Сравните это с Сатаной:[51] сходство очевидно. Даже требования вполне схожи: плата взимается не за отдельные действия, а оптом и авансом, за что выдается некий "кредит доверия", «подъемные» (причем далеко не любому, кто пожелает), и дальнейшее «отношение» зависит от того, как именно будет отработан «кредит». Платой же является чел-овеческая сущность. Именно отсюда пошли легенды о продаже души и т. д. Не будем говорить о вульгарном представлении, но психика изменяется достаточно значительно — в случае неудачного подключения вполне можно сойти с ума, в случае удачного — исчезают многие качества, считающиеся "истинно человеческими", связанных с чисто чел-овеческой неуверенностью, размытой эмоциональностью и самокопанием… Впрочем, это даже полезно, так как это "чел-овеческое, слишком чел-овеческое" существенно мешает путешествовать по дорогам Ада или просторам Нави, раз уж говорим языческими терминами.
Возвращаясь к вопросу архетипа: здесь еще раз демонстрируется антагонизм к самоуверенным невеждам, обязательность полной ответственности за свои поступки, а также необходимость платить за все, на основе взаимовыгодного сотрудничества, причем без поблажек "за красивые глаза".
Несмотря на очевидные общие архетипические черты языческих богов, местные различия выражаются во внешних проявлениях архетипов.
Различные представления, образы фантазии, события, в которых дуализм находит форму и выражение, отражают не только характер и культуру народа, дающего ему место в системе своих верований, но также и климат, природные условия, ход истории.
Обитатель жаркой страны видит действие злого духа в дыхании Сетха (несмотря на сложившееся написание имени как «Сет», такое написание более соответствует оригинальному наименованию[52]): ветре, дующем из пустыни, раскаляющем воздух и убивающем посевы.
Между тем, предания индоевропейских культур, чья колыбель находилась к северу от теплых морей и залитых солнцем равнин, хранят смутные воспоминания о ледниковом периоде. Они повествовали об изначальной Зиме, сковавшей холодом и мраком Мировую Душу; о вечной Ночи, укрывавшей Зло и Смерть; о Водах Смерти — Мировой Реке, впадавшей в кровавый Океан; о предвечном Хаосе, царившем в мире. Лучше всего эти образы сохранились в памяти тех племен, которые не переселились в более теплые земли, а остались на месте или даже проследовали на север за ледником, видимо потому, что зима для этих народов не прекращалась никогда, она лишь перестала быть вечной.
Но и эмигрировавшие на юг народы сохранили память о Великой Зиме. По одному из вариантов иранских мифов власть злого духа, Аримана, зародилась тогда, когда боги нашли себе убежище в подземном мире, а на Земле властвовали невыносимый холод, вечная зима и беспросветный мрак. Зло и смерть поселились за порогом уютной теплой пещеры, где пылал неугасимый огонь.
Очень яркий образ!
Здесь не только воспоминания о Великой Зиме, но и нарисована модель Вселенной: пещера символизирует мир, созданный и управляемый богами, она символизирует свет. И этот мир находится где-то среди тьмы и холода, куда лучше не соваться, потому как силенок маловато, да и страшно очень. Испугавшись оскала Тьмы, толпы дрожащих существ прячутся от нее под одеяло.
Соответственно, при этом лишаются возможности узнать, а вдруг за оскал они приняли приветственную улыбку? Так и дрожат, закрыв глаза и заткнув уши от ужаса, ничего не видя и не слыша вокруг…
В мифах спрессована память и мистический опыт культуры. Спрессованы настолько, что каждому элементу можно сопоставить целый ряд истоков. Идея о Великой Зиме, как воспоминании о ледниковом периоде, удачно вписывается в индоевропейские культуры. Но сходные представления совсем не к месту у африканцев. А ведь представления о том, что современному миру предшествовал и окружает его в настоящем более фундаментальный мир, существуют в человечестве повсеместно. Видимо, здесь можно говорить об инстинктивном понимании, мистическом опыте или об элементарном логическом выводе.
Скорее всего, именно последнее — истоки подобного заключения лежат в изначальной индуктивности любого опыта, не суть важно — опыт это людей или опыт поколений. А опыт говорит только одно — все, что имеет границы, чем-то окружено. Представления о безграничности/бесконечности никак не могут быть выведены из опыта, безграничность ненаблюдаема хотя бы потому, что у каждого способа восприятия есть свой порог/предел. Вполне естественно, что чисто индуктивно делаются два вывода — о конечности «ощущаемого» мира и о том, что он окружен чем-то более глобальным, стоящим «над» и «сверх», страшным и тревожным ввиду полной неопределенности.
Схоже и отношение к этому фундаментальному миру. Его определяют в таких словах, как Хаос, Мрак, Холод, Тьма… "До создания Земли уже был Нифльхейм (мир мрака)", — повествует Младшая Эдда. Вспомним греческую мифологию, повествующую о рождении Космоса из предвечного Хаоса. "Прежде всего во вселенной Хаос зародился", — пел Гесиод. Из Хаоса произошли "черная Ночь и угрюмый Эреб" (Мрак), породившие впоследствии Свет и День. И так далее, из культуры в культуру. В даосизме ключевым понятием выступает Великий Предел. В буддизме — Великая Пустота.
Но если не испугаться ее, если пройти насквозь, абсолютная пустота окажется абсолютной полнотой. Там, где нет ни одной готовой, сотворенной формы, течет источник творчества всех форм.
Из этого видно, что в действительности чел-овечество считает Всевышним, и само же в ужасе от этого понимания настолько, что боится признаться в этом себе. Если бы существовал герб чел-овечества, то на нем бы был изображен ребенок, забившийся в ужасе с головой под одеяло, на фоне Тьмы, и начертан девиз: Damnant quod non intelligunt.
Кроме того, помните рассуждения выше об изначальности Сатаны? Тьма и Хаос всегда ассоциировались с Сатаной, поэтому, согласно этим легендам, выходит, что Сатана древнее нашего мира. В самом деле, глупо привязывать такой глобальный архетип к чисто чел-овеческому пониманию локального жалкого мирка на окраине бесконечной и вечной Вселенной.
K'aemn'h kh'rn K'aemn'h kh'r K'aemn'h kh'rmnu![53]
Кроме природного источника «зла» выделяется и социально-политический.
Пока народ верует в себя, у него — свой бог. В своем боге народ чтит условия, благодаря которым он на высоте, в нем он чтит свои доблести… Когда народ гибнет, когда он чувствует, что его вера в будущее иссякает, надежда обрести свободу окончательно гаснет, когда покорность представляется ему полезным делом, а добродетель побежденного — первым условием сохранения жизни, тогда обязан перемениться и бог…
Свирепый Яхве был олицетворением злой судьбы еврейского народа, белый и пушистый Иисус — его надеждой. Более точно — надеждой той части еврейского народа, которая потеряла мужество и отказалась от борьбы за собственную судьбу. Яхве в подсознании верующего иудея неизбежно выступал как "союзник угнетателей", так как кто же, кроме бога, виноват во всех бедствиях, постигших еврейский народ? (При этом они все равно уповали на своего бога, надеясь на его милость: "внемлет нищим и не пренебрегает узников Своих" (Пс.68:34)) Но сознательно протестовать против бога иудеи, конечно же, не смели, поэтому у наиболее страдающих от психического разлада сознательного с подсознательным и возникла легенда о приходе Христа как мессии, чем они поставили человека рядом с богом — начальное христианство стояло куда ближе к позиции обожествления Христа как рожденного человека, и только через пару веков установилась церковная позиция снисхождения бога к людям, деградация его до человека, в связи с чем терапевтическая роль мифа практически исчезла. Осталось только подсознательное восприятие распятия, как мести богу-отцу в образе единокровного сына, т. е. — успокоение без какой-либо тенденции к развитию в случае восприятия образа человекобога.
