Но даже они частично оказались под эгидой Дьявола: с точки зрения ортодоксального христианства он помогает еретикам (помните знаменитые карикатуры типа "Дьявол диктует Лютеру"?).

На Дьявола было взвалено столько ответственности, что убрать из мира столь деятельную и творческую силу, и даже унизить ее, оказалось невозможно.

Под протекцией Сатаны оказались и природа, и социум.

Христианство в своей ненависти к природе, инстинкту и разуму прокляло жизнь и сатанизировало мир.

В любой антропоцентричной эзотерической системе сказано, что человек несчастен из-за эгоизма, ибо эгоизм при самонасыщении лишь разгорается (постулат, верный для носителей "чел-овеческого, слишком чел-овеческого"). А что такое эгоизм и гордыня? Согласно Шопенгауэру — прямые следствия "мировой воли", воли к жизни (природы — в язычестве). Потому-то шопенгауэровское убийство в себе воли к жизни в иудаизме и христианстве, например, называется отрешением от эгоизма. Ну а свято место пусто не бывает. На место воли к жизни придет святой дух (человек, по христианскому учению, — храм для Духа Святого).

Жизнь с ее ежечасными, ежедневными, еженедельными и ежегодными, маленькими, большими невзгодами, с ее обманутыми надеждами, с ее неудачами и разочарованиями — эта жизнь несет на себе такой явный отпечаток неминуемого страдания, что трудно понять, как можно этого не видеть, как можно поверить, будто человек существует для того, чтобы быть счастливым.

А. Шопенгауэр, "О ничтожестве и горестях жизни".

Вот такой пессимизм. Прогресс — суета, "нет ничего нового под солнцем", Иисус отрицал материальные блага. Можно ли «искупиться»? Можно. По Шопенгауэру — через убийство в себе воли к жизни;[127] по христианству — через веру, что обозначает то же самое: убийство в себе жизни ради посмертия.

Если бы свои последние слова я хотел пояснить примером и, следуя философской моде нашего времени, попытался претворить в основные понятия моей философии глубочайшее таинство церкви, то я мог бы, с допускаемой при подобных толкованиях вольностью, сделать это следующим образом. Святой Дух, это — безусловной отрицание воли к жизни.

А. Шопенгауэр, "Идея этики"

Сатанинский же подход к этой проблеме более оптимистичен

Глупец рыдает и рвет на себе волосы, когда его желания не исполняются. "Все зло от человеческих желаний", — говорит, глядя на него, аскет и уходит в пустыню. Но он ошибается: зло не от желаний, а от глупости, с которой человек полагает, что все его желания обязаны непременно исполняться.

Warrax, "Мысли вслух"

Ubique daemon! По Иерониму,[128] весь воздух полон демонами, дрожит от их крика и плача о смерти богов, в каждом цветке, в каждом дереве — демон, потому что он — радость и плодородие, богатство и красота (Sic!). Еще глубже это почувствовали в средние века. Аббат Рикальм заявляет:

Дьяволов в воздухе, — что пылинок в солнечном луче; более того, самый воздух есть род дьявольского раствора, в котором утоплен человек. В каждой складке жизни сидит демон. Дьявол ревет в ветре, пылает в пламени, чернеет во мраке, воет в волке, каркает в вороне, шипит в змее, прячется в плоде, в цветке, в песчинке.

Он — всюду, он — душа вещей. А где же, скажите, единый бог?

Упомянутый аббат Ментальской обители, Рикальм, возлагает на бесов и Дьявола ответственность за каждую бытовую мелочь, вплоть до каждого побуждения к почесыванию, чиху, зевоте. Вот уж, действительно, кто оказался вездесущим и без чьего ведома не упадет с головы ни единый волосок!

Подданными царства Сатаны оказалось практически все человечество. Он был патроном всего бесконечного разнообразия слов, дел, помышлений, обычаев, которые христианская совесть классифицирует под именем «греха». Каждая мысль, не направленная к богу — грех. Девица, бессознательно вызывающая влюбленные вздохи юношей, грешит и уже этим одним, по мнению святого Киприана, теряет девственность. Женщина, которая прекрасна, бессознательно грешит, ибо вследствие красоты своей она уподобилась серпу, которым Сатана жнет свою жатву. Супруг грешит, если делу деторождения уделяет больше интереса, чем любви к богу. Монахиня, моющаяся больше, чем два раза в месяц, грешит. Августин объявил любую исследовательскую и научную деятельность "грехом очей". Папа Григорий Великий даже запретил мирянам обучаться грамоте. Интеллектуальность, свойственная Дьяволу, заставляла церковь подозревать в сношениях с ним каждого ученого и по возможности уничтожать его как ученика Сатаны.[129]

Особо интересно отметить здесь разницу между устоявшимися со времен начала христианства терминами. Последователи Христа всегда называли себя рабами божьими[130] (К примеру, Рим.6:22 "Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец — жизнь вечная"), между тем, как верно заметил Климент Александрийский (150–210 гг.), Сатана не делатель (energoV) греха, но помощник (sunergoV) в грехе. Как сказал Д.Линкольн: "Дьявол — джентльмен; он никогда не входит без приглашения". Пытаясь обосновать свободу воли верующих в связи с проблемой теодицеи, богословы способствовали формированию черты архетипа, которую условно можно высказать как "Сатана не навязывает свои услуги, но помогает сумевшим к нему обратиться". Впрочем, это не является чем-то новым — см. главу про язычество, темные боги древности отличаются этой же особенностью, которая сохранилась в архетипе.

Итак, с т.з. христианства всюду грех, всюду вечное проклятие, всюду власть Сатаны. Если христианский бог только провозглашается всемогущим хозяином Мира, то христианский Дьявол является им фактически. Он даже не разделял с Богом власть над Миром, не просто получил свою вотчину — Ад, который по современной христианской мистике, определяется уже не как кухня с котлами и сковородками, а как место, где бога нет (Боится появляться? И что там насчет вездесущности?), — а захватил весь Мир целиком.

Сатана — действительно князь мира сего.

Что же осталось под властью бога «добра»? Ничего, кроме надежды на послесмертие в головах верующих в него, их страха и немощи! Ну, разве что еще некий «рай», о которым даже верующим ничего точно неизвестно, кроме того, что там опупеть, как хорошо.

Это один из аспектов представления о Сатане. И в этом аспекте его в наших глазах не в силах затмить ни жалкий лепет о всемогуществе бога, ни гротескный портрет Дьявола, разработанный для внушения страха и отвращения пастве.

Христианство пыталось обратить Сатану в своеобразную систему народного воспитания "от обратного". Проповеди почти исключительно вертелись вокруг Дьявола и адских казней, порожденных дикой фантазией священников. Сатана стал героем бесчисленных дидактических легенд и притч, отвечающих решительно на каждый случай, на каждую мысль житейского обихода. Пастве внушалось: если не с нами, то, значит, с Сатаною, а что такое Сатана — вот, любуйся. И христианство лепит портрет дьявола из понятно какого материала, причем выделяет этот материал оно же само.

ДЬЯВОЛ — главный министр небесного двора, рычаг, при помощи которого работает церковь. Бог одним словом мог бы повергнуть его во мрак небытия, но он остерегается это сделать: бог сильно нуждается в нем, так как на его счет он может относить все глупости, в которых могли бы обвинить его самого. Поэтому он оставляет дьявола в покое и терпеливо переносит все его выходки по отношению к своей супруге, к своим детям, к самому себе. Бог не может обойтись без дьявола, богобоязненность часто не что иное, как страх перед дьяволом. Не будь дьявола, многие набожные люди никогда не помышляли бы ни о боге, ни о его духовенстве.

"Карманное богословие", Аббат Бернье[131]