А потом его снова нарасхват зазывали в гости. Он пытался отказываться, но это не помогало. Каждый считал за честь попотчевать знатного бойца, выпить за его здоровье, посидеть рядом. Ему хотелось вырваться и уйти к Велижане, он искал ее взглядом, но ее нигде не было.

Не нашел он ее на другой день и на берегу Волхова. Походил, походил, потом махнул рукой и стал кататься один. Подумаешь, красотуля, одна, что ли, такая? Вон сколько девушек, и все смотрят на него с обожанием. Приглашай к себе в санки любую, с удовольствием пойдут! И Вадим поманил первую попавшуюся, которая приглянулась ему. И та, не колеблясь, стала кататься с ним. Как-то, спустившись с горы, встретился с Любавой. Ему приятно было видеть ее, и он спросил, ласково заглядывая в глаза:

– Любава, где ты пропадала? Я обыскался, думал, куда-то уехала!

– Не очень-то старался! – набычившись, отвечала она. – Вон вокруг тебя сколько девиц крутится, и ты не брезгуешь ими!

– Мало ли с кем катаюсь! А ты разве одна проводила время? Тоже парни крутятся! Но я всегда о тебе помнил!

– А ты не обманываешь? – смягчившись, спросила она.

– Ни в коем случае! – горячо проговорил он. – Я тебя искал по всему берегу, но ты как сквозь землю провалилась!

– Ну ладно уж, – сдалась она наконец. – Пойдем кататься!

Когда спускались в третий раз, в самом конце пути санки замедлили бег, он созоровал: свалился вместе с Любавой в снег. Они несколько раз перевернулись, а потом он, уловив момент, поцеловал ее в щечку. Она вскочила, как ужаленная, расширенными глазами смотрела на него, гневно выкрикнула:

– Как ты смел?

Потом вдруг поутихла, медленно двинулась наверх. Он поплелся следом, посмеиваясь про себя.

Скатились с горы еще пару раз. И вдруг Вадим заметил, что Любава стала посматривать на него как-то извиняюще, искательно и словно выжидая чего-то. Он некоторое время колебался, а потом, когда поднимались в гору, наклонился и снова поцеловал в щечку. Лицо ее вспыхнуло, она доверчиво прижалась к нему. Так они стояли некоторое время, а потом снова зашагали, боясь взглянуть друг на друга…

После обеда опять кулачный бой, обильные угощения. В одном доме настойчивый хозяин приневолил Вадима выпить с ним целый бокал вина. У него закружилась голова, а потом вдруг стало легко и радостно, окружающие начали казаться такими близкими и родными, что хотелось всех обнять и расцеловать. Рядом с ним возникла молодая красивая женщина. Она ласково глядела призывными голубыми глазами и шептала жарко и страстно:

– Вадим, голубь мой ненаглядный! Сокрушил ты мое сердечко. Позови, куда угодно пойду за тобой…

Он видел, что она была пьяна, чувствовал, что ласки ее притворны и обманны, что, наверно, недавно она дарила их другому мужчине, а завтра будет удостаивать знаками внимания еще кого-нибудь. Он оттолкнул ее и, пошатываясь, двинулся к выходу, но она увязалась за ним, в темных сенях приникла к нему и поцеловала жаркими горячими губами. Он весь задрожал, схватил ее в свои объятия и стал целовать и губы, и щеки… Не помнил, сколько продолжалось это сумасшествие, но потом вдруг вырвался и бросился бежать на улицу…

Опомнившись, остановился, огляделся вокруг, а потом зашагал к дому. В его разгоряченном мозгу метались покаянные мысли, он клял себя и свое поведение, называл его дурным и предосудительным. Он много слышал о любви, его сверстники и окружение часто говорили о ней, из рассказов знал, какое это большое и глубокое чувство, ждал, что оно придет к нему. А вот на поверку оказалось, что он мелкий и недостойный человек: сначала увлекся Любавой, потом влюбился в Велижану, сегодня он снова вернулся к Любаве и вдруг стал целоваться с совсем незнакомой женщиной. «Я их одинаково сильно люблю, – признавался он себе. – Они все мне нравятся, каждая по душе. Выходит я никчемный, никудышный человек, пустой и ветреный гуляка!» Нет, хватит. Завтра он запрется дома и никуда не пойдет. Ему достаточно этих бесшабашных дней. Он снова вернется к прежней размеренной жизни, будет стучать в кузнице, вместе с отцом обслуживать заказчиков.

Он проспал до полудня. Только принялся за еду, как явились друзья и просто незнакомые люди и стали звать на площадь, где собирались мужчины на очередной кулачный бой. Отказываться было бесполезно, теперь без его участия они теряли всякую привлекательность. Ему пришлось уступить, и он снова бился, вызывая восхищение у многочисленных зрителей и поклонников. А потом его так же водили из дома в дом, не зная, куда посадить и чем угостить…

Миновали масленичные дни, Вадим вернулся в кузницу, взялся за молот. Работы снова было невпроворот, он возвращался домой усталый, ужинал и ложился спать, не помышляя о гулянках.

Однажды в кузницу явился известный в Новгороде купец Азар. Невысокий, поджарый, с короткой бородкой и лихо закрученными усами, он по-хозяйски прошелся по кузнице, уютно устроился на чурбаке напротив наковальни и стал наблюдать за работой кузнецов. Отец и сын умело расправлялись с подковой. Вадим бил кувалдой, Дубун постукивал молоточком, иногда подносил ее поближе к глазам, внимательно рассматривал, как видно, замечал какие-то недоработки, клал изделие на наковальню, и снова раздавался согласованный стук.

Наконец подкова брошена в воду, инструменты на рабочий стол. Дубун подошел к купцу, пожал руку, произнес густым басом:

– Будь здоров, Азар.

И – сыну:

– Неси отвар.

Вадим поставил на стол чугунок, глиняные бокалы, присел на скамейку рядом с отцом. Торговец разглядывал их, улыбался. Были они удивительно похожи друг на друга. Оба здоровенные, широкоплечие, с тяжелыми руками, в толстых негнущихся пальцах объемистые бокалы казались игрушечными. И в лицах было сходство: крутолобые, носы горбинкой, глаза голубые, смелые и строгие.

Раньше Дубун был первым бойцом в кулачных сражениях, теперь сын занял его место.

– Как работается, много ли заказов? – вежливо начал разговор купец.

– Слава богам, не жалуемся, – не торопясь отвечал Дубун.

– Изделия ваши хвалят в округе, это я слышал. Только вот что-то кузница неважнецкая, старенькая уже.

– Да, подумываю новую ставить. Эта отслужила свое.

– Средств понадобится много…

– А ты что, хочешь помочь? – хитровато и с усмешкой спросил Дубун, зная скупость и прижимистость торгашей.

Азар кашлянул, стал пить отвар. Сменил разговор:

– У тебя, кажись, еще двое сыновей?

– Есть такие! – с гордостью ответил отец. – И кузнечному делу обучены!

– И где же они?

– С промысловой ватагой ушли на реку Онегу добывать пушнину. Прибыльное дело.

Купец подумал, кивнул в знак согласия, произнес:

– Коли повезет, больше, чем в кузнице, заработать могут.

– Надеюсь.

– Когда должны вернуться?

– Зимний сезон закончился. На днях ожидаю.

Наступило долгое молчание. Азар маленькими глотками потягивал отвар, кузнецы пили жадно и много: горячая работа требовала большого количества жидкости.

Наконец купец произнес задумчиво:

– Есть еще более выгодная работа…

Дубун вылил из чугунка остатки себе в бокал, задал вопрос:

– Это какая же?

– В дальнее плавание с купеческим судном сходить.

– Опасное дело…

– Опасное. И море бывает сердитым, а главное, много сейчас морских разбойников развелось, нападают и грабят почем зря. Викингами зовут себя. И кого только нет на морских просторах! И норманнские, и славянские, и финские викинги. А то и просто маленькие князьки, ярлы различные, и графы, и герцоги шныряют в поисках добычи. Туго приходится нашему брату, купцу.

Дубун кинул на него цепкий взгляд, чуть помедлив, спросил:

– Это что, ты к Вадиму, что ли, примериваешься?

– К нему. Набираю на свое судно крепких парней.

Дубун откинулся назад, проговорил жестко:

– Не пущу.

– Ты не слышал, какую цену заплачу.

– И какую?

– Впятеро большую, чем он в твоей кузнице зарабатывает.