Алена бы отвернулась и ушла, но куда уйдешь, когда здесь Эдик?

– Глюк словила, да? – обрадовался Андрей. – Перезагрузись!

Андрей злой. Щербато улыбается. Конопушки на носу скачут. Одним словом, вурдалак.

– А ты сходи и умойся, – ответила Алена.

Что за день? Сначала ложки пропали, теперь чертовщина вокруг творится. Если ничего не было, то куда делся браслет? И откуда у нее в руке крестик?

Алене захотелось нажать «Delete», чтобы все стереть. Чтобы вернуться на прежний уровень игры. Чтобы опять было утро и круассаны. И домовые звенели чашечками.

Она сжала кулак, ломая крестик.

* * *

Пуделек завыл, заволновался от этого хруста, с тоской посмотрел на хозяйку. Ветер дыбил ему шерсть. Но хозяйка не повернулась к нему. На ее пальце все так же покачивалась цепочка с быками.

Почему люди не могут уйти от своих воспоминаний? Зачем им это вечное мучение: вспоминать, переигрывать давно прошедшие события. Не проще ли все забывать, стереть из памяти, чтобы там оставалось только самое нужное? Люди так цепляются за мелочи, за ерунду. Эта ерунда их и губит.

Яркие головки быков жаркими пятнами выступали среди серых стволов лиственницы и желтых сосен. Ветер поигрывал цепочкой, прислушивался к легкому звону. Больше никого на Горе Крестов не было.

Глава третья

Вечер

Эдик опять умотал. По делам. В гостинице и правда пропали все чайные ложки. У домовых оказался недельный загул – пьют чай без передышки. Скоро исчезнут стаканы, заварка и сахар в кубиках. А потом дороги занесет снегом, и уже никто не сможет отсюда выбраться. Так они и сгинут здесь все, на острове Хийумаа.

Алена вздохнула, устраиваясь удобней на подоконнике. В номере сидеть скучно. Мама все еще не вернулась. Обедом Алену накормил Эдик за компанию с Андреем. И теперь они вместе с вурдалаком болтались на рецепции, потому что делать решительно было нечего. Эдик вернется часа через два. Купит все, что нужно – в первую очередь чайные ложки, – и вернется к своей смене. То есть к девяти. Вурдалак останется на ночь в гостинице (вот ведь радость-то!), и только завтра дневным паромом его отправят к матери в Таллин. До девяти еще масса времени, и смотреть фильмы на эстонском или финском сил больше нет.

– К маме в Таллллллиииин, – вредничала Алена, но теперь уже не столько, чтобы задеть, сколько по инерции. Ругаться надоело, сидеть здесь надоело, видеть перед собой вурдалака тем более надоело.

– Сама дура, – лениво парировал Андрей.

Алена попыталась вложить в свой взгляд побольше презрения. Но на вурдалака это не действовало. Сидит, качает ногой, разглядывает в упор. Нет чтобы посмотреть в другую сторону или вообще уйти – не приклеен же он. А может, и приклеен, поэтому презрительно кривит губу. Демонстрирует независимость. Что он себе воображает?

– Маменькин сынок… – не унималась Алена.

– Вали отсюда! – дернул ногой вурдалак.

– Сам вали! Я здесь живу. – Как же было лень произносить слова.

– А я везде живу. – Вурдалак щербато улыбался. С места не сходил. Все-таки приклеился.

День какой-то дурацкий. Мамы нет. Быков зачем-то отдала.

Алена коснулась запястья. Браслета не было. Обмен произошел. Но почему тогда кажется, что все это она придумала?

Пойти, проверить? Заглянуть на Гору Крестов? Ой, нет, спасибо, она сегодня там уже набегалась. Не сунется больше в это страшное место. Да и нет там ничего, обманула девчонка. Наговорила с три короба, чтобы выманить подарок.

– Далеко собралась?

Вопрос догнал в дверях. Алена обернулась, подбирая слова для колкого ответа. Во-первых, не его дело. Во-вторых, сам дурак. В-третьих, чего он тут уселся и пялится, шел бы уже куда-нибудь.

Ничего не сказала. Прожгла взглядом. В ответ получила ухмылку. От бессилия вернулась от порога в холл.

Андрей все так же сидел на подоконнике, болтал ногами. Торопиться ему было некуда. Кеды пыльные, тощие коленки, желтые волоски на худых лодыжках. Как же он надоел!

– Чего вылупилась? Нравлюсь? – нагло спросил он и разулыбался.

На секунду Алена задохнулась от возмущения.

– Что в тебе может нравиться? – ахнула она. – Вурдалак он и в Африке вурдалак.

Андрей довольно гоготнул. Черт! Так бы и прибила.

Алена отвернулась, посмотрела в окно. Ничего, даже люди не ходят. Захотелось чаю. Горячего, крепкого. С тортиком. Сладкие вафли чтобы таяли во рту, а потом все это смывал терпкий чай. Чай… его сейчас можно только в гостях получить. На болоте. Чтобы не видеть эту наглую улыбку, Алена уже готова была и на болото отправиться.

А вурдалак словно специально злил – запрокинув голову, смотрел из-под прикрытых век. Картинка выходила препротивная.

– Эд сказал, что ты была в Ристимяги, – скрипуче протянул он. – Дурное местечко.

– Я уже слышала это, – вспылила Алена. Какое ему вообще дело, где она была и почему. – И к твоему сведению, Эд меня сам туда отвез.

– Жалко, меня с вами не было, я бы тебя местному привидению скормил.

– А тебя двум привидениям!

Алена раздраженно уставилась в окно. На улице ничего интересного: сосны, дорожки, кусты ежевики. А здесь вурдалак. А за конторкой рецепции улыбчивая Наташа. А в номере тишина и пустота. Вот ведь жизнь-то удалась!

– Там и правда живет привидение. – Вурдалак расширил глаза. – Утаскивает к себе в болото всяких девчонок.

– А пацанов оставляет, да?

Вурдалак глядел долго. Задрал подбородок и буравил сквозь щелочки век.

– С пацанами она не справится!

– Ну, конечно! Кому вы на фиг нужны?

Вурдалак словно и не замечал этих подколок. Все так же тянул сухие потрескавшиеся губы в ухмылке.

– Ты же призрака видела! У маяка. Ясное дело!

От таких слов по плечам пробежал озноб. Спорить с этим задавалой не хотелось. Пускай говорит что хочет.

– Сама сказала, что девчонка исчезла. Чистый призрак. А еще собака.

– Собака-то чем тебе не угодила?

– Собаки – дурные вестники.

– Ты их ни с кем не путаешь? С кошками, например?

Вурдалак помолчал, загадочно поиграл реденькими бровями.

– Верняк. Призрак, – вынес он свой приговор.

– Что-то у вас много призраков на одну Эстонию, – скривилась Алена. – И здесь, и в Хаапсалу.

– Нормально. Нам хватает.

Сидит вальяжно, улыбается нагло. Тоска-то какая! И мамы, как назло, нет. А за окном одно и то же – сосны, дорожки, кусты ежевики. Да еще наглое лицо в конопушках отражается.

– Врешь ты все, – протянула Алена лениво.

Посмотрела на запястье. Там теперь новый браслетик. Тонкая цепочка, а на ней висит розовый ботиночек. Не быки, конечно, но тоже красиво. Съездить, что ли, в гости, обменять на что-нибудь быков? Да хоть на того же самого вурдалака. Сказать: «Вот, бери на долгую память».

– Чего мне врать?

– Потому что дурак!

Алена медленно оттолкнулась от стены, около которой стояла, и медленно пошла в коридор. Желание уехать в гости становилось все сильнее. Терпеть наглого Андрюшеньку сил больше не было. Она не нанималась развлекать его весь вечер.

Администратор Наташа оторвала взгляд от листка бумаги. Что-то она там вычерчивала, что-то высчитывала. Тоже ложки ищет?

– Я возьму велосипед? – повисла на столе Алена. – Пятый.

– Внесу в счет, – жизнерадостно улыбнулась Наташа. – И возвращайся до одиннадцати.

А это уже как получится.

Алена провела рукой по юбке, придавая себе больше решимости – и одета неважно, и время уже позднее.

– Ты чего? На Ристимяги? – налетел сзади вурдалак. – Не езди! Она тебя утащит.

– Это тебя утащит! – прошипела Алена в конопатое лицо. – А меня в гости позвали!

Велосипеды стояли справа от входа за железным заборчиком. «Пятый» с удобным широким сиденьем и корзинкой сзади. У остальных корзина прикреплена спереди, колесо не видно, можно и в ямину навернуться. А этот очень удобный. Красненький.

– Какие гости? У тебя крыша уехала?