Всякая сила вызывает перед собой преклонение, а средневековый католицизм сделал из образа Сатаны такую силу, которой в конце концов стала страшиться даже сама создавшая его римская церковь.

Н. Сперанский, Ведьмы и ведовство.

Добро, согласно зороастризму, существовало отдельно от зла в первоначальном божественном творении Ормузда (Ахура-Мазды, "Владыки Всеведающего") и должно было снова обособиться на третьей стадии космической истории, после уничтожения зла. Вторая историческая фаза, когда добро сражается со злом,[64] — худшее и тяжелейшее время. На этой фазе линия фронта проходит через всю вселенную. Добрым язатам противостоят злые дайвы, миролюбивым арийцам — коварные чужеземцы, скоту и собакам — ядовитые мухи и змеи, злакам и плодовым деревьям — сорняки и колючки, ласковому солнцу — темная зимняя стужа. Вредоносны также люди, отмеченные физическими недостатками и болезнями: прокаженные, слепые, глухие, горбатые, карлики, слабоумные, страдающие горячкой и грыжей. Темные силы просачиваются и начинают концентрироваться в любой точке земли, там, где силы добра ослаблены болезнью, смертью или гниением.

Обратите внимание, что здесь еще сохранились крупицы языческого здравого смысла: физические болезни и слабоумие считаются дефектом, вредоносным фактором. В дальнейшем чел-овечество утратит и эту крупицу — в "цивилизованном обществе" (т. е. — с прохристианскими ценностями, как сложилось исторически) богоугодны блаженные и убогие. Юродивые станут считаются более близкими к познанию Мира, чем крупнейшие ученые и философы[65]… Отметим на этом примере очередной аспект архетипа Сатаны: стремление к развитию, в первую очередь — умственному.

В таком «военизированном» мире у человека не может быть нравственно нейтральных действий. Все, что он совершает, полезно либо Ормузду, либо Ариману. Зороастр впервые уподобил чел-овеческую душу укреплению, каждый уголок которого, незанятый своим богом, будет занят чужим. Субстанциализируя враждебность, это мировоззрение формировало фанатичное отношение к жизни. Перед лицом вездесущего врага человек не может позволить себе даже малейшей расслабленности и распущенности, непрерывно сосредотачиваясь на действиях и помыслах относительно внушенных ему иллюзий.

Архаичность зороастрийского дуализма обнаруживается в сближении физического и морального зла. В этом учении не только нечистота, но также тьма и холод выступают ипостасями зла. Подобная тенденция характерна для древнейших культур.

Еще у Гомера свет отождествляется с жизнью, счастьем, здоровьем. Приравнивание тьмы и холода к несчастьям, безобразию, болезням, нищете, неурожаям отмечено в древнеславянских верованиях. В большинстве культур зло ассоциируется с черным цветом.[66] Тьма воспринимается как физическое зло, потому что погруженный в нее человек беззащитен по отношению к опасности. Во тьме таится неведомое, а это — один из обликов зла для обывателя. Однако есть принципиальное нововведение: теперь от доброго духа исходят уже не только свет, здоровье, все, что поддерживает и умножает жизнь, но еще и святость, понимаемая как совокупность всех добродетелей; от злого духа приходят не только тьма, болезни и смерть, но еще и грех.

С подобной точки зрения нравственный порок сродни тьме и потому предпочитает ее свету. В Библии разъясняется, что "всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы" (Ин 3, 20). Сокрытая от людских глаз аморальность преуспевает, а при свете гибнет. Здесь отражаются людские чаяния бесплатного блага для всех, которые можно утрированно выразить так: "Будь на свету, и ничего плохого с тобой не произойдет". Однако, постоянно находясь "на свету", человек лишается возможности на личную жизнь — все находятся на всеобщем обозрении (вспомните прозрачные дома в известной антиутопии «Мы» Замятина). Чтобы скрыться от толпы, надо уйти во Тьму, где толпа боится появляться. Этим подтверждается такой аспект архетипа, как индивидуальность.[67]

Индивидуальность не может существовать как таковая сама по себе. Это значит, во-первых, что нечто (или некто) должно выявить свои индивидуальные качества в сравнении с чем-то другим, отличить себя от других, а во-вторых, что некий беспристрастный взгляд должен выделить это нечто из массы других нечто благодаря тому же сравнению. Вне сравнения и сопоставления с другими нет никакой индивидуальности. Об этом говорилось и в древней метафизике: Тьма есть праоснова вещей, в которой вещи неразличимы и не отделены друг от друга; и лишь возникновение светотени высвечивает все вещи как обособленные и отличные друг от друга индивидуальности. Но, как показано в данной работе, люди (в том числе и древние) боятся Тьмы, не различают оттенков черного цвета; для них во Тьме вещи неразличимы. Для обитателей же Тьмы обособление ее составляющих не представляет проблемы.

Ариману в его борьбе помогают семь главных демонов, помимо мелких. Перечислим: Ярость, Несправедливость, Отступничество (Ересь), Анархия (Безначалие), Разногласие, Самонадеянность, Голод и Жажда. Последние два пункта явно добавлены как физиологическая боязнь соответствующих состояний, а вот остальные представляют интерес для нашего исследования. Что является противоположностью ярости? Смирение. В каком смысле, как думаете, понималась несправедливость в те времена, когда человек не мог себя помыслить вне рода, семьи, общины? Ересь вообще не нуждается в комментариях, как и безначалие. Разногласие относится сюда же; иметь собственное мнение — грешно! Самонадеянность же тесно переплетается с гордостью, но поданной со стороны противников таковой (опять же смирение). Не правда ли, очень характерная картина?

Субстанциализация зла, финальное разделение мировых сил, отождествление порочности с тьмой и грязью сохранены с соответствующими модификациями в некоторых направлениях греческой философии, в учениях христианских отцов церкви, в гностицизме и манихействе. Но зороастризм обладал и специфическими чертами, которые либо отвергли, либо затемнили другие варианты дуалистического мировоззрения. Во-первых, полагая источник зла во враждебной и агрессивной духовной субстанции, Заратустра не осуждал материальности, телесности как таковой. Более того, он восхвалял тучность и жирность скота, пастбищ, вообще восхвалял многое из живого и материального.[68] Во-вторых, зороастризм очень высоко ценил созидательную деятельность человека, особенно земледелие и скотоводство. Борьба со злом — это не только истребление тех существ, которые называются «храфсра» (хищников, скорпионов, ос, змей, жаб), не только соблюдение правил ритуальной чистоты, но и забота о земле, выращивание полезных растений и скота, деторождение, приготовление пищи. Подобные действия считались ослабляющими могущество Аримана. Оптимистический взгляд на земное существование и ориентация на творчество значительно снижали фанатический потенциал идеи о мировой войне добра и зла. В дальнейшем чел-овечество, идя, так сказать, к "духовному совершенству", творчески разовьет это наследие и отметет все это как ненужное. Вдумчивый читатель, вероятно, уже понял, что при этом произойдет: все, относящееся к материальному, живому, развивающемуся, творческому — перейдет к архетипу Сатаны как отметенное белосветниками.

Следует отметить, что Зороастр по доброте душевной оставил в наследство еще несколько идеологических «подарков» специфического характера.

Зороастризм — это первая религия откровения. Если ранее религиозные верования развивались веками, отражая изменение окружающего мира, и принимали в этом участие сотни адептов и гораздо большее количество "рядовых верующих", то ко времени, когда жил Зороастр (около 1200 г. до н. э.), глупость чел-овеческая уже достаточно созрела, чтобы множество народу с ходу поверило в созданное одним человеком. Воистину, сумма разума на Земле — константа, а население все растет… Гносеологическая суть откровения — безусловное приятие некоей аксиоматики, ее универсальная, внефактическая истинность. А интеллектуальный, рассудочный подход требует выбора подходящих аксиом — т. е. активного осознания субъектом тех проблем и противоречий, которые будет призвана объяснить и разрешить принимаемая база, иными словами — понимания познавательной ситуации в целом. Откровение позволяет обходиться без подобного понимания — если безусловно принята база, то все, что из нее следует, будет принято так же безусловно, а все, что из нее не выводится — не менее безусловно отброшено или/и проклято. Итого: откровение переводит субъект из познающих в разряд пассивно принимающих, исключает его активную мыследеятельность по осознанию. Удобно. Для очень многих удобно… Да и психологическим костылем является очень надежным: "да, я не учил ваших наук, но я совсем не дебил, а избранный, удостоившийся откровения — ответа на все вопросы".