В Ригу я вернулся весной 1602. И буквально следом за мной в гавань пришли корабли с зерном. Куплено оно было по более высоким ценам, чем в обычные годы, но если учесть, как я мог им распорядиться — цены ему не было. Великий Голод уже показал свой волчий оскал, так что желающих работать за еду для себя и семьи было хоть отбавляй. Укрепления возводились на редкость быстрыми темпами.

Как выяснилось, торопился я не напрасно. В августе[12] до меня дошла весть, что Замойский все-таки решил возобновить боевые действия. И даже выделил часть денег для оплаты жалования войску из своих личных средств[13]. Ну, что ж… посмотрим, чем всё это закончится.

Замойский оказался тем еще фруктом. Я ждал его с распростертыми объятиями под Ригой, а он потащился к Феллину. Сначала мне было непонятно — что за хрень вообще происходит. Но потом мои соглядатаи принесли весьма любопытные вести. Замойский шел воевать именно с Швецией, так что Рига, имеющая неясный статус (и русское войско внутри) была проигнорирована до лучших времен. Ссориться с Московией Речь Посполитая не хотела. И я примерно догадывался, почему.

Насколько я помню историю, в Польше должен был уже стартовать проект «Лжедмитрий». Полагаю, придуман он был заранее, как заранее под него было придумано несколько легенд. Читал я в свое время одну такую — о том, что «царевич» сделав вид, что помирает, открыл «тайну» своего происхождения на исповеди. Причем, для пущей уверенности, раз несколько. Но только полный валенок может поверить, что поляки ему поверили и потащились завоевывать ему трон.

Я слишком хорошо знаю иезуитов, которые стояли за всей этой историей. Эти ребята никогда и ничего не делают наобум. Могу поспорить на что угодно, что информация о реальном царевиче Дмитрии долго собиралась, анализировалась, опрашивались очевидцы и искались подходящие кандидаты. Не только максимально похожие на полученные описания, но и с нужным складом характера[14].

Иезуиты затевали эту авантюру чтобы закрепиться, наконец, в России, куда их не пускали, а некоторым полякам не нравилось, что с Россией было заключено перемирие аж на 20 лет. Замойский, кстати, был резко против «дранг нах остен», и, возможно, еще и поэтому решил с Ригой не связываться.

Впрочем, когда я узнал подробности его похода на Феллин, то понял и еще одну, действительно важную причину подобного решения. Вся армия Замойского едва-едва насчитывала 4000[15] человек. Браться с такими силами за осаду Риги (которую у него нет возможности блокировать с моря) — это просто курам на смех.

Ну, я, конечно, не ждал поляков в этом направлении, но, в рамках моей предвыборной кампании, крепости уже была оказана помощь и в плане еды, и в плане вооружения. Я даже про укрепления думал, но решил не таскать каштаны из огня для посторонней страны. А шведы никак не могли решить, как ко мне относиться.

С одной стороны, у меня в плену их правитель. Пусть и сволочь, но своя, родная, шведская сволочь. С другой стороны — я тоже свой и шведский. И если я стану правителем, то за герцога Сёдерманландского даже выкуп платить не придется. А для пустой шведской казны это будет большим облегчением.

Как несложно догадаться, действия Карла и поражение его войск энтузиазма у его сограждан не вызвали. Мое появление, впрочем, тоже. Чего шведы ждали — понятия не имею. Мне кажется, что только упертый консерватизм не позволил им окончательно отказаться от идеи королевской власти. Впрочем, для начала 17 века это было нормально. Даже вечно продвинутые Нидерланды со своей революцией пока не закончили.

Впрочем, обвинить шведов в полном бездействии было нельзя. Подняв налоги, они все-таки сформировали армию для войны с Речью Посполитой. Ну а поскольку мой статус так и не был определен, к войскам прилагался главнокомандующий Арвид Столарм.

— Дерзец необычайный и столь же необычайно удачлив, — заметил Густав, когда мы читали донесения соглядатаев.

— Любопытный персонаж, — согласился я. — В русском фольклоре есть Колобок, который от всех опасностей уходит, но Арвид, пожалуй, ничем ему не уступает.

— Тревожит, что он поддерживал Сигизмунда.

— Но Сигизмунд на тот момент был королем речи Посполитой и Швеции одновременно, причем сделал Столарма, ни больше ни меньше, губернатором всей Финляндии, отдав под его контроль военно-морские и сухопутные войска.

— Да, Столарму было за что сражаться против герцога Сёдерманландского, — согласился Густав.

— Карл взял Арвида в плен, и его приговорили к смерти сначала в Або, а затем во время кровавой бани Линчёпинга. И оба раза Столарм чудом ускользнул от обезглавливания[16].

— Похоже, мы стали его спасителями, взяв Карла в плен. Но все-таки верность Столарма Сигизмунду не может не тревожить, — озабоченно заметил Густав.

— Я думаю, что нет уже никакой верности, — возразил я. — Сигизмунд не спас своего сторонника. К тому же, Столарму теперь просто некому хранить верность. Сигизмунд мертв. А его сын, как ты понимаешь, еще долго ничего не будет решать.

Как показало время, мои прогнозы были верными. Арвид не питал никакой привязанности к покойному Сигизмунду. Да и вообще ни к кому. Столарм старался исполнить свой долг перед страной так, как его понимал. Худощавый, болезненный, выглядевший старше своего возраста, он тянул воз главнокомандующего со всей положенной ответственностью.

Ну, почему бы не позволить человеку себя показать? Мы сформировали сборное войско в 6000 человек при 10 пушках и направились к Замойскому. Надо же встретить дорогого гостя должным образом!

Великий гетман коронный времени зря не терял. Сначала блокировал крепость, дожидаясь подхода осадной артиллерии, затем нанес урон укреплениям, и предпринял штурм. Мы слегка запоздали. Пехота и запорожские казаки уже занимали город, а оставшиеся шведы, укрывшиеся в цитадели, продолжали оборону.

Разумеется, поляки увлеклись штурмом. И никак не ожидали получить удар в спину. Ну, Фортуна — она дама переменчивая. Польская попытка выкурить из укрытия оставшихся шведов закончилась большими потерями в войске Замойского, так что нам оставалось только слегка поднажать. Как выяснилось в процессе, шведы очень трепетно относятся к завоеванной собственности и очень не любят тех, кто обижает их соотечественников.

Я, честно говоря, полагал, что мы всех поляков тут и положим. Но Замойский, хитрая его морда, вовремя понял, какая опасность угрожает и благоразумно отступил. Гнаться за ним мы не стали. Армия и так устала во время перехода от Риги до Феллина, а в бой пришлось вступать сразу. Так что нужно было немного перевести дух.

Ну и, чего греха таить, я рассчитывал, что Замойский свалит в родные пампасы. У него и так войско небольшое было, а при осаде Феллина оно еще уменьшилось. Куда воевать с такими силами? Однако Замойский двинулся к Вейсенштейну. На фига? Это ж не Феллин, его ж еще во времена крестовых походов строили. Там такие мощные стены… явно не для польской артиллерии.

Впрочем, реагировать на такую наглость было необходимо. Так что мы, немного переведя дух, снова отправились в поход. Как оказалось, могли бы и не торопиться. Войска Замойского при всей старательности своей артиллерии так и не смогли нанести стенам существенный ущерб. Так что небольшое победоносное сражение просто поставило точку в этом дурацком военном конфликте. Войско Замойского было разбито. Сам он, правда, так нам в руки и не попался. Успел вовремя скрыться.

Столарм остался зачищать территорию от разбежавшихся поляков и расплодившихся бродяг (и тех и других было решено направить на строительство укреплений, рабочие руки не лишние), а я вернулся в Ригу. Дел было невпроворот.