К сожалению, они не собираются дружить с Катей, эти две подружки-красавицы. Вечно смотрят на Катю со странным ожиданием, будто надеются, что она скажет или сделает какую-нибудь глупость. А когда Катя обращается к ним по делу, они вежливы до отвращения, почти как герцогиня Хостонская – никак язык не поворачивается назвать ее тетей Элизабет! – со своей горничной.

Только Дженни болтает с Катей запросто, жаль, она младше всех, Дженни недавно исполнилось одиннадцать. А Кимберли совсем ребенок, она играет в спектакле ангела. Смешная такая девчушка, на Ленку чем-то похожа, такая же пухленькая, голубоглазая и застенчивая.

Катя тяжело вздохнула: что-то ее сон затянулся. И проснуться никак не получается. И все чаще мучает мысль, вдруг это все-таки не сон, а так некстати сбывшаяся мечта стать принцессой?

Катя взбила подушку и легла удобнее: жизнь в этом чудном сне настолько насыщена, настолько плотно заполнена занятиями и событиями – ни секунды свободного времени! – что та, прежняя жизнь с мамой и папой теперь кажется пусть и райской, но нереальной.

Сейчас не верилось, что дома в субботу-воскресенье Катя могла спать до полудня, ее вообще никогда не будили. Считалось: ребенок в выходные должен выспаться. Да и в будние дни Катя порой объявляла с утра, что у нее болит голова, и мама обеспокоенно начинала кружить вокруг. Мерила давление, температуру, несла завтрак в постель, поила горячим чаем с медом или малиновым вареньем, давала таблетку и почти всегда разрешала не ходить в школу.

Катя тоскливо усмехнулась: дома вечера в полном ее распоряжении. Хочешь – в кино сходи, хочешь – к подружкам сбегай, хочешь – поваляйся на диване с наушниками, молодежными журналами или книжкой, хочешь – посмотри телевизор, хочешь – посиди за компьютером… Да мало ли чем можно заняться после школы!

Мама с папой не придирались. Их вполне устраивали Катины четверки-пятерки, да и редкие тройки не вызывали скандалов, хоть и принимались подчеркнуто неодобрительно. Ей никогда не диктовали, чем заняться!

А здесь бездумно проводить время – настоящее преступление. Кате постоянно твердят, что время – единственная настоящая ценность в этом мире, особенно в детстве и отрочестве. Потеря хотя бы одного дня невосполнима – мол, это не деньги и не дамские безделушки… Мисс Глюк, она скажет!

Когда у Ройса повысилась температура – легкая простуда, по словам врача – ему никто не сочувствовал и от занятий не освобождал. Лишь утреннюю пробежку в парке и бассейн заменили уроком «выживания», его провел сам доктор Веласкис. И битый час толковал нечаянным ученикам о закаливании, сводящим подобные случайные простуды «на нет». И о недопустимости безответственного отношения к собственному здоровью.

Катя наблюдала, как Ройс пил горькую микстуру – семейный рецепт Веласкисов – и сочувствовала ему. И удивлялась невозмутимости «кузена»: Ройс даже не пытался протестовать! Катя хотела заступиться, но Ройс не позволил. Заявил, что нельзя распускаться из-за пустякового недомогания. Мол, в жизни случается всякое и нужно уметь всегда «оставаться в строю». Ненормальный!

Доктор Веласкис – врач называется, а как же клятва Гиппократа?! – поддержал знатного пациента. Сказал, что болеть позволительно рядовому, но не генералу, от которого зависят люди и судьбы. Будто генерал не человек! И при чем тут Ройс?!

Катя вдруг покраснела: странные у нее отношения с собственным кузеном, и сон ее странный донельзя. Ведь кузен, насколько Катя понимала, просто брат. Не родной, конечно, а двоюродный или троюродный. Но брат… он не должен вызывать столько эмоций!

Катя же то ненавидела Ройса лютой ненавистью, то украдкой рассматривала, удивляясь непонятной значимости его лица. Терялась, когда Ройс обращался к ней с пустяковым вопросом. Переполнялась благодарностью, когда он вытаскивал ее из мелких, но обидных стычек с Розмари и Стейси. Глупо волновалась, когда они оказывались партнерами на уроках танцев. И бессильно злилась, поймав его насмешливую улыбку, когда они занимались с миссис Моррисон: этикет и «хорошие» манеры давались Кате куда труднее английского языка или географии.

Катя поморщилась, вспомнив о предстоящем кошмаре: завтра воистину страшный день. Днем – благотворительный спектакль для больных детей, а вечером… вечером ученики миссис Моррисон должны сдать нечто-то вроде экзамена! Она не переживет этот день, точно. Может, сказаться больной? Не поможет. Она не дома.

Катя нервно хихикнула: сбылась мечта идиота. Она – герцогиня! И непроизвольно поежилась: одетые в бальные платья ученики миссис Моррисон проведут рождественский вечер – совместят, так сказать, приятное с полезным! – в самой дорогой и старинной гостинице Лондона. Отведают ужин из двенадцати блюд, продемонстрируют умение общаться и покажут, чему научились на уроках танцев.

Еще неделю назад Катя завизжала бы от восторга, услышав о подобной вечеринке, бальном платье, танцах и таком количестве аристократов вокруг. Теперь же с ужасом думала, как бы окончательно не опозориться перед Ройсом и его друзьями.

Здорово же повеселятся Розмари и Стейси, если она в очередной раз запутается в ножах и вилках! Или не сможет поддержать беседу «ни о чем», то есть, о погоде, спорте, политике, скачках, модных книгах и последних фильмах.

Катя грустно усмехнулась: Розмари со Стейси совершенно не боялись завтрашнего испытания. Обе ждали вечера с нескрываемой радостью, собираясь повеселиться и развлечься, как следует. И правильно: им-то чего дергаться? Они выбирали нужные нож и вилку, не задумываясь, чисто механически, ни на минуту не прекращая болтовни. При этом не забывали исподтишка наблюдать за Катиными мучениями и насмешливо шушукаться. Понятно, подобные торжественные ужины привычны для них, не то, что для Кати. Она дома, конечно, пользовалась ножом и вилкой, но и представить раньше не могла, что их может быть больше одной пары – зачем? Ну, к чему специальная вилка, скажем, для рыбы? Или пирожных? Чем плоха обычная?!

Нет, она завтра обязательно опозорится! Катя горестно шмыгнула носом: ужин из двенадцати блюд, настоящее бальное платье, драгоценности, взрослая прическа, танцы, первые в жизни рождественские подарки – и никакой радости.

И что она за несчастный человек?!

– Не понимаю, почему меня должны интересовать причины американо-иракского конфликта, – Катя строптиво посмотрела на преподавателя.

Ройс хмыкнул, но промолчал. Профессор Джон Мэнсфилд укоризненно покачал седой головой:

– Вы должны понимать, что идет перераспределение природных ресурсов, ведь мировые запасы нефти и газа…

– А мне-то что?!

– Вчера вы заявили, что контроль над производством оружия – не вашего ума дело. Позавчера не захотели говорить о проблемах экологии. Днем раньше отказались готовить материал о причинах демографического кризиса в странах Европы…

– Не написали реферат на тему «Случаи террора – как рычаги экономического и политического давления», – угрюмо поддакнула мисс Глюк. – К проблемам национальных меньшинств остались равнодушны. Неприятие европейской культуры мусульманскими общинами, их нежелание адаптироваться…

– Ну да, скучно, и что? – сердито выкрикнула Катя. – Я, кажется, в президенты не собираюсь баллотироваться!

Джон Мэнсфилд крякнул и машинально подергал себя за мочку. Катя невольно улыбнулась: старый профессор при любом затруднении хватался за ухо. Причем только за правое. Мисс Глюк неодобрительно поджала тонкие губы. Ройс заинтересованно смотрел в окно.

На улице мело, и Катя вдруг почувствовала, как сильно соскучилась по дому. По маме с папой, они мало требовали с нее, зато нежно любили, жаль, Катя не ценила. По родной комнате, пусть в ней всего шестнадцать квадратных метров. По искусственной елке, купленной два года назад, удивительно пушистой, с настоящими шишечками на ветках. По любимым с раннего детства игрушкам, Катины новые знакомые сочли бы их слишком дешевыми. По наивной Ленке Плющенко с ее странными представлениями о мире… Даже дурацкий новогодний конкурс и чужое стихотворение, выданное за свое, ничего не меняли. Ну, сделала глупость, осталось забыть о ней, не рвать же на себе волосы до конца жизни?!