Ниёле плачет
Ниёле бежала по улице, легонько подпрыгивая и напевая:
Улица спускалась под гору, и девочка пробежала до самого перекрестка. Тут стояла тележка с мороженым. «Очень жарко или не очень?» — спросила сама себя Ниёле. Мама разрешила ей покупать мороженое только в знойные дни. Вопрос оказался довольно сложным. Мороженого хотелось, оставалось решить — жарко или нет? «Я иду ведь только в платье, — сказала сама себе девочка, — значит, жарко».
Ниёле оглянулась. Мужчины были в костюмах, некоторые даже в рубашках, без пиджаков, женщины — в платьях, в жакетах. «Безусловно, жарко, — решила Ниёле. — А то бы все были в плащах».
Купив мороженое, она сразу пришла в хорошее настроение. Чудаки эти мальчишки, вечно у них всякие тайны в голове, всякие опасности мерещатся. Придумали, видите ли, каждый раз собираться в другом месте… чтобы не выследили. Кто за ними будет следить! Ради чего? Интересно, Ромас уже пришел? Еще рано. А он хороший парень. Не то что Зигмас, который так и норовит дернуть за косу или подставить ножку. И не такой растяпа, как Костас. Честное слово, у этого мальчишки такой вид, будто он еще не совсем проснулся. Прежде Ниёле казалось почему-то, что Ромас зазнается и относится к ней свысока, а теперь она начинает убеждаться, что это не так. Конечно, не так! Ля-ля-ля… Ниёле даже запела, сама не зная почему, и вдруг вздрогнула, едва не столкнувшись с Ромасом.
Мальчик был так погружен в свои мысли, что не заметил ее и прошел мимо, серьезный, сдержанный, Ниёле догнала приятеля.
— Еще не поздно, Ромас? А я уже думала, что опоздаю.
Он не ответил.
— Что с тобой, Ромас, ты сегодня какой-то… В общем, не такой, как всегда.
Мальчик махнул рукой.
— Да Костас, ну его… Брался прочитать и не прочитал. Вот иду и думаю теперь, что делать с этой запиской…
Ниёле тоже думала, что делать с запиской, но, ничего не придумав, забыла о ней. А Ромас вон какой. Упорный! Наверное, у него сильная воля.
— Конечно, этот Костас всегда что-нибудь не так сделает. Этот разиня… — Ниёле очень хотелось чем-то выразить сочувствие Ромасу, поэтому она так и сказала.
Ромас остановился.
— Почему разиня? Он как раз умнее других.
Ниёле стала неловко оправдываться. Ромас молодец. Справедливый и за товарища — горой.
— Я не так сказала. Он такой… Ну, такой…
Она замолчала, чувствуя, что совсем испортила дело. Ромас сухо спросил:
— А ты зачем подошла? Мы, кажется, договорились собраться всем на сквере?
— Подумаешь, какая разница? — обиделась Ниёле. Она разозлилась сама на себя. Так хорошо подумала о Ромасе. А он — зазнайка, каких свет не видел.
— Вот и разница. Надо делать, как договорились!
Ромас отправился дальше, оставив девочку посреди тротуара.
Ниёле постояла немного, потом медленно перешла через улицу.
Тут ее и заметил Зигмас.
Он остановился в удивлении и схватил девочку за руку:
— Куда ты, Ниёле? Ребята разошлись?
— Все там.
— А ты? Куда же ты? Почему уходишь?
— Хочу и иду! — отрезала она, чувствуя, что может сейчас расплакаться. — Пусти.
— Что это с тобой?.. Что случилось, Ниёле? — Зигмас сгорал от любопытства.
— Ничего. Отпусти руку!
Зигмас еще крепче сжал запястье девочки.
— Не скажешь — не отпущу. Скажешь — конфет дам. Хочешь?
— Сначала дай конфет, — потребовала она.
— А ты не убежишь?
— Нет!
Зигмас отпустил ее руку, вынул из кармана ковбойки круглую жестяную коробочку и раскрыл ее.
Ниёле взяла горсть разноцветных горошин, с силой швырнула их в сторону и убежала.
Зигмас не погнался за ней. Он постоял немного, пожал плечами и, положив коробочку в карман, медленно двинулся по улице. Он был не столько оскорблен, сколько озадачен.
Ниёле, прибежав домой, не вошла в комнату, а проскользнула через калитку в садик и бросилась в глубокое плетеное кресло. Ну хорошо, — обещала она сама себе, — никогда в жизни и ни за что она больше и не взглянет на него… И зачем только она так глупо сказала, надо было бы говорить о чем-то совсем другом. В следующий раз… Нет, все, все кончено. Больше ни слова, ни словечка. Она о Ромасе больше думать не станет. Задавака несчастный. Всюду первым хочет быть… Что же я, дура? Было бы из-за чего! Он же совсем неинтересный… «Надо делать так, как договорились». Подумаешь, начальник! Правильно папа как-то говорил: «Есть такие люди, которые еще до того как научатся чистить нос, уже умеют его задирать». Свинья рогатая этот Ромас. Курносая рожа! Нет, у него не курносый нос. Зато лоб шишкой!
Этот разговор с собой почему-то успокоил девочку.
«А Зигмас — хороший парень, — подумала она, — конфетами меня угостил. А я? Ведь это и есть оскорбление». Ниёле представила себе Зигмаса, растерянно глядевшего на разбросанные конфеты, и вдруг расхохоталась. До чего же он смешной. А все-таки какая у него длинная шея. Надо бы помириться. Ну зачем же обижать человека…
Пока Ниёле думала, забравшись в укромный уголок садика, на сквере шло совещание. Решался вопрос, где найти словарь латинского языка.
Вчера Костас взял с собой таинственную записку учителя, уверив всех, что сумеет прочитать ее. Нужно только найти словарь. А у отца он наверняка есть. Однако в отцовской библиотеке словарь почему-то никак не находился. Английских было целых шесть: политехнический, лесопромышленный, электротехнический, еще два каких-то и просто словарь — самый толстый. А латинского не было. Спросить было не у кого. Отец возвращался из Академии наук, где он работал, очень поздно, когда Костас уже спал, а хозяйничавшая дома тетушка — сестра отца — не разбирается в таких вещах.
Ночью Костас плохо спал. Боялся прозевать отца утром. Кончилось это тем, что проснулся он только через час после ухода отца.
— Что бы там могло быть написано? — ломал голову Ромас.
— И почему по-латыни? — возмущался маленький Йонас. — Никто же не пишет писем по-латыни. Ведь это мертвый язык!..
Костас догадался:
— А вдруг учитель не хотел, чтобы жена прочитала.
— Верно, верно, не хотел, — подхватил Йонас. — А то бы взял и написал по-литовски. Тут какая-то тайна!
— Каникулы. И школьная библиотека закрыта. А то бы мы там словарь взяли, — огорчался Зигмас. — Там наверняка есть. Говорят, у нас в библиотеке десять тысяч книг!
Йонас воскликнул:
— Ребята! Можно достать словарь в библиотеке на улице Тра?ку. Я там беру книги.
— Хорошая мысль, — обрадовался Ромас. — Только надо сбегать домой взять книгу. Не вернешь прочитанную, новую не дадут.
— Обойдемся и без дома…
Йонас вытащил из-за пазухи оборванную книжку с выползающими из переплета желтыми страницами.
— Что это? — Зигмас выхватил книгу и громко прочел: — «Птица любви».
— Это другая, эту я просто так ношу с собой, — спохватился Йонас, пряча «Птицу любви» за пазуху и извлекая оттуда другую книгу. — Вот «Путешествие к Северному полюсу». Сбегаю и обменяю.
Прежде чем ребята успели сказать хоть слово, Йонас был уже далеко.
— Постой, я тебе помогу! — бросился за ним Зигмас.
В библиотеке латинского словаря не оказалось.
— Что нам теперь делать? — расстроился Зигмас. — Хоть убейся, а словарь надо достать.
— Вы что же, на ксендзов[10] учиться собираетесь? — спросила их девушка, пришедшая менять книги.
— Что вы! — возмутился Зигмас. — Нам просто одно слово надо проверить, как оно пишется. Спор тут у нас.
— Так зайдите в магазин. Полистаете словарь, найдете это слово и скажете продавцу спасибо. Никто с вас за это денег не возьмет.
10
Ксёндз — католический священник.