Вечером 12 января, отвезя Уильяма и Гарри в школу, она приехала в Хайгроув. С ней были Гарольд Браун, Пол Баррел и ее любимый дизайнер Дадли Поплак. За рулем сидел ее телохранитель Дэйв Шарп. Он остался на кухне, пока мы обходили дом, отмечая, что именно Диана увезет, а что оставит.

Принцесса пригласила Дадли, поскольку он точно знал, что принадлежит ей, что является свадебным подарком, а что перевезено из других королевских апартаментов. Обходя Хайгроув, где, вероятно, ей больше никогда в жизни не придется побывать, Диана, выглядела спокойной и сдержанной. Абсолютно бесстрастно она заявила, что большинство вещей, остающихся здесь, ей не нужны, и поэтому она не отнимет у нас много времени.

— Моя единственная забота — дети, — повторяла она. — Я хочу, чтобы для них, насколько это возможно, все оставалось по-прежнему.

Поэтому в тот вечер Диана даже не стала заходить в детскую. Очевидно, она хотела избежать ранящих душу воспоминаний.

— Оставьте все как есть, Венди, — сказала она мне. — Я не хочу, чтобы там вообще что-нибудь менялось.

У Дадли был грустный вид. Он разрабатывал интерьер многих комнат, а теперь был уверен, что Чарльз попросит Роберта Кайма обставить их заново.

— Не переживай, Дадли, — говорила принцесса, беря его за руку. — В Кенсингтонском дворце для тебя будет много работы. Давай вернемся к делу.

Все, что Диана намеревалась взять в Лондон, было записано в блокнот и сфотографировано «полароидом». Мы быстро обошли дом, и нашлось всего несколько вещей, которые она твердо решила оставить у себя.

— Мне всегда нравилось это зеркало в гостиной, — сказала она. — Надеюсь, он разрешит мне забрать его.

Стол, который принцесса привезла из Алторпа, она решила оставить мальчикам. За час она обошла весь дом, отобрав совсем немногое: несколько ваз и часть дешевой мебели, стоявшей у нее в квартире на Колхерн-Корт еще до замужества.

— Теперь никто не сможет обвинить меня в том, что я опустошила дом, правда? — со смехом сказала она, поднимаясь наверх.

Прежде чем войти в свою комнату, Диана на мгновение остановилась и глубоко вздохнула. Она оглянулась, рассматривая освещенный ярким электрическим светом коридор и стараясь держаться спокойно и отстраненно, насколько это возможно. Но глаза выдавали настроение, и мы видели, что чувства переполняют ее.

— Я бы хотела забрать все это, — тихо сказала она Дадли, указывая на фотографии и картины на стене ванной комнаты. — Они не представляют ценности, но дороги мне.

Пол и Кен сняли со стен фотографии и портреты Дианы и мальчиков.

— Хелена приедет за моей одеждой, — сказала мне Диана, выходя в коридор. — Не занимайтесь этим сами, Венди.

Спускаясь вниз, я сказала, что мне очень жаль, что все так получилось. Принцесса остановилась и, глядя мне прямо в глаза, ответила:

— Не печальтесь, Венди. Я уверена, что вы понимаете — так будет лучше. Это очень тяжело, но в конечном счете мальчики от этого только выиграют.

Принцесса добавила, что мы скоро увидимся в Лондоне, и пошла в гостиную, ожидая, пока Пол и Гарольд перенесут вещи в машину.

Гостиная, первоначально обставленная Дадли Поплаком, была переделана Робертом Каймом, и Дадли попросил разрешения взглянуть на нее.

— Да, теперь я понимаю, что здесь произошло, — пробормотал он, включая свет. — Теперь это комната старика. Принц возвращается к истокам. Эта гостиная стала похожа на апартаменты Сандринхема. Он явно впадает в детство.

Дадли что-то тихо бормотал себе под нос, рассматривая новые красные шторы, обитый гобеленом диван и стол с мраморной крышкой. Роберт Кайм, работавший над интерьером несколько месяцев, оставил первоначальный зеленый цвет стен, но заменил зеленый ковер на светло-коричневый.

— Эта комната должна быть светлой и просторной, — сказал Дадли. — А теперь она темная и мрачная.

Я выключила свет и спустилась вместе с ним вниз.

— Все это очень печально, правда? — произнес он, махнув рукой в сторону гостиной, где ждала Диана. — Но она держится необыкновенно мужественно. Надеюсь, ей удастся сохранить это фантастическое самообладание.

Когда принцесса усаживалась на заднее сиденье автомобиля, чтобы скрыться от посторонних взглядов, я задумалась над ее словами. Чем больше я размышляла, тем убедительнее мне казалось ее замечание о том, что «все к лучшему», особенно в отношении Уильяма и Гарри. Думаю, она поняла, что их с Чарльзом неприязненные отношения будут постоянно наносить детям незаживающие душевные раны. Кроме того, вероятно, она начала осознавать, что с ее стороны несправедливо ограничивать контакты Чарльза с сыновьями.

— Надеюсь, они честно договорятся о времени общения с мальчиками, — сказал Пол, запирая парадную дверь. — Но готов поклясться, что принц потребует официального соглашения.

Мы вернулись в кухню, чтобы выпить по чашке чаю.

— Что ты собираешься делать, Венди? — спросил он.

Я объяснила, что за мной сохранили жалованье до июля, а что будет потом, я понятия не имею.

Пола и Марию принцесса пригласила на работу в Кенсингтонский дворец, и они должны были переехать туда весной.

— Вы ведь не получили от них достойного вознаграждения, правда? — сочувственно сказал Пол. — Мы с Марией всегда готовы помочь.

Я поблагодарила его за заботу и задумалась над тем, что теперь произойдет с Хайгроувом. По словам Джейн Стретклайд, домом практически не собирались пользоваться. Но в пятницу, когда она приехала, чтобы разобраться с моими пенсионными выплатами, я обнаружила, что все изменилось. Дом ожидала полная реконструкция, а также смена обслуживающего персонала.

— Прошу прощения, Венди, но сначала мне сообщили, что принц будет редко бывать здесь, — сказала она мне днем. — Но теперь, похоже, он передумал, что, как вам известно, не редкость.

Она взглянула на меня и нервно рассмеялась.

— Здесь многое будет по-новому, и мы предлагаем вам поработать до апреля, а затем освободить флигель, получив компенсацию в размере шестимесячного жалованья. На вашем месте я бы согласилась, поскольку по закону вам обязаны выплатить только месячную зарплату.

Я поблагодарила ее и попросила несколько дней на размышление, пояснив, что буду продолжать работать, пока мне не найдут замену. Прогуливаясь вечером по главной аллее, ведущей к флигелю, я боролась с накатывавшими на меня волнами гнева. Я не винила Джейн, поскольку не считала ее способной солгать, но чувствовала себя почти обманутой. Почему мне сразу не сказали правду? Зачем говорить, что домом не будут пользоваться, если это не соответствует действительности? Я решила остаться до апреля, а затем уехать, согласившись на предложенную компенсацию.

В четверг 28 января в Хайгроуве появился принц. Он вошел через парадную дверь с таким видом, словно ничего не изменилось. Чарльз выглядел энергичным и общительным, выражая радость по поводу своего возвращения и расспрашивая меня, как я провела Рождество. Ничего не было сказано по поводу моего увольнения, и принц, похоже, был уверен, что я не затрону эту тему. Утром я получила факс из его новых апартаментов в Сент-Джеймском дворце, где были указаны дни его посещений Хайгроува в ближайшие несколько месяцев. Из этого списка следовало, что дом не станет добычей для моли — Чарльз собирался бывать здесь гораздо чаще, чем раньше.

Уильям и Гарри должны были провести свой первый уик-энд с отцом, но не в Хайгроуве. Чарльз взял с собой Тиджер и Ру, забрал мальчиков из школы и увез в неизвестном направлении. Пол сказал, что слышал от принцессы, будто они отправились куда-то в Норфолк и что с ними будет Камилла.

— Этот человек больше меня ничем не удивит, — с горечью заметил Пол, собирая свои вещи в буфетной. — Но в свете того, что произошло, я не мог предположить, что он решится на что-либо подобное.

Пол имел в виду опубликованную в газетах запись телефонного разговора принца с Камиллой, неопровержимо свидетельствовавшего о связи между ними. Они договаривались о тайном свидании и откровенно обсуждали интимные подробности. Эти разоблачения, похоже, не очень волновали принца, который оставался, как всегда, бодрым и веселым.