Звук был едва различимым, но Монтана тоже услышал. его. Он дернул головой, насторожился и раздул ноздри, пытаясь уловить новые запахи. Я похлопал его по шее, приговаривая:

— Все нормально, мальчик. Успокойся.

Кто-то в ночи выкрикивал мое имя.

Нельзя сломя голову бросаться в темноту, можно оказаться с пулей в животе. Осторожно ступая, я двинулся стороной. В этих местах у меня было гораздо больше врагов, чем друзей.

Прошло совсем немного времени, и я увидел стоящую лошадь, до меня донесся тихий стон. На земле лежал человек, который, похоже, был тяжело ранен.

— Сеньор, — послышался слабый голос. — Прошу вас… Это Мигель. Я пришел к вам… принес беду.

Я поднял его и посадил на лошадь.

— Держись, — сказал я. — Надо проехать всего несколько ярдов.

— Сеньор, за мной гонятся, хотят убить. Из-за меня у вас будут неприятности.

— Я с ними разберусь, — пообещал я. — Почитаю главы из Библии.

Мигель потерял сознание, но я довез его до своего лагеря и снял с лошади. Ему здорово досталось: одна пуля застряла в бедре, другая прошла насквозь высоко на правой стороне груди. Он был в плохом состоянии.

Осталось немного горячей воды, поэтому я сразу стянул с него одежду пропитанную кровью и принялся за дело. Прежде всего промыл раны и наложил примитивную повязку, чтобы остановить кровотечение. Утром, если Мигель доживет, надо будет заняться ранами всерьез.

Кончиком охотничьего ножа я надрезал кожу на бедре и вынул застрявшую пулю, затем промыл рану и перевязал, как сумел. Я слышал, как с горы в каньон спускаются всадники, которые, очевидно, охотились за Мигелем. Рано или поздно они заметят огонь, и тогда мне придется вступить в игру.

Оттащив Мигеля в сторону, я хорошенько укрыл его, и почти сразу услышал приближавшихся галопом всадников.

— Эй, у костра!

— Слышу. Давай, говори.

— Мы ищем раненого аборигена. Ты его видел?

— Не только видел. Он здесь, но вы его не получите.

Они подъехали к костру, и я вышел на границу освещенного пространства. Беда была в том, что один из всадников держал винтовку, которая была направлена на меня, а расстояние не превышало пятнадцати футов.

Эта винтовка меня беспокоила. Я немного разволновался. Тот, кто быстро выхватывает револьвер и кто быстро стреляет, может опередить противника, который, прежде чем выстрелить, должен успеть среагировать. Но первая пуля должна непременно попасть точно в цель.

— Это Сэкетт. Его называют ганфайтером.

— Значит, Сэкетт. — Говорил мужчина со светлыми волосами и двумя подвязанными к бедрам кобурами, похоже, он изображал из себя очень крутого парня. — Мне что-то не попадались могилы его врагов.

— Поезжайте своей дорогой. Мигель останется со мной.

— Разговаривать-то ты умеешь, — вступил Чарли Смит, бородатый здоровяк, про которого говорили, что с ним лучше не связываться.

Человек с винтовкой был худым, угловатым, с большим выступающим кадыком и хищным огоньком в глазах.

— Он ранен, — продолжал я, — и нуждается в помощи.

— А зачем он нам живой, — сказал Смит, — он нам нужен мертвый. Отдай его, не лезь не в свое дело.

— Извини.

— Ну и хорошо, — согласился светловолосый. — Ты мне нравишься. Так даже лучше.

Светловолосый не беспокоил меня, я опасался человека с винтовкой, хотя, возможно, у него есть еще и револьвер. Не исключено, что он может обращаться с оружием достаточно быстро. А это следовало иметь в виду.

В одном я был уверен: проблема не разрешится с помощью разговоров. Надо выбирать — или отойти в сторону и наблюдать, как убивают Мигеля, или драться.

Я вообще-то не курю, но у Мигеля выпали из кармана табак и бумага, и я подобрал их. Теперь я вынул табак и стал сворачивать самокрутку, не переставая говорить.

Надо было что-то срочно придумать. Против меня: человек с винтовкой, Чарли Смит и светловолосый парень, который считал себя ганфайтером. Не исключено, что в темноте прятался кто-то еще, но думать следовало об этих троих.

— Мигель, — я пытался тянуть время, — хороший человек. Мы с ним друзья. Я не стал бы ввязываться в чужую драку, но не очень приятно смотреть, как стреляют в раненого, который не имеет возможности защищаться.

Смит был настороже и все время оглядывался. Я догадался, что Смита тревожит мысль об Оррине. Он знал, что мы почти всегда ездили вместе, более того, нас обычно видели вчетвером, и теперь боялся, что где-то рядом могут находиться мои друзья.

Я лихорадочно думал. Человек, который держит на мушке другого — напряжен и готов к немедленному выстрелу только в первые мгновения. Напряженные мышцы быстро устают, и через некоторое время реакция становится замедленной. Более того, этих парней трое, а я один, у них численное преимущество, поэтому они вряд ли считают, что я буду с ними сражаться. Это мне на руку. Они вроде как внутренне расслабились, если вы понимаете, о чем идет речь.

Главное — каждое мое движение должно быть тщательно рассчитано, а их надо заставить сосредоточиться на чем-то другом.

Если они убьют раненого Мигеля в моем лагере, я себе этого никогда не прощу… Если останусь живым.

— Мигель, — произнес Смит, — человек Альварадо, а мы их скоро выгоним из этих мест.

— Где твой брат? — вдруг спросил человек с винтовкой, поглядывая на сгустившуюся над деревьями темноту. На его месте я сделал бы то же самое.

— Где-то поблизости. Эти ребята всегда держатся вместе.

— Здесь только одна скатка одеял. — Лучше бы светловолосый не раскрывал рот. Как я понял, человек с двумя револьверами хотел убить меня. Интересно, как бы он разговаривал, если бы встретился со мной один на один.

Чарли Смит тоже желал моей смерти, потому что знал — если я останусь жив, то обязательно найду его.

Я закончил сворачивать самокрутку, нагнулся за горящей веточкой, чтобы прикурить, и держал ее в руках, продолжая разговор.

— Мы четверо, — сказал я, — всегда рядом. Мы вместе работаем, вместе боремся и вместе побеждаем.

— Их здесь нет, — отозвался светловолосый парень. — Скатка одеял одна… Только две лошади — его и мексиканца.

Наверху зашумели сосны, и поскольку я весь вечер прислушивался к звукам, то знал, что это пробегает ветер по гребню хребта, но бандиты замолчали и стали прислушиваться.

— Я Сэкетт, — продолжал я как бы между прочим, — из теннессийского клана Сэкеттов. Пару лет назад у нас закончилась междоусобица с Хиггинсами. Шестнадцать лет назад один из них убил нашего родственника, и мы не прекращали охотиться на убийц, пока не отомстили всем Хиггинсам, а их было девятнадцать человек. У меня есть брат — Телль Сэкетт — лучший стрелок в Америке…

Я продолжал говорить, а ветка — гореть. На это обратил внимание Чарли Смит.

— Эй, сожжешь себе…

Пламя коснулось пальцев, я взвыл от боли, бросил ветку и в то же мгновение выхватил револьвер и выстрелил в человека с винтовкой.

Светловолосый потянулся к своему шестизаряднику, когда я в него прицелился, и дважды молниеносно взвел курок так, что два выстрела слились в один. Он опрокинулся на круп лошади и упал, словно его стукнули по лбу топором.

Наведя револьвер на Смита, я увидел, что он сидит на земле и держится за живот, а из леса выезжает Том Санди с винтовкой «генри» наперевес.

— Хитро придумано, — сказал он, глядя на Смита. — Когда я увидел, что ты прикуриваешь, то понял: сейчас что-то будет. Мне-то известно, что ты не куришь.

— Спасибо. Ты действительно подъехал вовремя.

Санди спешился и подошел к человеку с винтовкой. Он был мертв, пуля прошла сквозь сердце. Светловолосый тоже получил две пули в сердце. Санди взглянул на меня.

— Я видел, как ты стрелял, но до сих пор не могу поверить, что такое возможно.

Заталкивая патроны в барабан револьвера, я подошел к Мигелю. Он лежал, опершись на локоть, его лицо было белее снега, глаза широко раскрыты.

— Gracias, амиго, — прошептал он.

— Оррин объяснил, куда ты поедешь, — сказал Том, — а мне что-то не сиделось дома, поэтому решил составить тебе компанию. Когда увидел тебя среди бандитов, стал думать, что предпринять, лишь бы они не начали палить в тебя. И тут ты сам все сделал.