– Ах, Аганон, утешение сердца моего, забудь о Ренье. Твоим господином отныне буду только я. Ибо лишиться тебя для меня – то же, что вынуть душу из груди.

– И тем не менее Аганон все еще остается моим палатином, – громко заметил герцог, вступив в покой.

Король Карл с неудовольствием воззрился на него и на сопровождающего герцога воина. Карл любил красивые, правильные лица, все безобразное и грубое нагоняло на него тоску. Он недаром велел исключить из своего штата всех карликов, горбунов и уродцев, какими было принято развлекать взор при дворах. Шрам на щеке мелита герцога Ренье наводил его на мысли о боли, ранах, крови. Человек, созданный по образу и подобию Господа, должен быть совершенен, без всех этих ужасающих отметин и изъянов.

– В чем дело, герцог? Мы обсудили с вами достаточно, чтобы иметь уверенность, что вы не станете преследовать нас даже и в нашей опочивальне.

Произнеся эту тираду надменным и холодным тоном, Карл поудобнее расположился в кресле с пурпурными подушками, поджав пухлые босые ноги, сложил руки на животе и переплел пальцы. Лицо его приобрело властное и значительное выражение.

– Прошу прощения, государь, – склонился в поклоне Ренье, и Эврар последовал его примеру, – однако абсолютно неожиданно возникло еще одно дело, которое следует решить незамедлительно.

Карл продолжал оставаться в позе величественного идола, и лишь движение пальцев выдавало его беспокойство.

– Государь, я хотел бы испросить позволения на брак с вашей родственницей, которую герцог Нейстрии Роберт без вашего согласия вознамерился отдать Ру Нормандскому. Только вы можете воспрепятствовать его коварным планам.

Король уставился на Ренье в глубочайшем недоумении.

– Я говорю о вашей племяннице, мой король!

Карл усиленно пытался сообразить, о чем идет речь. Лоб его покрылся морщинами, а крохотный курносый нос совсем утонул между щек. Он беспомощно взглянул на застывшего рядом Аганона, словно ища у него поддержки, но юноша лишь молча пожал плечами.

– Любезный герцог, – довольно резко начал Карл, – я был бы весьма признателен, если бы вы уточнили, кто сия племянница, о которой вы ведете речь. Насколько мне известно, мои усопшие братья Людовик и Карломан не имели детей. Что же касается отпрысков моей сестры Теодорады, то Господь уже прибрал их к себе. Таким образом…

– Не совсем так, мой государь, не совсем так.

Ренье удобно расположился у камина на складном стуле, украшенном позолотой, подозвав одну из узкомордых гончих короля, дремавших на разостланных перед камином шкурах.

– Если не ошибаюсь, это те лотарингские борзые, которых я преподнес вам в прошлом году ко дню вашей свадьбы с госпожой Фрероной?

– Упокой Господи… – привычно сотворил знамение Карл. – Да, это они. Я люблю все лотарингское – собак, соколов, фризские сукна, вина Рейна.

– Тогда вдвойне есть резон, государь, чтобы герцогиней столь почитаемого вами края стала ваша родственница.

Карл пожал плечами, выпятил нижнюю губу и вздернул подкрашенные брови:

– Решительно ничего не понимаю, клянусь Богородицей! Послушайте, Ренье, я устал, мой желудок пылает от изжоги, а разум не готов к государственным делам. Вы говорите – родственница?.. О ком, дьявол побери, вы толкуете? О Гизелле?

– Отнюдь. Я говорю о дочери Эда Робертина и Теодорады, вашей племяннице, о кончине которой, если вы дадите себе труд напрячь память, вам никто никогда не сообщал. Вы просто забыли о ее существовании, государь.

Герцог терпеливо ждал, когда до Карла дойдет смысл сказанного, но тот лишь потер ладонью лоб. Тогда Ренье продолжил:

– Государь, ваша племянница Эмма жива и пребывает в добром здравии. Вы не раз слышали о ней, хотя ее подлинное имя скрывают, именуя девушку графиней Байе. Сейчас она является пленницей норманнов в Руане.

– Наложница Роллона?

– До поры, но вскоре она станет его женой, если мы не помешаем этому. Роберт Парижский намерен заключить союз с Роллоном, скрепив его браком между норманном и своей племянницей. Нет нужды, государь, пояснять, какую силу приобретет тогда герцог Нейстрийский, как и то, в каком двусмысленном положении окажетесь вы, если эта сделка состоится без вашего ведома.

Глаза Карла, начавшего уяснять суть речей герцога, округлились. Он издал хлюпающий звук и уставился на ластившуюся к нему борзую, явно не видя ее. На лице его промелькнула вся гамма чувств – от изумления, недоумения и растерянности до неукротимого гнева. Наконец он пнул босой ногой собаку и вскочил.

– Во имя Пресвятой Троицы!.. Этого не может быть! Это совершенно невозможно!

– Я бы не осмелился потревожить вашу милость, если бы не знал наверняка.

Карл заметался по покою, шлепая босыми ступнями по ледяным полам.

– Я всегда полагал, что Роберт готов к измене! Он не может угомониться с тех пор, как один из Робертинов побывал на троне. Пес, гнусный Иуда! Он пытается заключить договор за моей спиной, чтобы прослыть единственным человеком, способным обуздать норманнов, меня же унизить и сделать всеобщим посмешищем! Крест честной, если он и в самом деле достигнет этого, даже лошади во франкском королевстве будут ржать надо мной!

Следивший за беснующимся Карлом Эврар невольно улыбнулся в усы. Венценосец и без того выглядел смешным. К тому же Карлу еще предстояло уразуметь, что Ролло игнорировал мирные предложения монарха, продолжая поддерживать наилучшие отношения с Робертом Нейстрийским.

– Аганон, душа моя, теперь ты убедился, какие козни строят против меня недруги? – В смятении Карл позабыл о своих попытках держаться величественно и от этого стал особенно жалок. Кажется, даже Аганон почувствовал это. Обменявшись быстрым взглядом с Ренье Лотарингским, он воскликнул:

– Мой повелитель, разве посмел бы герцог Ренье тревожить вас в столь позднее время, если бы ему нечего было предложить? Наверное, нам следует выслушать его со вниманием.

Пробил час Ренье, но он все еще медлил, давая Карлу окончательно успокоиться, хлебнуть вина, метнуть в рот пригоршню засахаренных фисташек. Во взгляде монарха вновь появилась подозрительность.

«Теперь пора, – решил лотарингец. – Если к Карлу вернулась его обычная недоверчивость – значит, он способен рассуждать здраво».

– Мой повелитель, – учтиво начал он, по привычке поворачивая тяжелый золотой браслет на запястье. – Для вас, наверное, уже очевидно, что ни в коем случае не следует оглашать на все королевство, что Эмма из Байе, разделившая ложе с норманном, принадлежит к вашему роду. Об этом следует объявить лишь тогда, когда она вновь станет свободной и пятна позора будут смыты. По этой же причине не стоит давать знать Роберту, что вам известно о его намерениях. Это только усугубит его стремление поскорее, пока Эмма еще в руках Роллона, договориться с ним о брачном союзе. Лучшее, что мы можем сделать, – это похитить девушку из Руана, и для Роберта это должно быть полной неожиданностью. Я навел справки и убедился, что Роберт и сам уже дважды пытался выкрасть Эмму, но его попытки окончились неудачей. Роллон превосходно охраняет свою пленницу.

– А откуда тебе известно, Длинная Шея, что графиня Байе и в самом деле принадлежит к королевскому дому? – неожиданно прищурился Карл.

Ренье едва заметно кивнул на Эврара.

– Мой палатин, Эврар Меченый, год назад, находясь на Луаре, случайно присутствовал при кончине супруги графа Беренгара из Байе – Пипины Анжуйской. Перед смертью Пипина открыла, кем на самом деле является девушка, которую она несколько лет подряд выдавала за свою приемную дочь. До того об этом знал только ее брат Фульк Рыжий, вассал Роберта Нейстрийского, поспешивший обручить Эмму со своим старшим сыном Ги. Однако из-за неожиданного набега викингов Ролло их свадьба не могла состояться. Эмма стала пленницей норманнов, а позднее вместе с Ролло попала в плен к самому Роберту. Тут все и открылось. Вам наверняка известно, что Роберту удалось в Бретани на короткое время пленить Ролло, однако герцог сумел скрыть от всех, что при побеге этот варвар ухитрился похитить только что обретенную им племянницу. Роберт ловок и изворотлив, и ему не составило труда убедить всех и вся, что красавица, которую он вез из Бретани, вовсе не была его родней. Однако жених Эммы, Ги Анжуйский, продолжая разыскивать свою невесту, поступил в услужение к Роберту в надежде, что тот поможет ему вернуть его избранницу. И лишь убедившись, что у Роберта совсем иные планы в отношении девушки, поспешил к вам с этим известием.