— Разве это не отвратительно? — восклицала Диана. — Я даже не хочу вспоминать — настолько это было ужасно!

Мы с принцессой сидели за столом на кухне в Хайгроуве и обсуждали благотворительный концерт, состоявшийся в лондонском «Палладиуме» [11] 19 апреля 1989 года. Замечательной в нем была только его продолжительность.

— Мне казалось, что он никогда не кончится, — добавила Диана. — Слава Богу, Кири Те Канава исполнила только одну вещь. Если бы она спела на «бис», как остальные, то нам пришлось бы просидеть там всю ночь.

У меня и моего сына Джеймса были места в партере. Диана сказала, что видела нас и махала рукой.

— Боюсь, я потратила в театре слишком много времени на разглядывание знакомых, — усмехнулась она.

Чарльзу все это тоже надоело, но он держался более стойко, чем жена, поскольку праздник устраивался его Благотворительным фондом. Тот факт, что мероприятие, организованное ее мужем, непременно подвергнется критике, не ускользнул от Дианы, и она довольно ядовито заметила:

— Не обижайся, дорогой, но ты должен тщательнее планировать подобные акции. Они проходят гораздо успешнее, когда все сведено до минимума.

Чарльз терпеливо снес насмешку, ответив, что, по его мнению, все было чудесно, разве что немного затянуто.

Большую часть года принц провел в путешествиях между Биркхоллом, Виндзором, Сандринхемом и Хайгроувом, находя время для частных поездок на выходные в Италию или еще куда-нибудь. Летом он намеревался как можно больше играть в поло. Интерес Чарльза к спорту возник под влиянием его отца, принца Филипа, но теперь это стало для него навязчивой идеей. Не имея времени для тренировок, он заставлял себя принимать участие в максимально возможном количестве матчей, чтобы поддерживать форму.

В течение нескольких недель до начала сезона майор Рональд Фергюссон беспрестанно звонил принцу в Хайгроув. Отец Сары Фергюссон занимал привилегированное положение в качестве спортивного менеджера принца и имел к нему неограниченный доступ.

В дни, когда принц чувствовал, что игра у него не шла, он возвращался в Хайгроув в отвратительном настроении, раздражаясь и ругая себя за плохую форму. Он мог позвонить майору по мобильному телефону, и они обсуждали возникшие проблемы, пытаясь найти решение.

Майор, красивый мужчина с густыми бровями, постоянно вращался при дворе. Он часто появлялся на рождественских ленчах и балах и гордился своим положением в королевской семье. Мой сын Джеймс говорил, что никогда не забудет день, когда было объявлено о помолвке Сары и принца Эндрю. Джеймс вспоминал, как майор «прыгал от счастья на одной ноге, кусал пальцы и издавал радостные крики». Сара совершила невозможное и выходила замуж за члена королевской семьи! Радость переполняла Рональда.

Чарльз и Диана теперь старались не встречаться друг с другом в Хайгроуве. Диана с детьми могла приехать в субботу и уехать в воскресенье сразу после ленча, а через двадцать минут появлялся Чарльз со своими слугами. Промежутки времени между их присутствием в доме были иногда до смешного малы, так что кортежи встречались по дороге.

Привязанность принца к Тиджер и ее щенку Ру не знала границ. В отличие от Дианы, которая не могла выносить вида терьеров Джека Расселла, Чарльз ни на минуту не желал расставаться с ними. По утрам собакам позволялось входить в спальню и забираться к нему в постель. Пока принц лежал в кровати, слушая ежедневную программу «Радио-4» или одну из своих кассет с записью книг, Тиджер и Ру уютно устраивались сбоку или зарывались в простыни в ногах. Это означало, что постель принца была полна собачьей шерсти и иногда отвратительно пахла.

Тиджер и Ру были, кроме всего прочего, хорошо обученными охотничьими терьерами. Весьма странным казалось сочетание этих жестких тренировок с избалованной жизнью, когда они запрыгивали в королевскую постель и ели цыплят, специально приготовленных королевским поваром. Диана называла их «гадкими собаками» и старалась избегать, но Чарльз брал их с собой всюду, куда только мог. Дальние поездки по Британии обычно совершались на королевском поезде, что позволяло собакам путешествовать с принцем. Естественно, они не могли сопровождать его в зарубежных турне.

Если, проходя по Хайгроуву, Чарльз не слышал клацанья когтей по полу, он впадал в панику и спрашивал, не случилось ли чего-нибудь с его любимцами. Однажды он даже спросил, не застелила ли я постель вместе с лежащей на ней Ру. Я видела, что он не шутит, и поднялась в спальню, чтобы проверить, нет ли предательской выпуклости в изножье кровати. Разглядывая ровную и гладкую поверхность, я увидела на покрывале маленькую лужу.

— О, Венди, смотрите, она опять написала на мою кровать! — засмеялся Чарльз. — Слава Богу, с ней все в порядке. Наверное, он пришла сюда уже после того, как вы все застелили, и, значит, не могла уйти далеко.

Сама любительница собак, я была поражена реакцией принца: никакой брезгливости, что вполне логично было предположить, а только грубоватый юмор.

— Что вы делаете, Венди? — спросил он, когда я принялась снимать покрывало. — Вы ведь не собираетесь менять его, правда? Вот промокательная бумага и сода. Просто вытрите, и все будет в порядке.

Лето было в разгаре, и Чарльз полностью отдался занятиям поло, сопровождаемым выпивкой и поздними обедами с друзьями. Он по-прежнему поддерживал близкие отношения с Камиллой Паркер Боулз и старался проводить с ней все воскресные ночи. В то время она редко приезжала в Хайгроув и при этом фактически не разговаривала с прислугой. Со временем ситуация изменилась, но тогда Камилла старалась держаться в тени.

Телохранителю Чарльза было строго-настрого приказано никому не сообщать об этих визитах, но скоро все выплыло наружу. Я никогда не знала, в какое время отбывает королевский поезд, поскольку Чарльз имел привычку задерживаться, чтобы оставить час-другой для позднего ужина. Часто компанию ему составляла Камилла, тайно встречавшаяся с ним по вечерам перед тем, как он садился в поезд на станции Кэмбл.

Диана избегала занятого своими делами мужа и даже редко звонила ему, разве что если речь шла о детях. Как и в прежние времена, она поддерживала тесные связи со своей «бандой», куда входили Филип Дюнне, Дэвид Уотерхауз и Джеймс Хьюит. С ними Диана чувствовала себя свободно, поскольку они принадлежали к тому же молодому поколению, что и принцесса, и относились к ней как к обычному человеку со своими проблемами, а не как к «звезде» королевской семьи. Она могла флиртовать с ними, не рискуя получить публичный выговор от мужа, которого здесь не было.

То, что они с Чарльзом так мало времени проводили вместе, сильно беспокоило нас. Обоими, казалось, двигала решимость избегать друг друга. Напряженность в Хайгроуве была особенно заметна в мае, когда камердинер Чарльза укладывал его вещи для поездки в Турцию. Принц собирался туда «с друзьями», и Диана отказывалась общаться с ним.

— Диана, дорогая, мы можем поговорить? — спрашивал Чарльз через дверь спальни.

— Тут нечего обсуждать, не правда ли? — отвечала она.

Все с облегчением вздохнули, когда принц, наконец, уехал с Камиллой Паркер Боулз и ее мужем, а Диана вышла из своей комнаты и включилась в повседневную жизнь дома.

Такие семейные отношения стали обычными во второй половине года. Всем, кто знал супругов, было совершенно ясно, что что-то происходит. Оба достигли той стадии, когда исчезает всякое желание сделать попытку примирения. Они по-прежнему появлялись вместе на публике, но в частной жизни их брак был лишь видимостью. Каждый жил своими заботами, и они даже ели в разных комнатах, когда рядом не было детей.

Взаимное безразличие, если не сказать — отвращение, было настолько велико, что по возвращении из Турции принц отправился прямо в Чиренчестер на игру в поло, а только потом в Хайгроув. Диана, знавшая о его планах, позаботилась о том, чтобы уехать к тому времени, когда он вернется. Вспотевший и уставший после матча и долгого перелета, Чарльз вошел через парадную дверь и спросил, где принцесса. Я ответила, что она возвратилась в Лондон.