– Ладно, – сказал я охраннику. – Здесь я всё осмотрел. Теперь займёмся кабинетом.

Как и в приёмной, в кабинете сохранилась прежняя обстановка, не хватало только книг на полке, дипломов доктора медицины и психологии на стене за письменным столом, двух картин с пейзажами, бронзовой статуэтки древнего мудреца Зигмунда Фрейда и ещё некоторых предметов обстановки, изъятых полицией или родственниками Довганя. Постояв с полминуты на пороге, я неторопливо прошёл вглубь кабинета и остановился возле широкого, обитого кожей кресла, в котором был найден убитый доктор Довгань.

Я повернулся к стоявшему рядом Торн-Смиту:

– Раз вы здесь, то расскажите, как обнаружили тело.

– Значит, дело было так, – охотно заговорил молодой человек. – В четыре я сменился с дежурства и перед уходом домой решил заглянуть к Светлане. Она заканчивала работу в семь, ей оставалось ещё три часа, и мне захотелось повидать её. Я поднялся на этот этаж, вошёл в приёмную, но не успел обменяться с женой и парой слов, как прозвучал зуммер вызова интеркома. Светлана ответила; женский голос, представившись медсестрой из гинекологического отделения, попросил её немедленно зайти к доктору Петровскому.

– Это личный консультант вашей жены? – уточнил я.

– Совершенно верно. И Светлана, ясное дело, была очень взволнована: такой срочный вызов не сулил ничего хорошего. Она тотчас сообщила об этом доктору Довганю, и тот, поворчав немного, всё же разрешил ей отлучиться. Мы вместе поспешили на двадцать четвёртый этаж, где находится женская консультация, а незадолго до этого ушёл и пациент, паренёк лет двенадцати, у которого как раз закончился приём. Так что доктор остался один.

– Когда это было? – спросил я.

– Точно не скажу, – ответил Торн-Смит. – Когда я пришёл к жене, часы в приёмной показывали 16:06. Так что, когда мы выходили, было не больше десяти минут пятого.

– А тот паренёк ушёл до звонка или после?

– Кажется, до. Или во время разговора. Но никак не после.

– Понятно, – кивнул я. – Продолжайте, пожалуйста.

– В общем, мы поднялись на двадцать четвёртый этаж и там выяснили, что никто Светлану не вызывал. Доктор Петровский как раз был занят, но мы переговорили с его ассистентом, и он заверил нас, что результаты последних анализов вполне удовлетворительны и беспокоиться не о чем. Решив, что произошла какая-то ошибка, мы вернулись обратно.

– Когда?

– Опять же, точно не скажу. Но жена говорит, что в двадцать минут пятого.

– И она не сообщила доктору о своём возвращении?

– Почему же, сообщила. Уходя, жена как обычно выключила свой интерком, а вернувшись, снова включила. Этого было достаточно. Доктор очень не любил, когда его отвлекают во время работы без крайней необходимости, а Светлана думала, что у него уже находится ваша подзащитная, которой было назначено на четверть пятого.

– Значит, – подытожил я, – ни вы, ни ваша жена не заподозрили ничего неладного и спокойно себе проговорили до половины пятого.

– Вернее, до шестнадцати двадцати семи. Я как раз посмотрел на часы, сказал жене, что мне пора уходить, и буквально в эту секунду появилась барышня Габрова. Она поздоровалась, извинилась за опоздание и объяснила, что сегодня вообще не хотела идти на приём, но затем всё же передумала и пришла. Светлана по привычке записала время её прихода.

– Прежде вы ни разу не встречались с моей подзащитной?

– Раз или дважды я видел её, когда она приходила на приём к доктору. Я часто заходил к Светлане после смены.

– А когда она заговорила с вашей женой, её голос не показался вам знакомым?

Торн-Смит покачал головой:

– Признаться, я как-то не обратил на это внимания. Светлана тоже. Только на следующий день мы сообразили, что её голос очень похож на голос медсестры, говорившей по интеркому. – Встретившись с моим взглядом, молодой человек на секунду замялся и смущённо добавил: – Вообще-то мы не сами сообразили. На эту мысль нас натолкнул полицейский следователь.

– То есть, вы не уверены?

– Нет, не уверен.

– А ваша жена?

– Она думает, что это была барышня Габрова, но утверждать под присягой не рискнёт.

– В полиции не пытались давить на вас?

– Пытались, но не сильно, а потом махнули рукой. Наверное, решили, что у них и без того хватает улик.

С этим я не мог не согласиться. Улик действительно хватало. Дело Алёны Габровой представлялось настолько очевидным, что прокуратура была готова передать его в суд присяжных уже через две недели после убийства. И только стараниями адвоката Стоянова, избравшего тактику бесконечных проволочек, начало слушаний раз за разом откладывалось.

– Хорошо, – кивнул я. – Что было дальше.

– Так вот, – продолжал Торн-Смит. – Светлана попыталась вызвать доктора через интерком, чтобы доложить о приходе опоздавшей пациентки. Ответа не было, и она решила, что за время нашего отсутствия у него возникло срочное дело и он вынужден был отлучиться. Нам даже в голову не пришло, что с ним что-то случилось. Барышня Габрова подождала ещё четверть часа, может, чуть меньше, затем сказала, что ждать дальше бессмысленно, посетовала на потерю времени и собралась уходить.

– Как, по-вашему, она себя вела?

– По-моему, нормально. Правда, мне трудно судить о том, какое поведение для неё нормальное, но тогда у меня не возникло никаких подозрений... Знаете, господин адвокат, – доверительным тоном сообщил Торн-Смит, – когда позже я узнал, что случилось, то был просто поражён её хладнокровием. За стеной, всего в нескольких метрах, лежал труп человека, которого она полчаса назад убила...

– Это ещё не доказано, – строго заметил я. – Только суд может признать человека виновным.

– Да, да, конечно, – немного растерянно произнёс молодой человек. – Я просто имел в виду... А впрочем, вы правы – не мне решать, совершила она убийство или нет. Это дело суда. Значит так, – продолжил он свой рассказ, – Светлана попросила барышню Габрову ещё немного подождать и передала срочное сообщение на пэйджер доктора. Но ответа не было, и через пару минут девушка ушла. А жена понемногу начала волноваться: доктор Довгань был очень обязательный человек и никогда прежде не подводил своих пациентов, даже если они опаздывали. Наконец она решилась заглянуть в кабинет, открыла дверь, вошла – и тут же испуганно закричала. Естественно, я тотчас прибежал на её крик. Светлана стояла в двух или трёх шагах от двери, а здесь, в этом кресле, сидел мёртвый доктор.