Потом появился мой муж. Понимаете, в этой семье я тоже за все отвечала. Я вела все хозяйство, носила воду — в общем, все было так же, как когда я жила дома. А когда я начала тратить время на свои занятия и учиться машинописи, его семья стала этому завидовать. Когда мой муж приехал, они сказали ему: «Ах, ей вечно некогда, она переменилась, и с ней что-то не так. Она все время возится с книгами и машинкой. У нее нет для нас времени». Он ужасно разозлился, отобрал все мои книги и устроил из них большой костер, он пинал и ломал пишущую машинку, пока не разбил ее на куски. Я сказала ему: «Ты можешь сжечь книги, но знания останутся у меня в голове». Я была очень рассержена — но мне пришлось отказаться от занятий.
Позже он повел меня к традиционным целителям, поскольку хотел понять, в чем дело. Моя дочь подрастала, ей было уже четыре года, но больше детей у меня не было. В то время я презирала целителей. Из-за своего церковного воспитания я старалась держаться от них подальше. Мне не нравились церемонии, танцы, барабанный бой, все эти вонючие шкуры, в которые они рядились. В детстве, когда я видела этих целителей, я, бывало, даже грубила им. Я не понимала всего этого.
Муж водил меня к нескольким традиционным целителям. Одна целительница была из Аливал-Норт — это очень, очень далеко от того места, где мы жили. Эта женщина сказала: «Ладно, рассказывайте, в чем дело». Тут я поняла, что она не сангома, — ведь иначе она не стала бы ни о чем спрашивать! Она бы узнала от предков, что именно не в порядке. Атак муж рассказал ей, что я никак не могу забеременеть, и спросил, не околдовали ли меня.
Целительница заявила, что если я чем-то околдована, она снимет чары. Она пошла в свой дом и вернулась с миской и бритвенными лезвиями. Она сказала, что я должна встать на колени и снять одежду. Я очень рассердилась, что мне приходится раздеваться. Она порезала меня в трех местах, было очень больно. Затем она стала сосать из меня кровь, и это тоже было больно. Она не накладывала никаких лекарственных трав, просто начала сосать и даже кусать меня. Я попробовала протестовать, но она на меня прикрикнула, и я стала просто молча терпеть.
Я знала, что со мной не было ничего плохого, ничего такого, что бы она могла «удалить». Потом она закричала: «Кое-что выходит!» Из моего тела ничего не выходило, но в миске была змеиная кожа. Она вытащила эту кожу у себя изо рта и выплюнула в миску. Это был трюк. Потом она опять стала изо всех сил сосать порезы на моем теле и выплюнула пучок коричневых волос, потом снова сосала и выплюнула изо рта что-то вроде кусочка мяса. Она сказала, чтобы члены семьи подошли поближе и посмотрели на эти вещи. Она обманула их. Я даже сама заметила, что эти вещи выходили не из моего тела, а всего лишь у нее изо рта.
Она показала эти вещи семье и сказала, что я была околдована. Змея не давала мне забеременеть, волосы были взяты с лобка мертвеца, а маленький кусочек мяса — из плаценты. Потом целительница вышла во двор, чтобы закопать эти вещи. Я тоже попросилась наружу, чтобы подышать воздухом. Выйдя, я увидела ее. Она делала вид, будто что-то зарывает в землю. Когда она вернулась в дом, я немного задержалась, чтобы взглянуть на это место. Земля была лишь чуть взрыхлена сверху — она ничего не закапывала. Она сохранила эти вещи, чтобы потом обманывать других людей. Я знала, что она нас обманывала, но я была уверена, что однажды ее разоблачат.
Эта целительница взяла с семьи 800 рэндов. Это было дорого. Она сказала, что я должна оставаться у нее неделю, чтобы лечение продолжилось. Моя семья должна была вернуться и забрать меня через неделю. Я очень обрадовалась. Я надеялась, что смогу наблюдать за ней и поймать ее на обмане.
На следующий день к ней пришел мужчина, который испытывал ужасную боль. Я заметила, что эта женщина, эта так называемая целительница, всегда садится около двери, чтобы заранее увидеть, что к ней кто-то идет. Тогда она успеет приготовить все нужное, чтобы обмануть посетителя. Я наблюдала за ней очень пристально. Наконец я сумела заметить, как она притворяется, будто ест что-то, а на самом деле прячет эти предметы у себя во рту, чтобы использовать их для своих фокусов с пациентом. Когда вернулась моя семья, эта обманщица сказала, что поедет с нами, чтобы приглядывать за мной и посмотреть, как обстоят дела у нас дома. Я была очень рада этому. Теперь я разоблачу ее, когда она примется за свои трюки в моем доме! Я знала, что на этот раз я ее по-настоящему поймаю.
Когда она приехала, чтобы лечить меня дома, многие захотели посмотреть, как она это делает. Эта женщина собиралась вытащить из семьи моего мужа еще денег. Это было так нехорошо! Я сказала мужу, что эта женщина — обманщица. Он мне не поверил. Он сказал: «С тобой что-то не так, и теперь наконец тебе помогут». И вот пришли соседи, целая толпа. Но эта женщина всегда работала, завесившись одеялом, она пряталась от тех, кто за ней наблюдал. Потом я следила за ней и видела, где она «закапывала» то, что «высосала», но, конечно же, там не было никакой ямки и ничего не было закопано.
Наконец настал последний день ее пребывания у нас, а я все еще ее не поймала. Когда ее не было в комнате, я заглянула в ее медицинскую сумку, но не нашла ничего из того, что она использовала в своих трюках. В тот последний день я утром подавала ей чай и воду. Она выпила чай, съела завтрак и помылась. Потом она вышла наружу в туалет. Я кинулась к ее сумке. Что-то подсказало мне: «Посмотри под креслом». Я заглянула туда и увидела там сумку — даже, скорее, кисет, в котором обычно хранят жевательный табак. Этот кисет был очень грязным и битком набитым всякой всячиной. Я приоткрыла его и увидела, что там полно всех этих вещей — змей, волос и прочей пакости, что она использовала. Я забрала его, но не знала, что мне с ним делать.
Я побежала в дом дяди моего мужа. Я показала им кисет и сказала: «Видите, все так, как я вам говорила. Все, что она делает, — обман».
Они сказали: «Быстрее отнеси это ей обратно».
Я пошла обратно и начала готовить обед. Женщина вернулась в свою комнату, а потом вышла и села с нами за стол. Она была очень, очень расстроена. Она даже не могла разговаривать. Она все время что-то искала. Вокруг нее начали собираться люди. Они хотели видеть, как она станет высасывать из меня это злое колдовство.
Но она заявила: «Нет, сегодня я не могу работать, я неважно себя чувствую, эта погода не по мне». Люди упрашивали ее провести лечение, но она твердила, что не может.
Пора было нам везти ее на станцию, чтобы она успела на поезд. Что-то у меня в голове сказало: «Ты убедилась, что она обманщица, так зачем тебе ее вещи? Этими грязными трюками она жила все эти годы. Отдай ей то, что принадлежит ей». Но я подумала: «Ох нет, как же я теперь могу это ей отдать?» Так что, пока она собиралась, я просто положила сумку на пол в том месте, где, я знала, она должна будет пройти.
Она была уже около ворот и шла очень медленно. Я остановилась около этой сумки и закричала: «А это что такое?»
Муж отвечал: «А, это мусор. Выбрось».
«Нет!» — завопила она и бросилась к нам через двор. Она схватила сумку и спрятала ее в свои вещи. Она сказала, что приедет в следующий раз и будет лечить всех остальных. Но она не вернулась, поскольку мы знали о ее трюках.
Я так и не забеременела. Сестра мужа знала, что я принимаю я противозачаточные таблетки. В конце концов она рассказала об этом моему мужу. Он ужасно разозлился и снова припомнил мне книги и пишущую машинку. Он сказал, чтобы я уходила, потому что я так и не вышла из девичества и не готова быть настоящей женой и рожать ему детей.
Я сказала: «Если ты действительно этого хочешь, просто напиши об этом моей семье, поскольку ты взял меня насильно. Ты должен освободить меня от брака».
Он написал письмо и отослал его, но прежде чем пришел ответ от моей бабушки, он отвез меня на железнодорожную станцию.
Я чувствовала боль, глубокую грусть. Я больше не была девушкой, потому что он лишил меня девственности. Кто же я? Я не была девушкой, но больше не была и замужней женщиной. Меня просто использовали и выбросили. Я не могла вернуться домой. Там не было для меня места, коль скоро я больше не была девушкой. Когда в 1974 году меня захватили и изнасиловали, я сразу же забеременела. Мой ребенок родился в августе 1975 года. Я оставила дочь в семье своего мужа. Ей было пять лет. Я написала письмо своей матери, объяснив, что я больше не замужем, и направилась прямо в Йоханнесбург.