7

Распахнув двустворчатые резные двери, служившие входом в юрту, гоблин высунул свой маленький, приплюснутый нос наружу. Открыв рот, он поймал на язык несколько снежинок и улыбнулся — здесь это считается хорошей приметой.

Плотнее завернувшись в шубу, он заковылял по сугробам к соседней юрте. Всего их было три — две парадные, для гостей, именуемые «конак-уй», в одной из которых мы только пили чай, и крохотная, где жил сам хозяин.

— Что ты вытворяешь, Снежа? — вполголоса спросил я. — Мало какие мысли у гоблина появятся.

Девушка округлила глаза — при этом она выглядит так забавно, что на нее просто невозможно сердиться.

— Но мы же хотели остаться наедине? — спросила она. — Для заклинания. А гоблина я и правда отблагодарю — дам монетку.

Я понимал, что должен приструнить озорницу. Подобные выходки ни к чему хорошему не приводят. Это доказал еще Гунпур Тре’укс в своем давно ставшем классическом труде «О розыгрышах и кровопускании».

Но как призвать Снежану к порядку, и не подарить гоблину при этом лакомой пищи для сплетен, которыми он затем будет угощать каждого, кто остановится здесь, — причем, в отличие от чая и лепешек с тмином, совершенно бесплатно?

Первое, что пришло мне в голову, — это дернуть девушку за косу, но я тут же отверг такой вариант, как слишком вульгарный. Тогда я закрыл глаза и с удовлетворением услышал, как Снежана вскрикнула и принялась хлопать себя по бокам, — в попытке вытрясти из-под доспеха огромную льдинку, которую я там наколдовал.

— Если это не научит тебя манерам, — смиренно произнес я, — всегда можно повторить.

Гоблин не заметил ее высоких прыжков, поскольку как раз открывал двери в юрту.

Это была «жолым-уй» — самая маленькая, какие только бывают. Ее стены, которые называют «кереге», состоят всего-навсего из трех решеток, тогда как в парадной юрте, «боз-уй», их число может достигать тридцати.

Трактирщик остановился, и любовно провел лапой по резной двустворчатой двери. Фигурки снежных сайгаков, орлов и гигантских червей-хорхоев служили не просто украшением. По ним гости судят о богатстве хозяина и его положении в обществе.

Я понял, что гоблин ждет от меня восхищенных возгласов, и не разочаровал его, дав Снежане еще пару минут для неравной борьбы с льдинкой.

Войдя вслед за хозяином, я продолжал рассыпать конфетти похвал, — чтобы хоть как-то приглушить возгласы девушки, раздававшиеся из-за моей спины. Порой я восхищаюсь тем, сколько в мире различных языков, на которых можно сказать то, чего говорить нельзя.

С веселой ухмылкой, гоблин показывал мне гордость своего дома — войлочные ковры-телекметы, которые в степи служат главным украшением юрты.

Несмотря на то, что «жолым-уй» совсем небольшая, здесь нашлось место для широких дорожек, с причудливым орнаментом в форме птиц и плодов, для яркого разноцветья нарядных лент — плетеные, свалянные из шерсти, украшенные вышивкой, они завораживали глаз, и казалось чудом, что столь прекрасные вещи можно создать из такого нехитрого материала.

Пары десятков букв хватает для барда, чтобы создать прекрасную песню — каждый раз новую. Горсть пыли и пара сухих корешков в руках алхимика превращаются в волшебное снадобье.

Как часто люди жалуются, будто жизнь обошла их своим вниманиям — и как редко они задумываются над тем, что магия вовсе не в руках доброй феи, которую мы должны ждать, уныло перебирая просо — а в наших собственных.

Впрочем, в руках Снежаны, когда она повернулась ко мне, была большая, порядком обтаявшая льдинка. Перейдя на сильфидский язык — особо нежный и мелодичный, а потому более других подходящий для угроз, связанных с физической расправой, — амазонка подробно расписала мое с этой сосулькой совместное будущее.

Не желая шокировать читателей, среди которых могут оказаться пикси или же монахи света, — скажу лишь, что это общение обещало быть гораздо более тесным, чем мне бы того хотелось.

— Спасибо, что позволили нам воспользоваться своей юртой, дорогой гоблин, — обратился я к нашему хозяину, спеша развеять любые недоразумения прежде, чем они успеют сгуститься и поглотят нас с головой. — Разумеется, она нужна нам всего лишь для очень простого и совершенно безопасного заклинания.

Гоблин изрядно скис — по его морщинистой рожице стало ясно, что он ожидал нечто совершенно иное, хотя нередко тоже разгуливающее в компании со словом «безопасный».

Он бросил на Снежану пару осуждающих, но унылых взглядов, — какие всегда бывают у парня, которого развели на ужин, но этим и ограничились. Затем он мрачно посмотрел на меня, давая понять, как близко подобралась ко мне кармическая расплата.

— Ну что же, — произнес гоблин, неожиданно, хотя и вполне объяснимо, став ужасно сварливым. — Надеюсь, огненных шаров кидать мне не будете. Были тут давеча, трое репликантов, обещались костер устроить магический, — вместо, понимаешь, оплаты, — так чуть большую юрту мне не спалили.

Трактирщик погрозил пальцем неведомым репликантам, и стало ясно, что он, мягко выражаясь, не зря чистил нос, но зря не вымыл после этого руки.

— Будто не знают, из чего юрты делают! Это же все ууки, ууки.

Гоблин простерл лапу куда-то вверх — то ли призывал в свидетели богов Ледяной пустыни, то ли указывал на потолок юрты.

— Кто? — спросила Снежана.

— Деревянные жерди, которые поддерживают каркас, — пояснил я.

— Да, а сверху войлок натянут, в четыре слоя, должен заметить. Обычно в два делают, только у нас в степи мороз и железо рвет, и птицу на лету бьет. Поэтому в четыре. А сверху жиром, значит, чтобы ни дождь, ни снег не прошел. Впрочем, какое там, когда у нас дождь-то был, тьфу…

Разочарование сделало его весьма бранчливым — веская причина, чтобы не разочаровывать людей.

Я заверил гоблина, что его жилище не пострадает, — да и нет более простого заклинания, чем телепортация, если у вас с собой есть зачарованный камень. Их без опаски могут использовать даже гномы, а им, как известно, лучше не давать в руки волшебных палочек.

Подняв глаза, я взглянул на круглое отверстие в крыше юрты — «шанырак», верный часовой, он стережет покой степного дома, выводит наружу дым от очага, впуская внутрь свежий воздух и солнечный свет.

Из бокового кармана я вынул заговоренный динар с четырехгранной дырой в середине, — такими их чеканят во многих странах затем, чтобы нанизывать монеты на нитку. Потом из другого я достал драгоценный камень — хранить их надо раздельно, чтобы случайно не совместились.

Иначе вас забросит так далеко, что вы вряд ли успеете в гости к тетушке на праздник Поющей репы. Впрочем, есть вероятность, что значительная часть вашего тела все же останется дома — а это вряд ли порадует и вас самих, и того, кому придется примывать вашу кровь и собирать внутренности.

Я вновь поднял голову, стараясь уловить крошечный кусочек неба за свинцовым плетением туч. Далекое солнце, отмеченное прикосновением багряных вампиров, должно было указать нам путь на Камышовую реку — туда, где в крепости орков хранился череп Всеслава.

Сообразив, чем именно я занят, гоблин страшно забеспокоился и, хватая меня за края магической мантии, принялся верещать. Он слагал эпическую сагу о чае, который стоит немалых денег, о месте на войлочных коврах, а также об особой награде, обещанной ему за право посетить его юрту.

Слезы наворачивались при мысли о том, какой великий бард погибал в этом трактирщике. По его словам можно было решить, что мы задолжали ему разве что не стадо слонов, каждый из которых нагружен сундуками с сокровищами.

Впрочем, скорее всего, именно с ремесла бродячего сказителя он и начал свою стремительную карьеру, пока не накопил денег на постоялый двор.

Я дал ему золотую монету, и он припал к ней, как мать к новорожденному младенцу. Захлебываясь словами, он благодарил нас за щедрость и подвывал так, словно мы были братьями, обреченными навсегда расстаться.

Приглядевшись в полутьме, я понял, что по оплошке дал ему монету в два раза крупнее, чем собирался, — меня подвел полумрак юрты и коварная харденская чеканка. Известно, что в этом городе динары делают из чистого мифрила, а оттого по весу и форме они так похожи на золотые.