Кобб, следуя за другими стражниками, ехавшими на мулах, медленно продвигался через хлопок, изучая каждый метр покрытой кустиками земли.

Красные ядра оставались на том же месте. Радостное возбуждение покинуло их. Они стояли как вкопанные, напряжение сковало их по рукам и ногам, кулаки непроизвольно сжимались.

— Бог мой! — прошептал Толливер. — Чем бы ему помочь!

Флаш холодно посмотрел на него:

— Ты теряешь голову.

— Это невыносимо! — зарычал Толливер, повернувшись к ферме. — Ты дождешься, Поттс!

— Спокойно, Коко, — мягко сказал Флаш. — Не распаляйся.

Ле Васо лежал, втянув живот. Лицо его блестело от пота, руки тряслись. Он глядел на солнце, склонявшееся к горизонту. Сколько еще минут до сумерек? Десять, двадцать… Может, и больше.

Метр за метром приближались стражники.

Т. С. Банше по-прежнему оставался без движения.

С веранды фермы Поттс и Прюитт обозревали все происходящее. Прюитт наблюдал в бинокль.

— Что там? — спросил Поттс.

— Банше все еще ждет.

— Он никогда не выходит из себя, это точно, — сказал Поттс с удовлетворением. — А кто это вообще?

— Один из красных ядер.

— Не Грин, полагаю?

— Нет. Грин расположился, как будто спектакль в кабаке смотрит.

Поттс взглянул на часы. Прюитт воспользовался этим, чтобы схватить стоявшую на ящике бутыль и отхлебнуть глоток.

— Хоть бы эта дубовая башка пошевелилась, — раздраженно пробормотал Поттс.

Прюитт улыбнулся уголками губ:

— Готов поспорить на полдюжины сигар, что Банше уложит его следующим выстрелом.

— Ты уверен?

— Еще бы. У этого болвана нет ни малейшего шанса!

Поттс вытащил из кармана пухлый бумажник, извлек оттуда хрустящую бумажку в двадцать долларов и швырнул ее на ящик.

— Двадцать долларов, не уложит.

Улыбка Прюитта испарилась. Он с колебанием глядел на купюру:

— Двадцать долларов…

— Ты споришь или дурака валяешь, Колченогий?

У надсмотрщика сжались челюсти. Он вытащил из кармана пачку смятых бумажек, все купюры по одному доллару, аккуратно отсчитал двадцать штук и положил на ящик. У него оставалась только одна бумажка. Какое-то время он колебался, не решаясь оторвать руку от тех, что положил на ящик.

— Ты получишь много виски, если выиграешь, — посмеивался Поттс.

— Я уверен, что выиграю.

Прюитт оставил деньги на ящике и со злостью повернулся к полям.

В этот момент Ле Васо потерял выдержку.

Беглец рванул с поля в краснеющую долину. Длиннорукий тут же прицелился, палец его уже лежал на курке. Последовали четыре выстрела, и так быстро один за другим, что можно было подумать, что стреляли из револьвера. Гильзы упали, и не успела первая коснуться земли, как вылетели остальные.

Четыре выстрела легли с двух сторон от ног Ле Васо. С яростным воплем он покатился кубарем, но тут же поднялся и бросился вперед. Два выстрела справа, два — слева. Ле Васо опрокинулся, растянулся, подхватил свои цепи, вновь упал, ударившись челюстью о землю. Он обливался потом, глаза выкатились из орбит, губы дергались от тика. Он обтер рукавом пот, перед тем как вновь подняться.

Т. С. Банше быстро перезарядил винтовку. Черты его лица не выражали никаких эмоций. Он опять прицелился, выстрелил раз, другой, третий… Земля дрожала вокруг Ле Васо. Беглец уже не владел собой, он неудержимо мочился, пытаясь выдернуть из железа щиколотку, бился и дергался.

На этот раз он не поднялся. Стрелок не оставил ему на то времени, пули визжали над Ле Васо. С гнусным воем они впивались в землю совсем рядом с его корчащимся телом. Каторжник свернулся в клубок, пытаясь укрыться от стрельбы.

Стражники устремились к Ле Васо. Тот перестал двигаться и лежал распростертый, прикусив нижнюю губу. Рот его побелел от высохшей слюны. Слезы ярости струились из глаз.

Все было кончено. Приблизился Кобб, слез с мула, привязал Ле Васо за ноги. Вновь поднялся в седло и направился к ферме, волоча за собой плачущего каторжника. Его лицо билось об землю.

— Ле Васо надо было подождать, — сказал Толливер, — скоро должно было стемнеть…

— Ему не хватило сообразительности, — сказал Флаш.

— Что вы имеете в виду? — сухо спросил Грин. — Его могло спасти разве что какое-нибудь чудо.

Он бросил спорившим их табак и отвернулся.

Возле фермы Поттс спокойно собрал доллары и сунул в карман. Он улыбнулся Прюитту.

— Все обернулось, Колченогий, не так, как тебе хотелось, но в конце концов… Ты был вправе хоть немного развлечься. Однако за это надо платить… Это кой-чего стоит…

— Двадцать долларов! Ничего себе — кой-чего! Я так не считаю, и у меня ощущение, что вы с самого начала знали, что этот Банше намерен делать!

Поттс повернулся и сказал миролюбиво:

— Ну я бы не сказал, что ты всецело прав, Колченогий. Но надо быть кровожадным идиотом, чтобы подумать, что я буду платить хорошие деньги стрелку, которых убивает мне моих работников!

Хозяин, посмеиваясь, направился к конторе.

— И заметь, я не говорю, что ты кровожадный идиот… — добавил он.

Прюитт глядел ему вслед. Он скрипнул зубами, и, схватив бутылку, поднес к губам. В ней Не было ни капли. Отбросив бутыль подальше, Прюитт поплелся, волоча ногу.

Ночь, желтый свет лампы в палатке.

Ле Васо лежал, распростертый на спине, со вспухшими глазами, сломанным носом, весь в синяках. Губы его с трудом раздвинулись:

— Знаете, Поттс не так уж жесток.

— Ах, вот как? — иронически сказал Ля Трим. — Тогда как же тебе удалось так разделать себе морду?

Ле Васо потрогал лицо:

— Колченогий… Он должен был увести меня после головомойки, которую мне задал Поттс. Но он повел меня за амбары. Я уверен, этот подонок хотел меня убить!

— В любом случае тебе еще крупно повезло, — мягко сказал Флаш. — Т. С. Банше мог бы всадить тебе дюжину пуль в череп.

— Ну… Тем не менее, если б его там не было, я бы утек цел и невредим.

— Тем не менее ты здесь! — печально сказал Болт.

Ле Васо, корчась от боли, медленно повернулся набок, ища поддержки у Толливера.

— Ты не веришь, что мне бы удалось, Толли?

Толливер с мрачным видом осматривал полотно палатки над своей головой.

— Какая тебе разница, верю я или нет. Болт прав, ты здесь, вот и все.

— Но…

— Спи же ты, Васо! — рявкнул Толливер. Затем его голос смягчился. — Ты ведь так намучился.

— Спокойной ночи, Толли, — вздохнул Васо. — Спокойной ночи, ребята.

Они перебросились еще парой слов, погасили лампу и погрузились в тяжелый сон. Один -Грин бодрствовал, куря сигарету. Широко открытые глаза в упор смотрели на ткань палатки, он размышлял. Потом он принял решение.

Рассвет.

Красные ядра лежат в палатке. Ле Васо и Ля Трим тяжело храпят. Болт спит спокойным сном, мерно и глубоко дыша, вытянув руки и ноги. Флаш скрючился, во сне он потерял свою стройность. Сейчас это всего лишь комок черного тела, подергивающегося в забытьи. Толливер едва дремлет. Грин спит на животе, голова на сложенных руках.

Раздался звук колокола, стража начала выкрикивать приказы.

Прикованные к ядрам просыпались.

Только Грин и Флаш оставались без движения. Остальные же, раскрыв покрасневшие глаза, ругались, чертыхались вполголоса, ворчали, начинали подниматься, массируя затекшие мускулы, грязными руками ероша волосы и гримасничая.

Болт наклонился к Флашу.

— Эй, человек из Гальвестона… Эй! — прошептал он с нежностью.

Флаш вытянул свое гибкое тело и заворчал. Он вытаращил глаза и мгновенно вскочил.

— Я и в самом деле поверил, что выбрался отсюда! — простонал он.