Он опять взбодрился. — Я рассчитываю на выигрыш. И эти проделки с портвейном — для меня дело временное. Настанет момент, и я смогу угощать своих гостей самым лучшим, качественным и дорогим. Только что это изменит? Для них — ничего, они и сейчас с удовольствием жрут «чернила», да еще нахваливают… Свинье все одно желуди или кетовая икра — лишь бы брюхо набить. Для меня — да! Другая самооценка, другое ощущение жизни…

— Вы считаете себя на голову выше окружающих?

— К сожалению… Не знаю, как вас, а меня окружают далеко не лучшие представители человеческого рода. Можно сказать — отбросы!

Я несказанно удивился.

— Но вы же их сами выбираете!

— Да мне и удобнее со всякой швалью — не надо церемониться, можно вести себя как захочется, к тому же они послушны… Правда, иногда бывает противно…

— И что же тогда?

— А ничего. Противно, но привычно. Дашь по морде кому-нибудь для разрядки — и все. А тот еще боится, как бы я зла не затаил. У них же ни ума, ни фантазии, поэтому со мной и интересно. Можно закурить?

Золотов совсем освоился в кабинете следователя и даже предложил мне сигарету. После первой затяжки он с силой выпустил тонкую струю дыма и тут же разогнал его рукой.

— Честно говоря, надоело мне все. У человека очень узкий диапазон удовольствий. Еда, выпивка, женщины… Все уже было, все приелось… Есть фармазоны, щеголяющие присказкой «воровать — так миллионы, спать — так с королевами!». А сами сшибают копейки и мятые рубли, таскаются с грязными шлюхами… Да и где их взять, королев? Утонченность, внутренняя культура этого не купишь, как платье, дубленку или туфли.

— Скажите, Золотов, о каком выигрыше вы говорили? После чего жизнь другая настанет и портвейн в прошлое уйдет?

Он опять остро взглянул мне в глаза.

— Да это же абстракция! Аллегория! Может, на скачках выиграю…

Золотов снова стал самим собой — веселым и добродушным рубахой-парнем.

Но, подписав протокол, он, немного помедлив и стараясь, чтобы это получилось естественно, спросил:

— Когда можно на дачу спокойно пойти?

— А почему вы спрашиваете? Дача ваша, когда хотите, тогда и идите.

— Но сейчас ведь она под наблюдением?

— Почему вы так решили? В наблюдении нет никакой необходимости.

Это была чистая правда, но я сказал ее таким тоном, что можно было не поверить. Судя по настороженному взгляду Золотова, он и не поверил.

Я озабоченно заглянул в календарь и как бы машинально проговорил:

— С понедельника можете смело туда направляться.

И хотя, как я уже сказал ранее, он мог отправляться туда в любой день, теперь Золотов понимающе кивнул головой и спешно попрощался.

— Ну и тип! — Ребята присутствовали при допросе, и Петр поспешил дать волю накопившимся чувствам. — Хамелеон!

— А зачем вообще нужно такое тщательное изучение Золотова? Разве все это имеет отношение к делу?

— Может, и не имеет. Но поскольку существует возможность найти какой-нибудь штрих, дополняющий картину происшедшего… В общем, следователь должен использовать все шансы.

Сказав это, я положил еще один аргумент и на чашу весов в том подсознательном споре, который вел сам с собой после ухода Золотова, и придвинул телефон.

Добродушный тон начальника райотдела резко изменился, едва он услышал, чего я хочу.

— Зачем там нужна засада? Кого ловить? Что, нам больше делать нечего? Вон нераскрытых квартирных краж сколько, по ним работать и работать! Да у меня и людей нет! Петров болеет, Иващенко на учебе, Карпов в отпуске!

Словом, я выслушал то, что обычно приходится выслушивать в подобных случаях. И сказал то, что обычно: напоминал об обязанности органа дознания выполнять поручения следователя; убеждал в необходимости предлагаемого мероприятия, грозился доложить Белову.

Наконец Молоков сдался.

— С понедельника, говоришь? Ну ладно, что-нибудь придумаем… Но на два-три дня, не больше!

В дверь постучали, вошел очередной посетитель — высокий, склонный к полноте мужчина с надменным одутловатым лицом.

— Золотов Федор Владимирович, — важно отрекомендовался он, протягивая руку. — Я зашел к прокурору, но Павел Порфирьевич порекомендовал обратиться непосредственно к вам.

— Очень хорошо. — Я вытащил из ящика стола бланк протокола допроса свидетеля. — У меня как раз есть к вам вопросы.

— Вы что, собираетесь меня допрашивать? — оскорбленно спросил Золотов.

— Ни в коем случае. Просто побеседовать и записать кое-что в протокол, как требуется по закону.

Некоторых слово «допрос» оскорбляет, но, если его убрать, к самой процедуре они относятся довольно спокойно. Федор Владимирович тоже успокоился.