— Почему бы тебе не отправиться с нами?

— Не воображай, что ты можешь меня уговорить! Теперь я уже обещал моей доброй Фее стать хорошим мальчиком, а я свои слова не бросаю на ветер.

— Ну что ж, тогда прощай! И передай от меня тысячу приветов школам, гимназиям и реальным училищам, если ты по дороге их встретишь!

— Прощай, Фитиль! Счастливого пути, многих удовольствий и думай иногда о своих друзьях!

После этих слов Деревянный Человечек направился к дому. Однако, сделав два шага, он опять остановился, обернулся к своему другу и спросил:

— Но ты действительно уверен в том, что в той стране каждая неделя состоит из шести четвергов и одного воскресенья?

— Совершенно уверен.

— И ты действительно совершенно уверен в том, что осенние каникулы начинаются первого января и кончаются тридцать первого декабря?

— Совершенно убежден!

— Какая замечательная страна! — сказал Пиноккио еще раз и сплюнул от удовольствия. Потом он сказал с твердой решимостью и очень быстро: — Итак, прощай! Доброго пути!

— Прощай.

— Когда вы отъезжаете?

— Немедленно.

— Жаль! Если бы до отъезда оставался час, я бы, пожалуй, решился подождать.

— А Фея?..

— Теперь все равно слишком поздно… Какая разница, вернусь я домой на час раньше или позже.

— Бедный Пиноккио! А если Фея тебя будет ругать?

— Пусть ругает. Наругавшись вдоволь, она успокоится.

Между тем наступила ночь, непроглядная ночь. И тут они увидели, как вдали запрыгал огонек, и услышали звон колокольцев и дальний мелодичный звук трубы.

— Это он! — вскричал Фитиль и вскочил на ноги.

— Кто? — прошептал Пиноккио.

— Фургон, на котором я поеду. Поедешь со мной или нет?

— И это действительно правда, — спросил Деревянный Человечек, — что в той стране вообще не надо учиться?

— Ни-ни-ни!

— Какая замечательная страна, какая замечательная страна, какая замечательная страна!

Наконец фургон приблизился, причем совершенно бесшумно, так как его колеса были обернуты паклей и ветошью.

Фургон тащили двенадцать упряжек маленьких ослов, все одного роста, хотя и различной окраски.

Некоторые были серые, другие — белые, третьи — в крапинку, словно осыпанные перцем и солью, а четвертые — в синюю и желтую полоску.

Но самое удивительное было то, что на ногах у всех двадцати четырех осликов были не подковы, как у других вьючных животных, а белые кожаные сапожки, как у людей.

Кто же был кучером этого фургона?

Представьте себе господинчика, толстенького, кругленького и мягонького, как масляный шар, с лицом, похожим на розовое яблочко, с ротиком, беспрерывно смеющимся, и с тоненьким льстивым голоском, похожим на голосок кота, выпрашивающего что-то вкусненькое у своей хозяйки.

Все мальчишки при виде его бывали очарованы и взапуски лезли в его фургон, с тем чтобы он их отвез в ту истинно блаженную страну, которая обозначена на географической карте под манящим названием Страна Развлечений.

И действительно, фургон был уже полон мальчишек от восьми до двенадцати лет. Он был набит ими, как бочка селедками. Мальчишкам было так тесно и неудобно, что они еле дышали, но никто из них не кричал «ой» и никто не жаловался. Прекрасная надежда через несколько часов очутиться в стране, где нет ни книг, ни школ, ни учителей, делала их такими счастливыми и довольными, что они уже не боялись никаких усилий и тягот, не хотели ни есть, ни пить, ни спать.

Как только фургон остановился. Господинчик, бесконечно кривляясь и выламываясь, обратился к Фитилю с улыбкой:

— Скажи мне, мой красавец, ты тоже хочешь отправиться с нами в счастливую страну?

— Конечно, хочу.

— Но я должен обратить твое внимание, мой красавчик, на то, что в фургоне нет места. Как видишь, он переполнен.

— Неважно, — возразил Фитиль, — раз в фургоне нет места, я усядусь на дышло.

И, подпрыгнув, он очутился на дышле.

— А ты, родненький, — льстиво обратился Господинчик к Пиноккио, — что нужно тебе? Поедешь с нами или останешься здесь?

— Я останусь, — ответил Пиноккио. — Я пойду домой. Я хочу заниматься и делать успехи в школе, как все другие приличные ребята.

— Бог в помощь!

— Пиноккио, — вмешался Фитиль, — послушай меня, поезжай с нами, и мы весело заживем.

— Нет, нет, нет!

— Поезжай с нами, и мы весело заживем! — крикнули четыре голоса из фургона.

— Поезжай с нами, и мы весело заживем! — подхватили все сто голосов.

— А если я с вами поеду, что тогда скажет моя добрая Фея? — спросил Деревянный Человечек, начиная колебаться.

— Зачем тебе думать об этом! Лучше думай о том, что мы едем в страну, где будем бегать без дела с утра до вечера.

Пиноккио ничего не ответил, только вздохнул. Потом он вздохнул еще раз и еще раз. И после третьего вздоха он наконец сказал:

— Раздвиньтесь немного. Я тоже поеду.

— Места все заняты, — ответил Господинчик, — но, чтобы ты видел, как мы тебе рады, я могу уступить тебе свое кучерское место.

— А вы?

— Я пойду пешком рядом с фургоном.

— Нет, этого я не могу допустить, я лучше сяду к одному из этих осликов на спину, — возразил Пиноккио.

И он сразу же подошел к ослику — это был правый ослик в первой упряжке — и попытался прыгнуть ему на спину. Но милое животное внезапно обернулось и с такой силой ударило его мордой в живот, что Пиноккио грохнулся на землю и задрыгал ногами.

Можете себе представить оглушительный хохот мальчишек, когда они это увидели.

Но Господинчик не смеялся. Он тут же подошел к строптивому ослику, притворился, что целует его, но при этом в наказание откусил ему половину правого уха.

Между тем Пиноккио, разъяренный, вскочил на ноги и ловко прыгнул бедному животному прямо на спину. И прыжок был такой точный и красивый, что мальчики перестали смеяться и воскликнули: «Да здравствует Пиноккио!» — и разразились нескончаемыми аплодисментами.

Вдруг ослик поднял задние ноги и отшвырнул Деревянного Человечка на дорогу, прямо на кучу щебня.

Тут снова раздался невероятный хохот. Но Господинчик не рассмеялся, а преисполнился такой любви к беспокойному ослику, что вместе с поцелуем откусил ему половину и левого уха. Потом он сказал Деревянному Человечку:

— Садись снова и не бойся. Этот ослик не без причуд. Но я ему шепнул одно словечко и надеюсь, что теперь он будет сдержанный и смирный.

Пиноккио уселся. Тронулись. Но в то время как ослики бежали галопом и фургон тарахтел по камням мостовой. Деревянному Человечку послышался тихий, чуть внятный голос, сказавший ему:

— Бедный дурень, ты сделал по-своему, и ты пожалеешь об этом!

Пиноккио, испуганный, осмотрелся по сторонам, не понимая, кто произнес эти слова. Но он никого не увидел: ослики бежали галопом, фургон катился полным ходом, мальчишки в карете спали. Фитиль храпел, как сурок, а Господинчик на облучке напевал про себя:

Когда они проехали еще с полкилометра, Пиноккио снова услышал тот же тихий голосок, сказавший ему:

— Имей в виду, болван! Мальчики, бросившие учение и отвернувшиеся от книг, школ, учителей, чтобы удовольствоваться только игрой и развлечениями, плохо кончают… Я это знаю по собственному опыту… и могу тебе это сказать. В один прекрасный день ты тоже будешь плакать, как я теперь плачу… но тогда будет слишком поздно.

При этих словах, похожих больше на шелест листьев, нежели на человеческую речь, Деревянный Человечек страшно испугался, спрыгнул со спины ослика и схватил его за морду.

Представьте себе его изумление, когда он заметил, что ослик плачет… плачет, как маленький мальчик.