И правда, в последний раз он был с девушкой много лет назад, еще до того последнего боя, в котором погиб Всеслав Черепокрушитель… Слишком долго.
С внезапным удивлением, он осознал, что эти мысли раньше не приходили к нему. Попав в рабство к курганнику, он перестал нуждаться в еде, сне, тепле.
День за днем он ходил вокруг могилы Ольгерда, безжалостно убивая всех, кто окажется поблизости — людей, гоблинов, орков. Его скимитар разрубал даже мелких зверьков и куропаток, хотя Горкан понимал, что эти твари никак не могут навредить его хозяину.
Так, наверное, выражалась его тяга к свободе — хоть в чем-то он мог отступить от приказов курганника. Только теперь, спустя много часов после освобождения, в нем начали просыпаться обычные человеческие чувства.
Шаман ощутил, что голоден, хочет спать, и безумно нуждается в женщине.
Проклятье, с чего же начать, подумал Горкан. То-то будет смешно, если я усну на потаскушке.
Он раскрыл дверь, и успел сделать несколько шагов, прежде чем понял — в комнате кто-то есть. Сперва волшебник не мог понять, как пропустил столь очевидные признаки чужого присутствия.
Однако вскоре осознал, что простые желания, спавшие в нем много лет благодаря колдовству курганника, вновь пробудились и захлестнули его, заставив обо всем забыть.
— А вот и наш когтистый друг, — раздался негромкий голос.
Горкан шагнул назад, но было поздно. Крепкие руки схватили его с обеих сторон, и усадили на стул.
Вновь он болезненно ощутил свою слабость.
Эх, ну почему небеса не создали его орком? Будь в нем сила отца, пусть ее половина, — он бы без труда раскидал всех тех, кто сейчас глумился над ним. Но нет, он был орком только душой, тело же его оставалось человеческим — жалким, ничтожным, годным только для любовных утех.
Шаман сник. Теперь он явственно ощутил запах разлагающейся плоти. По обе стороны от него стояли живые мертвецы — неупокоенные, как принято называть их, чтобы не обидеть. Как, Перун, можно оскорбить гниющие трупы?
Человек, стоявший у окна, повернулся, и Горкан понял, что тот не был человеком. Кожа на узком, когда-то красивом лице, приобрела зеленый цвет и сходила клочьями. Из провалившихся губ сверкали белоснежные зубы черепа.
— Маленький глупый зверек… — промолвил Лорд зомби, подходя ближе. — Слишком слабый, чтобы оставаться животным, и чересчур глупый, чтобы считать себя человеком…
Он наклонился, и его длинные, наполовину сгнившие пальцы коснулись лица Горкана. Тот отшатнулся — но не от страха, не от отвращения, а потому, что умертвие точно угадало его мысли.
— Я чувствовал твой страх, там, в деревне бродников, — продолжал Лорд. — Он растекался вокруг тебя, как зловонная лужа… Ты никогда не замечал, что такие вот существа, как ты — сильные, гордые, — поддаются боязни быстрее, чем слабаки?
Он отошел прочь, и вновь поглядел в окно.
— Мне ничего не стоило убить тебя прямо там, — сказал он. — Но столь жалкий звереныш не заслуживает того, чтобы я тратил на него время…
Горкан откинул голову назад и ответил:
— Ты боялся, что о тебе узнают орки. Они не позволят трупу бродить вокруг Кеграмского форта.
Его голос прозвучал хрипло, — не так, как хотелось бы шаману. И все же.
— «Они»? — удивился зомби. — А сам-то ты кто? Человеком себя считаешь? Напрасно. Никто из людей не признает тебя своим, стоит ему только увидеть твои волосатые лапы…
— Ладно, труп, — Горкан усмехнулся. — Ты пришел сюда не затем, чтобы мне их побрить, я прав? Не думай, что перед тобой несмышленый дикарь, пришедший из степи. Я знаю, что в Киеве власти у тебя нет.
Он подался вперед.
— Видишь костяную башню, вон там, за храмом? Это цитадель Некромантов. Ты явно не на службе у них — ты сам по себе. А черные маги не любят трупы, которые расхаживают по улицам без присмотра. На каждой площади, у каждого перекрестка, в землю заложен заговоренный камень. Они блокируют твою силу. И сейчас ты не сильнее, чем твои громилы, выкопанные из ближайшего кладбища.
И тем не менее, они могут сломать мне шею или перегрызть горло, добавил Горкан про себя. Лорд зомби, по всей видимости, тоже подумал об этом, однако говорить вслух не стал.
Вместо этого он отбросил полу плаща и опустился на стул, напротив шамана.
— Хорошо, звереныш, — произнес он. — Перейдем к делу. Тебе нужна чаша Всеслава, я прав?
— Я создал ее, — хрипло ответил Горкан.
Лорд отмахнулся, и по его лицу полуорк понял — тот не знает, как именно появился на свет проклятый кубок.
— Неважно, кто выковал меч, главное, у кого он в руках, — отвечал он. — Чаша у меня. Я могу отдать ее тебе, если мы договоримся.
Горкан снова усмехнулся. И вновь поражение оборачивалось победой. Только что он считал себя мертвецом — без пяти минут трупом, который Лорд сможет оживить и добавить в свою армию умертвий.
Но теперь все снова переменилось — и его заветная цель, к которой он шел так долго, пережил ради нее горечь и унижения рабства, — сейчас она стала очень близко.
Конечно, зомби попытается обмануть его, и в конце концов не отдаст чашу. Ничего. Посмотрим, кто окажется хитрее.
— С чего вдруг такая щедрость? — спросил Горкан, хотя и предвидел ответ.
Лорд беспечно ответил:
— Тебя называли лучшим шаманом печенегов, звереныш. Бедный народец, если так высоко чествовали твои волосатые лапы. И все же, несмотря на скудость твоего орочьего мозга, ты должен знать — любой волшебный предмет рано или поздно завладевает своим хозяином. Тем более, если он так могущественен, как череп Всеслава, который способен заклинать призраки и воскрешать мертвых.
Я только что думал о разуме, подумал Горкан. Неужели зомби читает мои мысли? Он вспомнил старое предание, в которое мало кто верил из современных чародеев — будто зомби питаются энергией, которую источает человеческое сознание.
Они не телепаты в обычном смысле слова, не способны узнать, о чем ты думаешь, и все же какие-то обрывки твоих чувств, оброненных про себя слов, — все это оседает в их голове, вместе с ментальным потоком.
— Я получил от черепа все, что мог, — продолжал Лорд зомби. — Если буду и дальше хранить его при себе, стану его пленником. А я этого не хочу, как ты понимаешь. Будь моя воля — я бы уничтожил чашу, чтобы она никому больше не досталась. Но опасаюсь, как бы кубок при этом не взорвался, — и даже если я прикажу разбить его своим людям, а сам буду находиться за тридевять земель оттуда, проклятие все равно падет на меня, так как я отдавал приказ.
Он прихлопнул ладонями, и несколько кусочков гниющей плоти отвалились от них, упав на пол.
— Все, что мне остается, — это спрятать чашу от чужих глаз, зная, что рано или поздно ее все равно найдут, или продать за хорошую цену. Я выбираю последнее — так не останусь в убытке, а к тому же, буду знать, у кого теперь череп, и с чьей стороны стоит ожидать удара.
Горкан попытался заверить его, что вовсе не собирается причинять вред Лорду, но зомби остановил его движением руки — оба знали, что это была бы неправда.
— Чего ты хочешь? — спросил шаман.
— Это просто. Ты знаешь мага льда и амазонку Снежану. Они… Как бы это сказать? Муравьи, которые лезут в мою банку с вареньем. Мелкое, досадное недоразумение, о котором и говорить-то стыдно. Убей их, принеси мне их тела, — и чаша твоя.
— Тела? — удивился шаман. — Ты хотел сказать — головы?
— Конечно, тела, — отвечал Лорд зомби, досадуя на недогадливость полуорка. — Я воскрешу их, и добавлю к своей армии. Мне пригодятся два лича[10], владеющих таким волшебством.
Двое умертвий, схвативших Горкана, теперь отошли в сторону. Это значило, что, с точки зрения Лорда, согласие уже почти достигнуто.
Шаман перебросил ногу за ногу, — единственный человеческий жест, который ему нравился. Орки так не умеют.
— А почему ты сам не убьешь их? — спросил он. — Ты же у нас такой могучий.
— Снежана знает меня, — отвечал Лорд. — Мне было непросто скрыться от нее, когда я был в селении бродников. Не хочу, чтобы они успели приготовиться к моему нападению. Тебе же они доверяют, мои люди подслушали ваш разговор на площади. Ты без труда сможешь лишить их жизни.