Вдруг раздался страшный удар, от которого ходуном заходил весь погреб; потом второй и третий, такой сильный, что Хольт спиной почувствовал, как дрожит капитальная стена. По проходу пронесся сильный порыв ветра. Хольт услышал над самым ухом голос фрау Цише: «Святая Мария… матерь божья… будь нашей опорой и защитой!» Со стороны входа в погреб донесся пронзительный крик: «Горим!» А за ним грубый окрик, потонувший в общем гаме: «Все присутствующие мужчины… тушить пожар!» Хольт хотел подняться, но фрау Цише вцепилась в него с криком: «Пожар… Бежим… Выведи меня отсюда!» Безумие, думал Хольт, это какое-то безумие! В ушах его звучал голос Вольцова: «Эти сволочи… они накидали в огонь фугасных бомб!» Но тут его тряхнуло с такой силой, что он стукнулся головой об стену, свет погас в его глазах. Хольт тщетно силился вздохнуть, его бил кашель, грудь разрывалась от кашля…

Прошло немало времени, прежде чем он нащупал в кармане фонарик. Световой конус уткнулся в белую непроницаемую стену известковой пыли. Хольт стряхнул с себя фрау Цише, поднялся, наткнулся на чье-то тело, перешагнул через него, ощупью повернул вправо и наступил на обломки и щебень. Он стукнулся головой обо что-то твердое: провалившийся потолок! Он все еще кашлял, но пыль постепенно оседала. Засыпало! Хольт хотел крикнуть, но мешало мучительное удушье. Наконец он отдышался, усилием воли подавил страх, но мысли все еще не слушались. Завеса пыли становилась прозрачной. В свете мечущегося светового конуса Хольт оглядел уголок убежища, где их засыпало. Остатки неугомонившегося страха рождали в сознании бессвязные слова: в одиночестве, непроглядной ночью, на безнадежном посту… Старичок, охая, поднялся с пола. Малютка зашлась кашлем, при каждом вздохе у нее свистело и клокотало в легких, словно ее бил коклюш. Из груды щебня торчали две ноги в синих лыжных штанах… Фрау Цише кашляла и задыхалась… А если смерть мне суждена — и перед ней не дрогну я… Он подумал: крепись!.. крепись!.. И снова, и снова: крепись. Он подумал: скоро горнист заиграет подъем… Вдруг его осенило: дверная ниша!

Он протер глаза, известковая пыль разъедала их, словно ядовитой кислотой. Он схватил фрау Цише за руку и помог ей подняться, но когда она опять в него вцепилась, стряхнул ее на груду щебня. Он отодвинул назад старика и девочку, а потом скамьей, на которой они сидели, принялся таранить зацементированную нишу. Тщетно! Он не мог размахнуться как следует и только беспомощно долбил кирпич, пока верхняя доска не раскололась во всю длину. Тогда он отшвырнул скамью и принялся барабанить по стене кулаками. Он задыхался, он пинал ее ногой. Он кричал срывающимся голосом: «На помощь!» Всей своей тяжестью он навалился на стену и вдруг рухнул вперед и в кровь рассек лицо об острые камни. В ушах его стоял треск и грохот, он стонал от боли. А потом долго не мог шелохнуться и только тяжело дышал.

Когда он поднялся, с него градом посыпались камни. Он все еще держал в руке карманный фонарик. Фонарик потух. Хольт тряхнул его, и он загорелся. Перед ним тянулся длинный опустевший коридор. Далеко впереди бушевало ярко полыхающее пламя. Все давно уже выбрались наружу, подумал Хольт. Бежать! Он слышал позади вопли фрау Цише. Через пробоину в стене он полеэ назад в засыпанное бомбоубежище, поднял ее и крикнул: «Замолчи! Замолчи же!» Лицо ее было искажено страхом. Он взял девочку под мышку, точно сверток.

— Да помоги же мне! — кричала фрау Цише. — Мне, мне помоги! Брось ребенка!

Хольту пришлось снова оторвать ее от себя, чтобы перелезть с девочкой в соседний отсек погреба. Он помог перебраться фрау Цише, а затем и старичку. Фрау Цише судорожно в него вцепилась, и он потащил ее за собой по длинному коридору. У подножия лестницы лежали груды брошенного багажа. Наверху, вписанное в прямоугольник двери, клокотало красно-желтое пламя. Резким сквозным ветром его прижимало к земле. Слышно было, как на улице ревет пожар.

— Я не хочу в огонь… не хочу! — вопила фрау Цише. В отчаянии Хольт огляделся, ища другого выхода, — здесь, конечно, был другой выход, судя по резкому сквозному ветру, но Хольт слышал, как наверху то и дело рушатся стены и перекрытия. Вон отсюда! — подумал он. Горечь обреченности… В нише рядом с лестницей стояла большая цинковая ванна, наполненная водой. Рейхсминистр доктор Геббельс, «Обращение но поводу воздушной войны», — вспомнил Хольт. Мокрые простыни! — вспомнил он, но здесь не было простынь. Он окунул ребенка в воду — раз, другой, девочка очнулась и закричала, он положил ее наземь.

Фрау Цише упала на колени:

— Святой Иосиф, заступник и предстатель… помолись за нас в этот страшный час… Дева Мария… Заступись за тех, кто ныне взывает к тебе в смертных муках…

Когда Хольт схватил ее, она снова завопила:

— Только не в огонь!

Он насильно толкнул ее в воду. Каска задребезжала, ударившись о цинковую ванну. Хольт затрясся от судорожного смеха, а может быть, то был плач. Он окунул ее с головой в воду. Она захлебнулась, и, когда он вытащил ее из воды, у нее были глаза безумной. Хольт и сам залез в ванну, и вся его одежда насквозь пропиталась влагой, в ней был теперь добрый центнер весу. А где же старик? Старика нигде не было… За тех, кто ныне взывает к тебе в смертных муках…

— А теперь пошли! — Он поднял ребенка, фрау Цише снова на нем повисла:

— Меня, меня спаси, Иисус-Мария, брось ребенка!

Он оторвал ее от себя и потащил за руку вверх по ступеням. Девочка неподвижно повисла у него под мышкой. Когда они были уже на половине лестницы, откуда-то сверху свалился пылающий карниз и рассыпался перед открытой дверью, искры брызнули в лестничный прочет. В лицо им ударило невыносимым жаром. Хольт вытащил фрау Цише на волю. Ревущий пожар сомкнулся у них над головой, швыряя им в лицо снопы искр. Куда бежать? Где искать спасения? Все соседние дома были объяты пламенем, большими пластами горел тротуар, вздуваясь пузырями под лужами фосфора, раскаленный воздух обжигал легкие, повсюду валялись темные фигуры, обуглившиеся головешки, тлеющие матрасы, куда ни глянь — мертвые тела, где-то позади обвалился дом, перед ними на мостовую рухнул огромный пылающий фасад… Бежать!.. На Хольте загорелась пилотка, одной рукой он сорвал ее и отбросил далеко в сторону. Обхватив фрау Цише рукой, он поволок ее дальше, мокрое платье на них кипело. Хольт ничего уже не сознавал, он споткнулся о лежащий на дороге труп.