Какой бы жаркой ни была их страстная встреча, она оставила у Изабель чувство неудовлетворенности. Может быть, потому что она чувствовала, что увидятся вновь они еще очень не скоро. Если вообще увидятся. Несмотря на свой многолюдный эскорт, ее принц рисковал жизнью. Он совершил безумство, которое могло стоить ему головы. Но он пошел на риск, надеясь увезти ее с собой, а она отказалась ехать. Своего безумства он больше не повторит.

При мысли, что могло бы быть этим утром при ярком свете торжествующего солнца, Изабель закрыла глаза. Но продолжала видеть в своем воображении счастливую пару, что скачет рядом, смотрит друг другу в глаза и смеется, предвкушая сладостную ночь, которая скоро наступит. И еще множество других сладостных ночей… Изабель открыла глаза. За сладкие часы любви ей пришлось бы расплатиться бесчестьем. Те самые люди, что сейчас прискакали за ней, стали бы относиться к ней с пренебрежением, видя перед собой всего лишь любовницу принца, а не вдову героя. Кто знает, может быть, ее дорогой и любимый брат, который командует теперь армейским корпусом, почувствовал бы себя униженным из-за того, что сестра открыто живет с его командующим на глазах высокомерных и спесивых испанцев?

Нет! Она поступила правильно, даже если разлука далась ей еще тяжелее, чем раньше, но она была не напрасна. Она должна отрезвить принца, вернуть его к исполнению своего долга и примирить с законным королем! Тогда и Франсуа последует за своим кумиром.

Если Изабель полагала, что авантюра де Конде пройдет незамеченной, то она глубоко ошибалась. Бастий поставил ее об этом в известность на следующий же день, и впервые с тех пор, как стал телохранителем герцогини, говорил с ней прямо и без обычной любезности.

– Если господин принц понадеялся, что его приезда никто не заметит, то он ошибся. В наших краях только и толкуют, что о его визите. Трудно не заметить отряд в пять сотен человек, что мчится галопом под покровом ночи. И еще труднее поверить, что пятьсот солдат приехали в гости. Для чего господину принцу понадобилось брать с собой такой эскорт?

Лицо Изабель стало холодным и замкнутым.

– Принц приехал, чтобы забрать меня с собой. Он желал обеспечить мою безопасность.

– И что же?

– Я по-прежнему здесь. Или вы меня не видите? А что до болтунов, то пусть занимаются своими делами и не лезут в чужие. Порядка будет больше.

Бастий помолчал секунду, потом тихо сказал:

– Прошу прощения, если вам показалось, будто я лезу не в свои дела, но ваш покой – моя главная забота. Вас отправили в изгнание, и теперь самым разумным было бы не привлекать к себе внимания. Тем более что мне показалось, будто я видел неподалеку от церкви господина аббата Фуке.

– Аббата Фуке? Вы видели его или вам показалось? Вы не тот человек, чтобы удовольствоваться лишь видимостью!

– Вы правы. Я его видел. Что ему сказать, если он осмелится появиться в замке?

– Сказать, что я никого не принимаю. Если сослаться на болезнь, он явится ко мне с врачом, а я не желаю его видеть. И хватит о нем!

Что понадобилось этому аббату у нее в Мелло, когда она чуть ли не выгнала его из дома? Ответ напрашивался сам собой: он старался заручиться соглядатаями, которые рассказывали бы ему, чем занята герцогиня, а главное, с кем она видится и кто к ней приезжает.

– Если у тебя есть верные люди, пусть осторожно следят за ним. А поскольку господин принц больше не станет приезжать сюда, – прибавила она, подавив вздох, – аббату скоро надоест попусту терять время.

Так оно и было. Замок и городок вновь зажили тихой жизнью, а Изабель продолжала играть в кегли со своим другом Крофтом.

Безмятежный покой продлился с месяц, а в конце лучезарного мая на голубом небе стали вновь собираться тучи. Бастий, следивший за всеми событиями с неослабевающей бдительностью, пришел и доложил Изабель, что некто Дюшен только что донес о заговоре, имевшем целью убийство Мазарини. Он сообщил, что лично получил на это деньги от Кристофа Берто, инспектора вод и лесов Бургундии, известного своей привязанностью к де Конде. Берто все это время находился в сношениях с принцем и с герцогиней де Шатильон, будучи ее давним знакомым.

Берто был арестован тридцать первого мая и препровожден в Венсенский замок. Его посадили под замок, и для расследования его дела была создана специальная комиссия, заседавшая в Арсенале. Но расследование ни к чему не привело. Берто яростно отрицал посягательство на жизнь Мазарини. Он вообще отказывался отвечать на вопросы комиссии, настаивая, что в качестве должностного лица подвластен только суду парламента. При этом он не скрывал своей дружбы с домом Конде, который управлял Бургундией, и говорил о своей привязанности, омраченной печалью, к господину принцу.

Если любишь кого-то с детства, трудно расстаться с чувствами, даже если твой друг повел себя недостойно…

Подозрения повисли в воздухе, однако Берто продолжали держать под замком в Венсенском замке. Тем временем доносчик Дюшен обвинил в участии в заговоре Жака де Рику, вестового принца де Конде, чья невестка была горничной госпожи де Шатильон. Однако в данный момент вышеозначенный Рику находился далеко, в окружении принца, и арестовать и допросить его не было никакой возможности.

Беспокойство в Мелло возрастало. Как только Берто арестовали, Изабель догадалась, что через этого человека, отношения с которым, точно так же, как с президентом Виоле, были дружественными и теплыми, хотят дотянуться до нее. Письмо, найденное сторожем на скамейке в парке и доставленное ей, говорило именно об этом.

Анонимное письмо сообщало, что Рику не замедлит попасть в руки правосудия. Изабель сразу же поняла, что автором письма был не кто иной, как Фуке. Изабель чувствовала руку Фуке во всей этой разыгрывающейся драме, и на этот раз она испугалась. Не за себя – за Агату, которую успела полюбить. Агата платила своей госпоже взаимностью. Изабель поспешила сообщить камеристке неприятные известия, но та приняла их с бо?льшим хладнокровием, чем госпожа ожидала. Может быть, потому что разговор происходил в присутствии Бастия.

– Теперь нужно оберегать Агату, – сказала Изабель своему телохранителю.

– Чтобы не вынудить вас пойти у них на поводу?

– Именно. И не дождаться от них еще чего-нибудь худшего. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, какие еще гадости припас мне аббат Фуке!

– А что же вы собираетесь делать?

– Попросить госпожу де Бриенн поговорить с королевой… и попросить Мазарини принять меня!

И она, не медля ни секунды, осуществила свое намерение. Потом вызвала в Мелло свою мать и отправила с ней в Преси Людовика-Гаспара на тот случай, если предпринятые ею действия закончатся неблагоприятно. Такую возможность не следовало исключать, и Изабель предприняла все предосторожности, чтобы сын не пострадал из-за нее.

Написанное ею письмо было исполнено достоинства, дышало спокойствием и безмятежностью, каких она вовсе не чувствовала. Теперь она наконец поняла, что совершила большую неосторожность, прогнав аббата Базиля унизительным для него образом. Она подчинилась чувству и ошиблась. Оно не подсказало ей, что этот ничем не примечательный красавчик обладает огромной тайной властью…

Прошло два дня, и она получила следующий ответ[20]:

«Я был очень удивлен, получив Ваше письмо, получение его для меня было очень приятно, и ничего не могло помешать моей радости по поводу того, что Вы дали мне возможность быть Вам полезным. Однако я хотел бы, чтобы рвение, с каким я готов послужить Вам, не было отягощено какими-либо побочными обстоятельствами, и моя горячая защита Ваших интересов не навлекла бы на меня впоследствии упреков. Стало быть, от Вашего поведения, Мадам, и будет зависеть мое поведение по отношению к Вам. И если, в самом деле, Ваши чувства таковы, что могут только порадовать Их Величества, то я, получив необходимые сведения о деле, о каком вы удостаиваете меня чести сообщить, окажу все услуги, какие только будут в моей власти. Во всех остальных обстоятельствах, какие Вас касаются, вы почувствуете, что я с тем же участием, искренностью, уважением и т. д. и т. п…»