Похоже, это был мой первый серьезный конфликт в этих краях, о котором я тут же забыл, потому что думал только о Друсилье Альварадо и о нашей разлуке. Мне казалось, что я полный дурак. Она не для меня. Но это не имело никакого значения, зато с этого дня я стал лучше понимать Оррина и даже пожалел его.

Хотя ничто не изменило моего отношения к этой узколобой блондинке. Наш жеребец, который был на нее похож, оставался для меня таким же никчемным, мерзким и упрямым.

Впереди виднелись огни форта, а позади слышался стук колес каравана фургонов, звон цепей и перекликающиеся голоса мексиканцев.

— Том, — сказал я, — нам с братом надо учиться.

— Учиться обязательно надо, — ответил он серьезно. — Буду рад помочь тебе.

— Научишь читать?

— И читать тоже.

Некоторое время мы ехали молча, затем Том сказал:

— Тай, земля, по которой мы едем, — большая, и на ней не могут жить мелкие людишки. Она дает каждому одинаковые возможности. Ты такой, каким себя представляешь. Но если хочешь чего-либо добиться в этой жизни и готов работать, то получишь это наверняка.

Я догадался, что имел в виду Том. Можно стать достойным даже внучки дона Луиса. Он хотел мне это сказать, но я вдруг понял все сам. Да, он, конечно, прав. На этой земле человек мог сделать многое. У любого тут действительно есть шанс выбиться в люди.

Ярко светили звезды. Лагерь остался далеко за спиной. В поселке, который лежал впереди, кто-то засмеялся, где-то упало ведро и, загрохотав, покатилось по ступенькам.

Подул легкий ветерок — свежий и приятный. Итак, первый шаг сделан. Пора собирать одичавших коров.

Мы ехали в Пергетори.

Те края, куда мы направлялись, Кэп Раунтри исшагал вдоль и поперек, охотясь на бобров. Он был там с Китом Карсоном, Дядей Диком Вуттоном, Джимом Бриджером и братьями Бентсами[7]. Раунтри знал ту землю так же хорошо, как индеец знает свои охотничьи угодья.

Том Санди… Я часто задумывался, кто же он такой. Том рассказывал, что родился в Техасе, занимался скотоводством и очень хорошо знал это дело.

Ну, а мы с Оррином всю жизнь имели лишь то, что росло на земле или добывалось на охоте, да еще с детства нас учили жить в лесу и разбираться в травах и растениях.

Мы направлялись на земли, где издавна обитали индейцы. Там жили, охотились и дрались между собой команчи, юты, арапахо и кайовы, да и шайены тоже не обходили те места стороной. А иногда заглядывали и апачи, совершающие набеги на север. В тех краях несколько минут расслабленности могли стоить жизни тебе и всем твоим товарищам. Здесь нечего было делать лентяям и разгильдяям.

И всегда над собой мы видели небо. Городские жители редко обращают внимание на небо или на звезды, но у нас не оставалось выбора, потому что от края до края горизонта простиралась бесконечная, усыпанная звездами ширь, всегда сопровождавшая нас.

Том Санди знал великое множество стихов, и в дороге часто читал их нам. По сути мы были одинокими бродягами и, Том, по-моему, больше всего скучал по книгам. В те времена книги считались редкостью и ценились чрезвычайно высоко, отыскать их было нелегко. Из-за книг и газет часто вспыхивали драки;

В то время газеты не продавали на ближайших перекрестках. Почтальоны также не доставляли их по адресам. Я был знаком с ковбоями, которые заучивали надписи на этикетках консервных банок, потому что больше читать было нечего.

Кэп не просто знал эту местность: ему был знаком каждый ручеек и каждая долинка. В то время все надо было держать в голове, карты отсутствовали, а дорогу спросить было не у кого, поэтому люди волей-неволей старались запомнить особенности тех мест, по которым проезжали. Кэп знал что, где и как на тысячах квадратных миль. Даже лучше, чем многие помнят расположение вещей на своей кухне.

В последние дни по утрам становилось все холоднее и холоднее, в воздухе чувствовалась свежесть — явный признак того, что мы поднимались все выше в горы. И вот однажды рано утром мы проехали совсем немного, когда увидели семь сожженных и почерневших фургонов. Мы осторожно приблизились к ним, держа наготове винтовки, медленно делая шаг за шагом, стараясь держаться дна неглубокого оврага, и наконец оказались совсем рядом.

Люди на Востоке много говорят о несчастных индейцах, но они никогда не дрались с ними. Индеец — прирожденный воин, и жалость ему не присуща.

Жалости и снисхождению учат. У индейцев никто не станет проявлять жалость к врагу — они знают одно — друзья только в сроем племени, все остальные — враги.

Никто их не учил иначе. По обычаям индейцев, враг должен быть убит, а затем изуродован так, чтобы при встрече в последующей жизни, он не смог отомстить своему убийце. Многие индейцы верили, что изуродованный враг вообще не попадет на небеса.

Двоих мужчин из разгромленного каравана оскальпировали, утыкали стрелами и четвертовали на фургонных колесах. Вокруг лежали окровавленные трупы женщин в разорванной одежде. Тела мужчины и женщины мы нашли в ложбине, судя по всему им удалось там укрыться и отстреливаться.

— Их не тронули? — удивился я. — Наверное, они умерли, когда индейцы ушли.

— Нет. — Кэп показал на следы вокруг мертвецов. — Они покончили с собой, когда не осталось патронов. — Кэп ткнул носком сапога в пятна обгоревшего пороха на платье женщины и на виске мужчины. — Он убил ее, а потом застрелился сам.

На счету человека, который засел в ложбине, было несколько индейцев. Мы обнаружили на траве следы крови четырех или пяти воинов, но точно сказать было невозможно, потому что индейцы всегда уносят своих убитых.

— Их трупы не изуродовали, потому что мужчина хорошо дрался. Индейцы уважают бойцов и только бойцов, но иногда и их тоже четвертуют.

Мы похоронили тех двоих, которых нашли в ложбине, отдельно, — в стороне, а остальных закопали в общей могиле поблизости, пользуясь лопатой, обнаруженной в одном из фургонов. -

Кэп нашел несколько уцелевших писем и положил их в карман.

— По крайней мере отправим. Родственники погибших захотят узнать, что случилось.

Санди стоял чуть в стороне, осматривая место схватки.

— Кэп, подойди-ка сюда на минутку.

Индейцы подожгли фургоны, но один из них почти не обгорел, если не считать обугленного брезентового покрытия.

— Понятно, — кивнул Оррин. — Похоже, у этого фургона довольно глубокое дно.

— Слишком глубокое, — согласился Санди. — По-моему, двойное.

Лопатой он чуть отодвинул доску, а потом мы оторвали ее руками. Подо дном оказалось свободное пространство, а в нем — железный несгораемый ящик, который мы вскрыли.

Внутри лежали несколько мешочков с золотом и два с серебром, в общей сложности более тысячи долларов. Там же было несколько писем.

— Намного лучше, чем сгонять в стадо коров, — решил Санди. — Денег хватит на всех.

— А может, эти деньги кому-то нужны? — решительно произнес Оррин. — Давайте Лучше прочитаем письма и посмотрим, сумеем ли отыскать наследника.

Том Санди, улыбаясь, поглядел на него, но похоже, что ему было совсем не смешно.

— Ты серьезно? Тот, кому принадлежат деньги, мертв.

— Если мы с Тайрелом пошлем деньги маме, она обрадуется, потому что они ей очень нужны, — продолжал Оррин. — Но может статься, кто-то тоже очень нуждается в этих деньгах.

Сначала я подумал, что он шутит, однако Оррин говорил совершенно серьезно, и то, как он смотрел на эти деньги, заставило меня призадуматься. Конечно, надо узнать, кому принадлежат монеты и послать их наследнику…

Ну, а если мы никого не найдем, тогда можно поделить их.

Кэп Раунтри стоял в сторонке, набивая свою старую трубку, и внимательно наблюдал за Оррином, словно видел что-то чрезвычайно интересное.

Мы четверо не наскребли бы сейчас на всех и пяти долларов. А нам предстояло еще купить вьючных лошадей и снаряжение. Заработанные деньги мы с Оррином отослали матери из Абилина. И теперь нас ждали несколько месяцев тяжелой работы. Мы рисковали скальпами, а предсказать, что нам предстоит, было трудно.