— Но, капитан… — Проводник словно не расслышал замечание юноши.

— Пожалуйста, называйте меня просто мистер Фрике, — перебил его француз. — Так будет лучше!

— Слушаюсь, сэр, — продолжал тот, удивленный реакцией парижанина, который со временем мог бы получить, по крайней мере, чин майора. — Вам, очевидно, знакомы их уловки. Я с вами совершенно согласен… Мистер Андре, вы отличный стрелок. Не сможете ли подстрелить ту подозрительную лошадь, замеченную мистером Фрике?

— Извольте. Попробую доставить вам удовольствие.

И Бреванн, не слезая с коня, выстрелил. Лошадь взвилась на дыбы и рухнула на землю. Прятавшийся у нее под брюхом всадник отпрыгнул в сторону.

— Блестяще! — восхитился молодой человек.

— Браво, майор, — одобрительно кивнул ковбой.

— Опять за свое, — пробурчал Фрике. — Теперь вы произвели в майоры моего друга! Послушайте, мистер Билл, раз все так просто, соблаговолите присвоить Андре звание генерала — ведь как-никак возглавляет экспедицию он. Скажите, у вас достаточно для этого власти?

Последующие стремительно развивавшиеся события избавили полковника от ответа на каверзный вопрос юноши.

Индейцы, поняв, что их хитрость разгадана, бешено заулюлюкали и, уже не таясь, вскачь вылетели из засады.

Трое искателей приключений без промедления помчались в прерию, отчетливо сознавая опасность сражения с превосходящими силами краснокожих — шестеро на одного при равном вооружении каждого.

Парижанин часто размышлял о том, зачем американцы позволяют туземцам запасаться оружием, навлекая себе на голову большие затруднения с дикарями. Ответа он не находил.

Лошади у наших героев были превосходные, поэтому они вполне смогли уйти от погони, и проскакав часа четыре кряду, благополучно достигнуть своего лагеря, где оставались фураnote 8 с провизией, запасные лошади, а также еще семеро нанятых ими вместе с полковником ковбоев.

Американец хорошо знал дорогу и уверенно вел своих спутников.

Индейцы предпринимали отчаянные попытки настигнуть храбрецов, но те были спокойны: их ждут семеро отважных молодцов, и вдесятером они без труда одолеют преследователей.

Вот наконец и стоянка. Криками «ура» они возвестили о своем возвращении.

Но что это? Их встретила тишина: нигде не было видно ни лошадей, ни людей. А между тем туземцы уже буквально наступали на пятки.

Въехав в лагерь, они увидели у потухшего костра только фуру. Сердце всадников кольнуло дурное предчувствие. Чуть поодаль в примятой траве их взору открылось страшное зрелище.

Дюжина волков с окровавленными мордами нехотя оставила свой пир и удалилась прочь при виде подъезжающих всадников. Над трупами кружили алчные, но трусливые коршуны.

В нескольких шагах от фуры у потухшего костра лежало шесть изуродованных трупов. Судя по всему, несчастные были застигнуты врасплох, когда ужинали. На них напали сзади. Все шестеро были оскальпированыnote 9, остальное довершили волки.

Полковник передвинул во рту табачную жвачку, кашлянул и сплюнул.

— О Боже! Что сотворили с моими товарищами!.. Хотя они тоже хороши: позволить перерезать себя, как ягнят. Но почему только шесть трупов?.. А! Седьмой стоял на часах. Вон его останки, в пятнадцати шагах отсюда! По рыжему клочку волос на подбородке узнаю полковника Джима. Хороший был человек, очень любил виски. Не удивлюсь, если окажется, что в наше отсутствие он дорвался до спиртного, забыв, что напиваться, когда охраняешь лагерь, по меньшей мере неосторожно. Ну, что скажете, джентльмены? Я был прав, укокошив того негодяя?

— Вы думаете, это он участвовал в нападении на лагерь?

— Говорят, индейцы никогда не нападают без объявления войны.

— Так было раньше, — пояснил проводник. — Теперь они не придерживаются этого правила. Правда, и мы тоже.

— Значит, на Дальнем Западе почти все время идет война?

— Да, джентльмены. И она не утихнет до тех пор, пока все краснокожие не будут истреблены или ассимилированы.

— Кто же так подло убил наших товарищей?

— Полагаю, мародеры, повстречавшиеся нам неподалеку от Уэтсбурга. Они причисляют себя к племени Просверленных Носов. Живут на границе так называемых резервных земель вблизи факторий, основанных пионерамиnote 10, и никому не подчиняются.

— На них нельзя найти управы?

Американец громко расхохотался, что было весьма неуместно в подобной ситуации.

— Такое могло прийти в голову только французам. — заметил он не без иронии. — Чего захотели — управы! Здесь вся управа — винтовка. Если ты смел и силен (он похлопал рукой по винчестеру) — твоя правда, а если нет — уноси поживей ноги.

— Нам было бы обидно уйти отсюда, не поохотившись, — перебил его Фрике. — Ведь фура с провизией уцелела.

— И это мне кажется странным, — обронил Андре.

— Ничего странного, — самоуверенно заявил ковбой. — Они взяли лошадей, сбрую, оружие, патроны. А тяжелые и громоздкие, окованные железом дубовые ящики им ни к чему. Вскрыть — нельзя, да и топором не разрубишь.

— Фуру можно при необходимости превратить в настоящую крепость, — заметил молодой человек.

— В этой крепости из нас изготовили бы копченые окорока. Боже мой, мистер Фрике, вы не имеете ни малейшего представления о войне в прерии. Сейчас единственная наша надежда — на быстрые ноги коней. Эти негодяи, вот увидите, не преминут поджечь траву… А трава прекрасная! Отменный корм для бизонов. И отличные пастбища для скота. Впрочем, об этом подумаем позже. А сейчас… Наши лошади, кажется, немного передохнули. Подадимся в сторону земель индейского племени Плоскоголовых.

— Это далеко?

— Тридцать пять миль.

— То есть шестнадцать французских, или шестьдесят тысяч восемьсот метров.

— А наши лошади выдержат?

— Это я вам скажу завтра, если останусь в живых. — И, даже не бросив прощального взгляда на трупы товарищей, проводник пришпорил коня. Французы последовали за ним. Они мчались галопомnote 11 по буйной траве прерии уже более часа, когда парижанин спросил:

— Так, по вашему мнению, полковник, нас преследует погоня?

— Безусловно, капитан… то бишь мистер Фрике. И даже опасаюсь, что число преследователей увеличилось вдвое. Я им так насолил, что они захотят во что бы то ни стало заполучить мой скальп. Но мы еще посмотрим… Черт возьми! — вдруг воскликнул он, резко осадив коня.

— Что случилось?

— Господа, вы чувствуете запах гари?

— Нет, — дружно отозвались французы, втягивая носом воздух.

— То-то и видно, что вы не привычны к жизни под открытым небом. Когда проведешь, как я, десять лет в прерии, нюх делается как у зверя.

— И что же вам говорит ваше изощренное обоняние? — с некоторой насмешкой поинтересовался юноша. — Можно узнать?

— Разумеется. Я не берусь утверждать наверняка, но думаю, что где-то недалеко отсюда горит трава, а это чревато опасностью сперва задохнуться в дыму, а потом сгореть заживо…

— Если только…

— Если только мы не угодим в лапы краснокожих бродяг.

— Ах да!.. Знаю! Столб пыток… Читал об этом в книгах.

— Не смейтесь, молодой человек. Я видел собственными глазами, как белых людей подвешивали над костром и жарили на медленном огне, а женщины выдергивали суставы пальцев и вырезали на спинах несчастных узкие ремешки из кожи. Сами же воины в это время лихо распевали свои дурацкие песни.

— Если они при этом еще и фальшивили, то мучения становились поистине нестерпимыми.