– Я устала, – говорю я.

Джейсон пересаживает меня на пол, встает и помогает мне забраться в постель. Я чувствую себя так, будто пробежала марафон. Всего восемь часов вечера, но меня уже клонит в сон. Мне кажется, я просплю несколько дней.

– Ну я, наверное, пойду, – говорит Джейсон. – Тебе что-нибудь нужно?

Я прикидываю, стоит ли говорить о том, что именно мне нужно. Я вижу в его глазах сочувствие и делаю вывод: он все поймет.

– Не уходи, – говорю я. – Мне нужно, чтобы ты был рядом.

Он колеблется, размышляя. А я в это короткое мгновение задерживаю дыхание. Но затем он сбрасывает кроссовки, выключает верхний свет и стаскивает с моей кровати покрывало и одеяло. Мы устраиваем на ковре уютное гнездышко – Джейсон отлично понимает, что я откажусь спать на кровати, что я захочу как бы начать все с нового места, нашего.

Он ложится на бок, лицом ко мне, я улыбаюсь ему, потом отворачиваюсь, сворачиваюсь клубком, слушаю его дыхание и наслаждаюсь теплом, исходящим от его тела.

Я плаваю между дремой и бодрствованием, но вдруг полностью просыпаюсь, когда чувствую на талии тяжесть. Я обнаруживаю, что это рука Джейсона, а сам он лежит, уткнувшись мне в затылок, в волосы. Я не шевелюсь в надежде, что он решит, будто я все еще сплю, но, вероятно, меня выдает мой участившийся пульс.

– Грейс, – шепчет Джейсон мне в волосы, и мне еще никогда прежде так не нравится собственное имя. – Ты единственная, кто был со мной, когда я в этом нуждался. Теперь я хочу быть с тобой.

А потом он добавляет нечто, от чего все мои нервы натягиваются как струны.

– Доверься мне, – шепчет он.

И мне очень хочется довериться ему.

На следующее утро я просыпаюсь от жужжания телефона. Джейсон что-то бормочет во сне и переворачивается на другой бок.

«Мне можно вернуться в мою комнату?» – пишет Софи.

Краснея, я принимаюсь нажимать на кнопки.

«ДА! – отвечаю я. – ПРОСТИ ПОЖАЛУЙСТА!»

Она отвечает через мгновение смайликом с недовольным выражением и словами:

«Если ты там спишь с моим братцем, меня стошнит».

От возмущения меня бросает в жар, и я в ответ поспешно пишу:

«Я НЕ сплю с ним. Хотя нет, сплю. Но абсолютно в буквальном смысле. Долгая история».

Софи не отвечает, но я решаю, что будет лучше, если Джейсон уйдет до ее прихода. Я потягиваюсь – наверное, идея спать на полу была не так уж хороша – и бужу его. Он открывает глаза, сонно моргает и улыбается мне.

– Доброе утро, – говорит он хриплым от сна голосом.

Его голова лежит на моей подушке, и во мне поднимается нежность, но я подавляю эмоции. Надо сохранять спокойствие. Не поддаваться чувствам. Не поддаваться чувствам.

– Кажется, вечером заходила Софи, – говорю я.

Он трет лицо ладонями.

– Ага, заходила. Часов в одиннадцать, кажется.

– Ты меня не разбудил?

– А я не думал, что надо. Она ушла.

Я издаю стон.

– Это же и ее комната тоже.

– Могла бы остаться, если бы хотела.

Не могла, если подумала, что мы тут кое-чем заняты. Однако я не говорю об этом вслух. Вот и еще одна обида на меня, которую Софи добавит к своему списку, думаю я.

– Наверное… тебе стоит уйти.

Джейсон садится.

– Ты… сердишься на меня?

– Нет! – отмахиваюсь я. – Просто мне кажется, что будет лучше, если ты уйдешь сейчас.

Я отвожу взгляд. Джейсон довольно долго молчит, затем берет мою руку в свою и сжимает.

– Так ты расскажешь мне, что вчера произошло? – спрашивает он. – Из-за чего ты так расстроилась?

Я размышляю, стоит ли ему все рассказывать. Но он же рассказал мне про своего отца, да и мне довелось увидеть его не с лучшей стороны. Вряд ли он станет судить меня. Я глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться.

– Я столкнулась с репортером. Из Америки. Он приехал за мной сюда. – Я сглатываю. – Я наорала на него.

Джейсон морщится, но молчит.

– И я… типа… поругалась. С мамой.

Он долго выжидает, потом спрашивает:

– Из-за чего?

Мое горло сжимается, на меня наваливается скорбь, которая грозит вытеснить из меня все то хорошее, что дало мне присутствие Джейсона, и оставить лишь непрекращающуюся боль в сердце.

– Из-за моего брата, – хриплым шепотом отвечаю я. – Не знаю, что тебе известно о его смерти, но все было не так, как писали в газетах. У него была передозировка, но… – У меня ломается голос. – Это было самоубийство.

Джейсон обнимает меня за плечи, и тепло, которое я кожей ощущаю даже сквозь одежду, успокаивает меня.

– Ты не должна рассказывать, если не хочешь.

Я мотаю головой.

– Нет, все нормально. Мое семейство знает всю историю, и, думаю, мне самой нужно выговориться.

Он притягивает меня к себе, и я оказываюсь практически у него на коленях. Он обнимает меня. Наверное, мне следовало бы смутиться, особенно после эсэмэски Софи, но мне хорошо. Мне очень хорошо от того, что он рядом. И мне хочется говорить, мне хочется, чтобы он выслушал меня.

– Нейтан пил, – говорю я. – Много. Я все это видела и рассказывала папе, но папа говорил, что не надо переживать. Думаю, его больше беспокоила карьера Нейтана, чем его проблемы с алкоголем. – Я всхлипываю. – А однажды я увидела, как Нейтан принимает таблетки. Я подумала, что он простудился или типа того. И никому не сказала. – Мой голос дрожит. – А потом он позвонил мне прямо перед тем… как сделал это. Я решила, что он прикалывается. Как ты понимаешь, он не прикалывался.

Джейсон качает головой.

– Грейс, тут нет твоей вины. Ты не могла отвечать за него.

Я смаргиваю навернувшиеся слезы.

– А должна была бы.

Он берет меня за плечи и поворачивает лицом к себе.

– Ты не должна так думать. Ты не несла ответственность за него, и твоей вины в этом нет.

Я прикусываю дрожащую нижнюю губу. Джейсон прижимает меня к себе.

– Я много лет считал, что отец пьет из-за меня, – говорит он. – Возможно, мне следовало бы относиться к жизни попроще, не злиться на него за то, что он бросил маму. Но ведь именно он вливал в себя выпивку, не я. Именно он нес ответственность за собственную жизнь. Хотя это не означает, что я больше не злюсь на него.

Я отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. И по ним вижу, что он отлично понимает, что я чувствую. Потому что сам все это чувствовал. Наверное, небольшая разница есть, потому что в его ситуации это отец. Однако он все равно понимает. Он понимает все.

– Иногда мне кажется, что господь наказывает меня, – шепчу я, – как будто я провалила какую-то вселенскую контрольную.

Джейсон берет мое лицо в ладони и приближает свое лицо.

– Не господь заставляет тебя испытывать вину. Только ты сама. Ты казнишь себя за то, на что не могла повлиять, но сейчас надо покончить с этим и жить дальше.

– Ладно, – говорю я, хотя плохо представляю, как воспринимать его слова. Что я должна сделать? И вообще, как «жить дальше»?

Джейсон встает, одергивает безнадежно мятую майку, надевает кроссовки. Он замирает на мгновение посереди комнаты, между письменным столом и кроватью, и просто глядит на меня. И все внутри меня, клянусь, тает.

Он видел меня – всю. Во всяком случае в фигуральном смысле. Он знает мое прошлое, я выплакала свою скорбь в эту самую майку.

И он после этого не отказался от меня.

Джейсон чешет макушку и тем самым приводит свои волосы в еще больший беспорядок.

– Наша сегодняшняя договоренность поужинать в силе?

– Не знаю. Мне надо позвонить сестре.

Он кивает.

– Ладно. Позвоню позже. Ну, а если ты будешь занята, – бодро говорит он, – тогда встретимся завтра. Мама очень хочет увидеть тебя. Наверное, ты произвела на нее впечатление.

Я улыбаюсь ему.

– Несомненно.

Джейсон несколько секунд пристально смотрит на меня, затем открывает дверь и выходит. Я наблюдаю, как дверь медленно закрывается за ним. И мой желудок скручивает болезненный спазм. Я холодею. Джейсон был так ласков со мной. Но и Айзек был ласков. И Нейтан тоже.