– Я бесконечно вам благодарна, господа, – сказала она галантным противникам, – но мне будет достаточно ваших грамот. Я боюсь, что ваши солдаты, проводив меня до Парижа, тотчас же, как останутся одни, вступят в рукопашную.

– Вы ошибаетесь на их счет, госпожа герцогиня, – возразил маршал де Тюренн. – Они дворяне, и слово чести для них…

– Господин маршал, – ответила ему Изабель, вооружившись своей самой ослепительной улыбкой, – со словом чести обращаются теперь точно так же, как со всеми прочими вещами: дают, сначала у кого-то отобрав. Или я не права?

– Ваше право иметь собственное мнение, – не стал спорить де Шаваньяк, – но мои люди получили точные указания.

– Мои тоже! – добавил де Тюренн. – Вы слишком красивы, госпожа герцогиня, чтобы странствовать по большим дорогам без охраны!

– У меня есть Бастий, он один стоит десятерых.

– Но десять точно меньше двадцати!

Против этого возразить было нечего, и Изабель вернулась в Париж под двойной охраной. Событие было столь необыкновенным, что лира поэта Лоре не могла на него не отозваться, и он написал следующие стихи:

Восторженная встреча позабавила Изабель и польстила ей. Как обычно, она остановилась в особняке Валансэ, оставила там багаж, Агату, привела себя в порядок после дороги и поспешила к госпоже де Бриенн. Торопила ее не только дружеская привязанность, но и желание узнать свежие новости. Госпожа де Бриенн встретила гостью с искренней радостью.

– Когда я узнала об ущербе, причиненном Шатильону, я собралась было отправиться к вам, – начала рассказывать добросердечная хозяйка, – но потом подумала, что не стоит доставлять вам лишние хлопоты и давать пищу всевозможным кривотолкам. Тяжело вам пришлось?

– Не сказала бы, что легко, но мне кажется, я сумела навести порядок. Со временем все наладится, лишь бы стояла хорошая погода. У меня серьезный счет к господину принцу, и я ему его предъявлю! Потом поеду на несколько дней в Мелло, посмотрю, как там мой сыночек. Мне очень его не хватало, но я была рада, что устояла перед искушением увезти его с собой. Даже представить себе не могу, что бы я с ним делала в этом раздоре!

– Неужели до такой степени плохо?

– Ужасно! И стоит мне вспомнить слова господина принца о нескольких днях отдыха под дружеским кровом, как я невольно задаю себе вопрос: что же делается после отдыха под кровом врага? Как с ним обходится господин принц? Шатильон был бы срыт до основания? Кстати, монсеньор и в самом деле в Париже?

– Да, он здесь, и едва только он выходит из дома, как к нему сбегается толпа, приветствует, радуется, провожает…

– А где сейчас королевский двор?

– В Сен-Жермене. Но не подумайте, что парижане враждебно настроены к королю. Обычные возгласы на улицах – это «Да здравствует король! Да здравствует Конде! Долой Мазарини!». Удобное приветствие, не правда ли?

– И, конечно же, ничего не обходится без коадъютора? То есть, я хотела сказать, без кардинала де Реца?

– Кардинала? Да, он суетится, как блоха на матрасе, и очень хочет, чтобы его новая красная шапка помогла ему потихоньку занять епископскую кафедру собора Парижской Богоматери. Он придет в восторг, узнав, что вы приехали.

– Придет в восторг? – не поверила своим ушам Изабель. – Мне кажется, он занят коллекционированием любовниц. Впрочем, нет, я не права, – улыбнулась она. – Допускаю, что в один прекрасный миг он окажется способным преобразиться в праведника.

– Надеюсь, что Господь продлит мне мои дни и я удостоюсь лицезреть это чудо, – улыбнулась и госпожа де Бриенн. – Но поговорим о вас. Чем вы собираетесь заняться, например, сегодня? Может быть, проведете этот день со мной?

– Я очень бы этого хотела, но сегодня вряд ли смогу. Мне не терпится скрестить шпаги с де Конде, и чем скорее, тем лучше! Надеюсь, он сейчас дома?

– Насколько я знаю, он не часто покидает свой особняк.

– Тем лучше! Как известно, железо куют, пока горячо, так что я еду к нему немедленно.

Продолжая говорить, Изабель подошла к зеркалу и взглянула на себя, желая убедиться в сиянии своей красоты.

– Не тревожьтесь – вы ослепительны! Должна сказать, что вам очень к лицу воинственный огонек, горящий у вас в глазах. Долгой осады не понадобится, противник сдастся! Даже если он превратил свой дворец в крепость!

– Посмотрим-посмотрим! На крайний случай у меня есть грамота господина де Шаваньяка!

Грамота не понадобилась. В особняке возле Люксембургского дворца герцогиню знали все слуги от мала до велика. Ворота перед ее каретой широко распахнулись. И когда Бастий с облучка объявил громким голосом, что госпожа де Шатильон желает немедленно видеть господина принца, то перед Изабель стали распахиваться одна за другой все двери и склоняться в поклоне спины. Кое-кто из согбенных обращал к ней такую блаженную улыбку, что в следующую секунду вполне мог улететь на небеса. Последнее лицо, какое возникло перед ней в кабинете-библиотеке принца, было лицо Лэне, бессменного советчика семьи де Конде, к чьим советам здесь всегда прислушивались. Изабель знала, что Лэне не из числа ее друзей, хотя с некоторых пор он и старался доказать ей обратное. Но она не забыла, как после смерти принцессы Шарлотты он не захотел отдавать завещанные ей драгоценности. И сделала вид, будто вообще не видит Лэне.

Она вперила свой взгляд в лицо принца де Конде и объявила с вызовом:

– У меня к вам разговор, кузен! С глазу на глаз!

Глаза принца вспыхнули поначалу гневом, но гнев улетучился, сменившись усмешкой, хотя выражение лица осталось суровым и недовольным.

– Оставьте нас, Лэне, раз госпожа герцогиня этого требует.

Тон принца не допускал возражений. Бургундец поклонился и вышел, по дороге поприветствовав герцогиню поклоном и получив в ответ лишь едва заметный кивок головой. Лэне ушел, в комнате воцарилось молчание, которое нарушил принц.

– Похоже, вы считаете, будто вам все позволено, герцогиня! Дерзости вам не занимать…

– О дерзости уместнее говорить по отношению к вам, монсеньор! Это вы себе все позволили и вели себя в моем доме как пьяный солдафон во главе банды наемников.

– Я был ранен, мои люди утомлены до крайности. Нам было необходимо восстановить силы…

– Разоряя меня?! Если ваши солдаты, как вы говорите, были ранены и утомлены после битвы, они не стали бы крушить мебель и ломать все что попадется под руку! Но я пришла не за тем, чтобы рассыпаться в жалобах! Я пришла получить то, что мне причитается.

Одним движением руки она развернула свиток, который лежал у нее в сумочке, его край коснулся пола.

– Это список, кузен, и счет! Вы должны мне десять тысяч золотых экю и тридцать три серебряных денье.

Названная ледяным тоном сумма заставила принца беспокойно передернуть плечами, разбудив скупца, который дремал в нем, как в достойном сыне своего достойного родителя.

– Десять тысяч экю? Золотом? За что? За какую-то жалкую ветошь?

– Мы можем посчитать вместе! Хотите? Давайте сядем и пересчитаем. Но выйдет ровно то, что вышло: десять тысяч золотых экю и тридцать три серебряных денье!

– Откуда вы взяли эти дурацкие денье? – продолжал возмущаться принц.