– Как вы нашли меня?
– Вас видит с балкона половина гостиницы, чьи окна выходят на бассейн. Почему вы не спите в номере?
– А почему вы ночью ходите в костюме?
– Потому что в десять утра по Москве я по скайпу докладываю начальству обо всем, что произошло на ярмарке. В Гаване в это время два часа ночи. Не могу же я предстать перед начальством в пижаме.
«Десять утра…» Я обреченно откинулась на лежак. Мне и в голову не могло прийти…
– Я думала, вы оделись, чтобы встретить моего вампира.
– Вам не надоело? – устало спросил Начальник.
– Скоро все закончится, вампир уже сидит у меня в чемодане.
– Чтобы я еще когда-нибудь связался с детскими писателями, – буркнул Солидный Начальник, на мгновение превращаясь в обыкновенного человека. – Эти дети просто запудрили вам мозги.
– Нет. – Я устроилась удобней. – Завтра они мне покажут чупакабру.
– Это будет чучело из коллекции писателя. Я был вчера в этом музее, нет там чупакабры. Я специально спросил у экскурсовода. Вы не представляете, какими глазами на меня посмотрели! Нет там никого!
– Нет так нет, – легко согласилась я. – Для вас – нет, – уточнила на всякий случай. – Что-то есть только тогда, когда вам это нужно. Вам же не нужна чупакабра…
– Елена Александровна! – взвыл Солидный Начальник.
– Вот видите!
– Вы меня в могилу сведете.
– А я говорила, что вы знаетесь с вампиром, – поймала я Начальника на слове. – Ладно, шучу. Обещаю, что на таможне проблем не будет.
– У меня будут проблемы на работе, – фыркнул собеседник. – Марсия уже всем рассказала, какую замечательную встречу вы провели с детьми и как изучили местный фольклор. Будете писать книгу?
– Непременно!
– Тогда, пожалуйста, без имен. Мне своих проблем хватает.
– Как скажете, – улеглась я обратно на лежак.
Если Солидного Начальника ждала Москва, где разгорался рабочий день, то меня убаюкивала в объятиях ночная Гавана. Три часа, можно еще спать и спать.
Утром я выставила чемодан на балкон. Он оказался легок. И это было даже не подозрительно. Я знала, что так оно и будет. Собрала свои вещи в подаренную сумку, выкинула ненавистные лилии, все убрала и сложила, приведя номер в идеальный порядок. Смахнула последнюю соринку с подоконника. Никакие вампиры не должны нарушать привычный ход жизни. Жизнь – это жизнь. А их беспокойная смерть – это их беспокойная смерть.
День прошел стремительно. Луиза с Пеппино не появлялись. Вот обормоты! Могли хотя бы поинтересоваться, как там поживает наша добыча. Я бы ответила, что хорошо поживает. Тихо.
К вечеру номер не изменился – и это было приятно. Балконная дверь – надежная защита от вампиров. Но спать я все равно пошла к бассейну. Телефон не включала. Зачем его включать? С кем надо, я могла и так поговорить.
И вот он – последний день в Гаване. Сегодня экскурсия в дом Хемингуэя, охота на чупакабру. Сегодня самолет…
Розочка в вазе на столе в моих глазах сразу как-то померкла и потеряла свежесть.
Чупакабра. Странный зверь, которого то ли видели, то ли придумали. Смесь собаки с шакалом. Обитает в Пуэрто-Рико. Питается кровью коз и овец. Кривоногое тощее создание с длинной мордой и выступающими вперед зубами. Охотится в Латинской Америке и в Экваториальной Африке. Заглядывал в Украину. Может, с Украины его везти будет ближе?
На выходе из гостиницы нас встретил старинный автомобиль, кругленький, с обтрескавшейся краской на покатых боках.
– Это «Форд Префект» тысяча девятьсот пятьдесят второго года, – с гордостью произнес наш экскурсовод Фелипе, улыбчивый дядька лет сорока в мятом льняном костюме.
– Мой ровесник, – похлопал машину по крылу Великий Поэт.
Выглядели они одинаково потасканно. Светло-коричневый с отслаивающейся краской «Форд», глазастый, решетка радиатора сильно вытянута вверх. А рядом – Поэт, в светло-коричневых брюках, в тон им футболке и коричневой жилетке. Они улыбались друг другу.
На ходу машинка оказалась резвой. Она лихо встроилась в поток и помчалась по узким улочкам.
И вновь я заметила, какие невероятные здесь машины. Розовые, голубые, красные, сиреневые – яркие цвета яркого города.
– Как известно, Хемингуэй много путешествовал, – рассказывал Фелипе. – Бывал в Африке, долго жил во Франции, воевал. На Кубу впервые приехал в конце двадцатых. Часто в Гаване останавливался в отеле «Амбос Мундос». И так ему понравилась Куба и кубинцы, что он купил себе участок земли с домом как раз в начале 1941 года. К нему многие приезжали в гости. Здесь он написал свои самые известные произведения… – И помолчав, вдруг добавил: – Кстати, Хемингуэй был очень беспокойным соседом. С местными мальчишками любил взрывать петарды под окнами соседей, разгуливал по участку с винтовкой. А еще у него было пятьдесят кошек и десяток собак. Вы только представьте, какой это был зверинец!
Великий Поэт довольно кивал. Интересно, что его больше порадовало: взрывы петард или кошки с собаками?
Мы миновали старые улочки, проскочили район небоскребов и углубились в бесконечную жилую Гавану с узкими мостовыми, с невысокими обваливающимися домиками, с бельем, вывешенным на балконах, с запыленными «ЗИЛами», припаркованными у гаражей. С собаками.
К собакам я стала приглядываться особенно. Были они здесь тощие, лохматые, со свалявшейся шерстью. Языки свисают набок. Зубы… зубов разглядеть мне пока не удалось.
– Хемингуэй много охотился, трофеи привозил с собой. В его музее вы увидите оленей, медведей, буйволов. Раньше в дом входили, но сейчас все законсервировано, в комнаты можно посмотреть через распахнутые окна и двери. Очень интересное ощущение, как будто подглядываешь чужую жизнь, которая еще продолжается там, за стеклом.
– Наверняка был человек дрянь, – прошептал Великий Поэт. Почему-то он ухитрялся во всех видеть больше плохого, чем хорошего.
– Хемингуэй был суеверен. В кармане всегда носил специальный камень, он его называл счастливым. Подобных камней много на Кубе. Местные такой камень называют «лысая галька». Еще Хемингуэй уважал число тринадцать, считая его для себя счастливым.
Мне мистер Уэй начинал нравится все больше и больше.
– Слушайте, а куда он девал всю эту свору собак и кошек? – поинтересовался Великий Поэт. – Они же дохли постоянно.
– Ну, кто-то сам умирал, кому-то помогали, – с явным удовольствием ответил Фелипе. – Кошек Хемингуэй хоронил под порогом гостиной, а собак около бассейна. Некоторых котов Хемингуэй застрелил сам. Был такой кот, звали его Бойзи. Ему все позволялось. Он даже на обеденный стол залезал. И вот как-то этот Бойзи снюхался с местным рыжим бандитом, и вместе они убили любимую кошечку жены мистера Уэя. Хемингуэй убил его прямо в доме, чтобы больше кот не натворил дел. А других двух котов, Фатсо и Шопски, Хемингуэй убил за то, что те сами стали убивать из зависти или ревности. Он пристрелил их в саду. Вокруг дома очень хороший сад. А вот была у них еще одна кошечка…
– А где жила вся эта гвардия? – перебила я нашего милого экскурсовода, понимая, что еще пара кровавых историй, и я тут же выйду и отправлюсь домой пешком.
– В Башне. Мистер Уэй построил Башню, чтобы в ней работать, чтобы гостей принимать. И на первом этаже устроил всех своих любимцев. Очень он уважал своих котов, очень.
Я проглотила неприятный комок. Так и виделось, как все эти праведно и неправедно убитые создания выходят ночью из небытия, бродят под манговыми деревьями, шуршат папоротниками, копают могилки собратьев около бассейна и под домом. И как хорошо среди них чупакабре.
– А еще он был не дурак выпить, – радостно сообщил Великий Поэт. На что экскурсовод решил промолчать.
Усадьба писателя – кусок склона. Вверх бежит дорожка, сквозь пальмы и миндальные деревья бьет нежаркое солнце.
Фелипе повел Великого Поэта наверх, а я остановилась внизу. Хорошо устроился писатель. На участке можно было потеряться. Белоснежная вилла выступала среди зелени, как морской лайнер в океане пальм. Он плыл среди папоротников и манговых деревьев, флажком на Башне отдавая прощальный салют.
