Воцарилось молчание. Наконец Бьерн промолвил:

– Не стоит так печалиться. Всем ведомо, что Атли болен… Как долго продлятся его дни в Мидгарде? Вряд ли он доживет до седых волос. Человек, который хворает грудью, скоро заставит свою жену надеть вдовий платок. И тогда более не останется препятствий.

– Но Снэфрид?

– Да, она много значит для Ролло, – кивнул скальд. – Но Лебяжьебелая далеко не молода. И если с Атли что-то случится… Так или иначе – он обречен, – Бьерн сделал паузу, и Эмму охватил испуг. То, о чем он умолчал, было страшно. Она смотрела на него, не отрываясь, но скальд налег на правило и закончил: – Тогда ты станешь свободной и сможешь отдать себя Ролло.

Сказанное подействовало на Эмму, как ушат ледяной воды. Она почувствовала себя оскорбленной.

– Никогда! – воскликнула она, топнув ногой. – Никогда я не стану унижаться перед Ролло. И не смей говорить об этом. Я не люблю Атли, но не предам его, пока он жив.

Она даже не заметила оговорки, но Бьерн и не стал указывать ей на оплошность. Она была так хороша, когда злилась! Растрепавшиеся волосы, дико блестящие глаза, сердито надутые губы…

– Ну что же с тобой делать, девушка? – вкрадчиво начал Бьерн. – Разве что приголубить?

Секунда – и он вновь оказался рядом, притянул ее к себе.

И снова Эмма не знала, возмутиться ей или рассмеяться.

– Ты уколол меня щетиной!

Бьерн не отпускал ее.

– Это все, что ты почувствовала?

Когда он вновь склонился к ней, она не противилась. Поцелуи Бьерна были не столь упоительны, как поцелуи Ролло, но, когда его жадный рот приник к ее вспухшим губам, она испытала мстительную радость и сама обняла его. Бьерн тяжело задышал, его руки искали ее тело под плащом. Правило, оставшееся меж ними, давило обоим грудь, и когда в борт ударила волна, оно зашевелилось, словно отталкивая их друг от друга. Эмма тотчас очнулась, разжала руки, обнимавшие скальда, и попятилась. Бьерн перевел взгляд на море и встряхнул головой, приходя в себя.

– Ну и глупец! – воскликнул он.

Она так и не поняла, о ком он говорит. Глаза скальда горели, как плошки, когда он вновь повернулся к ней.

– Ступай, красавица. Уходи, иначе разум мой помутится и мы погубим корабль на скалах.

Грудь его вздымалась, но Эмма уже была спокойна. Улыбнувшись скальду, она пошла прочь, но Бьерн окликнул ее:

– Эмма!

Она обернулась.

– Атли, разумеется, славный парнишка, я люблю его, но кто знает, как все сложится. И знай, если тебе понадобится моя помощь, – ты можешь рассчитывать на меня.

Эмма тут же вернулась. Бьерн был почти на голову выше ее, и когда она бережно поцеловала его, сжав ладонями виски скальда, ей пришлось подняться на носки и наклонить его голову к себе. Но это был совсем другой поцелуй. Почти касаясь губами его губ, она сказала:

– Ты все понимаешь. И если бы любовь к Левше не сожгла мне сердце, я бы любила тебя, Серебряный Плащ.

Он глухо проговорил:

– А не будь у меня в руках правила, я бы тебя так просто не отпустил от себя.

Эмма смеялась, уходя. Она вновь чувствовала себя красивой и уверенной. Перед входом в палатку она остановилась. Здесь в меховом мешке спал Атли, что-то бормоча во сне. Эмма тихо опустилась возле него на колени. Несчастный, беспомощный, влюбленный юноша, которому она так или иначе обязана жизнью… Атли коротко застонал и затих. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Эмма осторожным движением убрала волосы с его лба.

– Бедняга! Что же мне с тобой делать?…

Когда утром она проснулась, драккар стоял на якоре в тихой бухте. К рассвету потеплело, и над морем повис такой густой туман, что только порой в его разрывах появлялась скалистая стена, у подножия которой покачивался корабль. Эмма различила наверху темный силуэт башни. Он казался призрачным, потому что сверху не доносилось обычных звуков обжитого места.

Эмма забеспокоилась. Следовало расспросить Атли или Бьерна, но ни того, ни другого не оказалось на корабле. Викингов на драккаре оставалось немного, большинство сошло на берег. Но у носовой надстройки Эмма увидела одного из кормчих, Эрлинга. Рядом с ним, кутаясь в шкуры, топталась Виберга. Увидев Эмму, она засуетилась:

– Я только спросила, нельзя ли и мне сойти на берег. Так хочется почувствовать под ногами прочную твердь!

Когда Эмма обратилась к кормчему, тот пояснил, что в башне, должно быть, никого нет. Серебряный Плащ сошел на берег со своими людьми и с Атли, который хорошо знает здешние места, чтобы разобраться, в чем тут дело, а заодно и пополнить запасы воды.

Они вернулись через пару часов, когда туман заметно рассеялся и Эмма даже могла переговариваться с Херлаугом, оставшимся на другом драккаре. Он первым заметил движение на берегу. Викинги возвращались не одни. С ними были монахи, легко узнаваемые по темным долгополым одеяниям. Они помогли викингам погрузить на борт провиант – вяленую рыбу, репу, козье мясо и даже яйца, уложенные в большие корзины, набитые соломой. Среди прочего оказалась даже пара бочонков пива, приведших в восхищение «королей моря». Их откупорили тотчас, как они оказались на палубе, и викинги с черпаками шумно обступили их.

Атли подошел к Эмме:

– Все это дали нам монахи-бенедиктинцы. Ныне они обитают в скалах, где нашли приют в глубоких пещерах. А до этого их монастырь располагался совсем близко от нашей крепости. Они снабжали гарнизон продовольствием, а викинги охраняли их. От них нам и стало известно о разгроме, который недавно учинили здесь датчане. Святые отцы едва успели бежать в глубь страны, пока норманны отражали набег.

Теперь, когда под лучами солнца туман окончательно рассеялся, стала хорошо видна крепость на скалах. Многие из ее укреплений были каменными, и хотя в них царило безмолвие и видны были следы пожара, Эмма отметила, что крепость не слишком пострадала. Насколько ей было известно, северяне не отличались умением штурмовать каменные укрепления и обычно предпочитали захватывать селения, где с бoльшим основанием можно было рассчитывать поживиться, не неся значительных потерь.

Атли словно прочитал ее мысли:

– Я и сам был поражен, когда убедился, что столь мощная крепость пала. Но монахи объяснили, в чем суть. Норманны сами открыли пришельцам ворота, ибо с ними был Рагнар. Он крикнул на стену, что прибыл с приказом Ролло, и ему поверили. Надеюсь, он угодит в Хель, этот презренный предатель. Теперь в крепости только смерть и тление. Все это случилось пять-шесть дней назад.

Эмма, зная Рагнара, могла представить, что произошло за этими стенами, и не на шутку испугалась.

– Нам следует скорее уходить отсюда.

Такого же мнения был и Серебряный Плащ. Однако, в отличие от удрученного Атли, он был, скорее, оживлен, что в большой мере объяснялось тем, что он уже хлебнул изрядную порцию излюбленного напитка. Глаза его блестели. Улыбнувшись Эмме, он протянул ей огромное яблоко, предварительно отерев его о полу, однако, когда он обратился к Атли, голос его звучал серьезно:

– Монахи утверждают, что даны все еще околачиваются в этих водах. У них несколько хороших драккаров и множество людей. Я не боюсь встречи с ними, однако слепо идти навстречу опасности достойно лишь тупого тролля. Думаю, чем скорее мы покинем эти места, тем вернее с нами останется удача.

Атли был согласен с ним. Поэтому, едва была окончена погрузка и принесены в жертву морским богам мех с вином и козья нога, викинги, даже не дожидаясь отлива, вышли в море.

Весь день они гребли, ибо, несмотря на ясную погоду, ветер был переменчив и на парус рассчитывать не приходилось.

Однако, когда солнце уже висело у горизонта, окрашивая все вокруг в пурпурные тона, они заметили чужой драккар, внезапно появившийся из-за скалистого острова и устремившийся им навстречу.

– Даны, – кивнул Серебряный Плащ, и глаза его засверкали.

Длинное судно с красной драконьей головой и двенадцатью парами весел с каждого борта неслось прямо на них, не замедляя хода. «Морской Тур» находился ближе к нему, и Бьерн прокричал Херлаугу, чтобы тот готовился к схватке.