Политический брак — дело сложное. И редко когда счастливое. Но то, как он смотрел на Софию, давало надежду. Юрий вырос в семье, где родители любили друг друга. И наверняка подспудно стремился к тому же. Тем более, что и мы с Катариной являли пример гармоничных отношений. Детей у нас, правда, (по меркам эпохи), было маловато (всего трое, а не 12–15), но зато все живы, здоровы и предварительно пристроены.

Оксеншерна тоже так считал. А потому решил, что раз уж я разобрался с семейными делами, пора вспомнить старые договоренности и завоевать для Швеции новые территории. Гражданская война в Речи Посполитой пошла по очередному кругу, король Владислав IV давил врагов, но об окончательной победе было говорить рано.

Ничего удивительного, что Швеция загорелась желанием оторвать несколько кусков от обессилевшей Польши. Губа у шведов была не дура. Планировался поход, как минимум, до Вислы. А если повезет, то и до Штеттина. Я, разумеется, возражать не стал. Лучше Европа, чем Россия. Впрочем, после того, как Скопин-Шуйский там навел порядок, желающие оторвать кусок у русского медведя резко сократились.

Одно дело — воспользоваться Смутой и пограбить тех, кто все равно ответить не может. А еще лучше — нужные территории у них отхватить. Но совсем другое дело — столкнуться с армией. Реформированной, вооруженной и хорошо подготовленной. Кому нужны такие сложности? Да никому. Проще в другом направлении двинуться. Где разрозненные княжества даже при желании не смогут организовать полноценный отпор.

Воевать мне даже в молодости не нравилось. А после того, ка полтинник стукнул, вообще желание в походы ходить отпало. Мирный я человек, в отличии от того же Столарма, который даже погиб на боевом посту в 1620-м. Похороны превратились в национальный траур, а на площади Стокгольма появился памятник Арвиду — в боевом облачении, с силуэтом корабля за спиной.

Завоевание Пруссии и Померании вознесло славу шведского войска на небывалую высоту. Если честно, я и не ожидал, что нам удастся так далеко продвинуться. Новые территории следовало освоить, но теперь, к счастью, у меня был помощник. И Юрий (которого в королевстве именовали Георгием) Скопин-Шуйский меня не подвел, заполучив контроль над янтарным бизнесом.

А сколько мы на тридцатилетней войне поимели — словами не описать. Воюющим странам требовалось оружие, продовольствие и еще много чего интересного. Так что не заработать на этом было грех.

Сын Михаила Васильевича, женившись на моей дочери, легко вписался в традиции Ливонского королевства. Веру ему менять не пришлось, но Гермоген, рассчитывавший на усиление православной церкви, обломался по полной программе. Юрию это было вообще не интересно. Поняв, что к религии я отношусь спустя рукава, он стал делать тоже самое.

Вроде и воспитывали его в нужном ключе, и приучали с детства, но фанатизма в нем не было. Менять веру он бы не стал, но если появлялась возможность под благовидным предлогом увильнуть от церкви, чтобы заняться чем-нибудь интересным, Юрий так и делал.

Это в Москве ему некуда было деваться. А в Ливонском королевстве я старался соблюдать баланс. И у меня была пусть примитивная, но свобода вероисповеданий. Главное — не навязывать свою религию остальным. И не призывать уничтожать иноверцев. А кто во что верит — личное дело каждого.

В рамках 17 века вообще невозможно остаться неверующим. Если, конечно, не жаждешь неприятностей. Но вот уровень благочестия — он мог быть разным. А когда путешествуешь по городам, навещаешь Стокгольм, засиживаешься за полночь над расчетами, участвуешь в военных походах… с регулярным посещением церкви возникают проблемы.

Я не раз радовался, насколько удачный сделал выбор. Мы с Юрием не просто нашли общий язык, а действительно сблизились. И я относился к нему, как к еще одному сыну. Тем более, что и он, в свою очередь, проявлял уважение, не стеснялся советоваться и добросовестно учился управлять Ливонским королевством.

Вполне вероятно, останься Юрий в России, рано или поздно он решился бы претендовать на трон. И с его амбициями и талантами, шансы на побуду были. Он радовался независимости, самостоятельности, и доказывал делами, что способен на большее. Поэтому однажды я вызвал его на откровенный разговор.

— Что-то случилось? — озаботился Юрий, увидев мое нахмуренное лицо.

— Сядь, — вздохнул я. — Пришла пора нам с тобой откровенно поговорить о будущем Ливонского королевства.

— О будущем?

— Я желаю отойти от дел и короновать Софию.

— Отойти от дел?! — поразился Юрий, пропустив мимо ушей даже новость о коронации.

— Помогать буду, — успокоил я его. — И советами, и деньгами, и связями. Но, во избежание недоразумений, хочу объяснить тебе, почему настаиваю для тебя на титуле консорта.

— За дочь опасаетесь, — посмурнел Юрий. — Хотя и знаете, что люблю ее больше жизни.

— Любовь может пройти. Я никогда не испытывал пылкой страсти к своей супруге, но со временем между нами возникло нечто более глубокое и надежное, чем просто любовь. Надеюсь, что и у вас с Софией будет так же. Но угадать здесь сложно, так что да. Одной из причин является защита моей дочери.

— Одной из?

— Вторая причина — это желание защитить тебя. И не делай такие удивленные глаза, я действительно считаю тебя своим сыном и действую в твоих интересах тоже. Но ты, конечно, не понимаешь, — вздохнул я.

— Не понимаю, — честно признал Юрий.

— По традиции, обычно правителями становятся мужчины. Корона передается «по мечу». Но я хочу, чтобы Ливонское осталось независимым. А для этого София должна стать королевой с принцем-консортом. Сам догадаешься почему?

— Опасаетесь, что если королем стану я, отец или брат в будущем потребуют моего полного подчинения. И вхождения территории королевства в Русское царство, — предположил Юрий.

— Твой дед дал мне войско, на условиях, что Ливонское королевство станет вассальным. Просто ситуация сложилась так, что заключенный договор невозможно было выполнить. Твой отец может вспомнить о давнем обещании.

— Но Софии, как королеве и сестре шведского короля, Россия не станет выдвигать требования лояльности, — догадался Юрий.

— Вот именно, — согласился я. — Для сохранения независимости Ливонского королевства, необходимо соблюдать баланс. Втягивать шведов и русских в местную торговлю и продвигать их интересы. Чтобы сохранение нынешнего положения было всем выгодно.

— Я понял, — вздохнул Юрий.

— Я не вечен. Рано или поздно, отойду в мир иной. Но я слишком хорошо тебя знаю, чтобы понимать, что при желании, ты сможешь заполучить корону. Тем более, что моя София тоже тебя любит, — откровенно объяснил я.

Юрий тут же расплылся в довольной улыбке. «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!» — вспомнил я, и согласился с классиком. Чего только не сделаешь для блага детей! Приходится даже объяснять прописные истины.

— Независимость Ливонского королевства — это и моя независимость, — кивнул Юрий. — Я знаю, что в Русском царстве был бы всегда только вторым.

— Здесь ты станешь не просто первым. Ты будешь иметь реальную власть. София — не правитель. Она, конечно, прекрасная помощница в делах, но нужного характера у нее нет. Ее старшая сестра, даже не став совершеннолетней, начала в Норвегии свои порядки наводить. И хоть я помогаю Анне, но не беспокоюсь за нее так, как за Софию.

— Мне повезло, — согласился Юрий.

— Надеюсь, лет через 10, ты будешь думать всё так же.

Передача короны оказалась делом муторным и привлекла слишком много внимания. Казалось бы — какое-то Ливонское королевство, чего интересного? Но отметились все, кто мог. Даже магистр Бендер осторожно поинтересовался, не заставляют ли меня, и нужна ли мне помощь. А в случае чего — предлагал варианты побега и укрытия. Я прям даже расчувствовался. Ответил, что хочу отдохнуть от нервотрепки и послал в подарок пару алхимических трактатов. Ну и кое-какие свои заметки. Верность следует поощрять.

А передать власть я уже давно планировал. Это по молодости хочется с шашкой наголо скакать и интриги выстраивать, а к старости появляется желание побыть в тишине и покое. Хотя насчет покоя я, конечно, погорячился. Мало того, что меня периодически дергали, требуя совета (Эрик, кстати, чаще всего), так еще и внуки же внимания требовали!