Осторожно обходя груды искореженного металла, стеклянную крошку, полусгоревшие стулья и столы, я добралась до места, где следы бушевавшего пламени были самыми сильными – точно бомбу с напалмом сбросили. Если несколькими метрами ранее, стулья просто обгорели, то здесь они обуглились. Разбитое стекло сплавилось в большие, тускло блестящие бляхи. Я долго смотрела на небольшую пластиковую лужицу странной формы, пока не сообразила, что когда-то это был монитор.

По коже побежали мурашки. Это ж какая должна была быть в этой точке температура, чтобы от огромного монитора осталась вот это?! Тысяча градусов? Две?

И почему, все-таки не загорелись перекрытия?

Я задрала голову. Потолок над «точкой горения» был слегка закопчен, но и только. Пол пострадал больше. Ковролин полностью выгорел, но вниз огонь тоже отчего-то не пошел.

Странно. Я бы даже сказала – феноменально! При температуре как в доменной печи сгорает лишь кусочек комнаты радиусом десять метров. Это что, новые законы физики такие?!

Немного подумав, я потрогала остатки монитора. Прислушалась. В голове была пустота, никаких картинок, ничего. Медленно двигаясь от одной искалеченной вещи к другой, я касалась их пальцами, надеясь увидеть хоть что-нибудь. Тщетно.

Леший, плохо, очень плохо. Я рассчитывала приехать в офис если и не с решенной задачкой, то, по крайней мере, с какой-нибудь удобоваримой версией. На деле же, все еще больше запутывалось. Представив себе лицо Гудвина, когда скажу ему, что ничего не нашла, я поежилась. И в тот же момент услышала резкое: «Что вы здесь делаете?!» и почувствовала на плече тяжелую руку.

***

Темное небо над головой давит свинцовой тяжестью. Вязкой пеленой окутывает сознание, мешает дышать. Воздух наэлектризован до такой степени, что, кажется, по телу пробегают искры. Я затравленно оглядываюсь по сторонам, словно ищу чего-то.

Рядом низкорослое дерево растопырило колючие ветки-пальцы, я опираюсь на него рукой, но тут же отдергиваю, уколовшись о шип. На пальце проступает яркая бисеринка крови. Я что-то кричу, но порывы ветра заталкивают слова обратно в горло.

Впереди небольшой деревянный домик. Грязные стекла смотрят бесстрастно, словно пустые глазницы. Обреченно хлопают на ветру покосившиеся ставни. Притулившись возле ветхого забора, темнеет колодец.

Мне надо туда, в дом. Там ждет меня что-то очень важное, но я не могу даже шевельнуться. Ноги отказываются идти, горло распухло, перекрыв в легкие доступ кислорода.

Начинается дождь. Ледяные капли барабанят по лицу, тонкими противными струйками сбегают за воротник. В отчаянии, я снова пытаюсь что-то крикнуть, но из горла вырывается только хрип…

- Девушка! Девушка! Да очнитесь же!

Чей-то голос пробился сквозь затуманенное видением сознание. Я открыла глаза и обнаружила, что элегантно лежу на руках у какого-то мужика. Судя по ощущениям, он явно не стал себя утруждать легким брызганьем в лицо водой, а просто окатил меня ею с ног до головы. Благо, воды вокруг хватало.

Я очумело протерла глаза и со второго раза ухитрилась принять вертикальное положение. Мужик подозрительно меня рассматривал, вероятно опасаясь, что я снова завалюсь в обморок или же отчебучу еще что похлеще. Например, схвачу останки какой-нибудь чашки Петри и выскочу с ней в окно, а-ля Супермен.

Осторожно я дотронулась до головы. Вроде, на месте, хотя, если судить по ощущениям, в то время, пока я валялась в отключке, кто-то со вкусом долбил ей об стену.

Взгляд мужика с каждой секундой становился все более неприязненным. Наверное, я являла собой довольно жалкое зрелище, потому что на лице его, бледном и усталом, к тому же довольно ясно читалось отвращение. Н-да, мокрая с ног до головы, с растекшейся тушью и слипшимися волосами, я вряд ли могла рассчитывать на проявление симпатии.

- Вам лучше? – холодно осведомился он, увидев, что я окончательно пришла в себя.

- Вроде бы.

- Вы каждый раз в обморок падаете, если к вам неожиданно обращаются?

Я постаралась смущенно улыбнуться.

- Да нет, просто не ожидала кого-то здесь увидеть, вот и испугалась.

- Я, если честно, тоже не ожидал здесь кого-то увидеть.

Незнакомец отступил назад, достал из кармана носовой платок и брезгливо вытер руки. Поджал губы, словно пожилая дуэнья, увидевшая, как ее воспитанница целуется в кустах с простолюдином.

- Хочу заметить, что это закрытая зона и вход посторонним, и уж тем более журналистам, – покосился он на мой блокнот, вернее, его сочащиеся водой останки, – сюда строго воспрещен. Как вы здесь очутились? Кто вас пропустил?

Я слабо попыталась отбиваться.

- А кто Вы такой? Почему я должна перед Вами отчитываться?

У моего собеседника как-то разом стали нехорошие глаза.

- Я – начальник отдела безопасности компании, в чьи дела Вам вздумалось совать свой не в меру любопытный нос. И на этом основании Вы не только будете передо мной отчитываться, Вы еще и объяснительную мне напишите в трех экземплярах, какого черта Вам здесь понадобилось. Пройдемте.

Вечером, сидя в переговорной и пересказывая шефу все события этого насыщенного дня, я в который раз возблагодарила судьбу за то, что на свете есть Потапыч.

Когда меня, как на расстрел, ввели в кабинет Ланской, мой конвоир едва не дымился от злости, бормоча что-то насчет профессиональной этики и бесстыдства «журналюг». Будь у него автомат, он с удовольствием пихал бы меня в спину. В свою очередь, я еле передвигала ноги, ощущая приближение грандиознейшего скандала. Однако, стоило переступить порог, как мужик споткнулся и остолбенело застыл посреди комнаты, во все глаза уставившись на Потапыча.

И тут я впервые увидела, как работает мой напарник. Виктория Валерьевна еще только открыла рот, чтобы поинтересоваться, что происходит, как Потапыч стремительно повернулся к ней, сияя ослепительной улыбкой, которую я никогда прежде не видела, да и представить не могла на его лице. В один миг из простого, ничем не примечательного человека с заурядной внешностью, он превратился в обворожительного мужчину, источавшего море обаяния. Ланская так и замерла, сраженная произошедшей переменой. Даже я, теоретически знавшая, что этот трюк – не что иное, как результат внушения, вынуждена была помотать головой, дабы рассеять морок.

- Виктория Валерьевна, дорогая, Вы нас не слушайте сейчас, хорошо? – мягко проворковал Потапыч, – присядьте вон на стульчик, отдохните, подумайте о чем-нибудь приятном.

- Конечно, – немедленно согласилась та, усаживаясь поудобнее и расслабленно закрывая глаза. Лицо ее обмякло, на губах заиграла легкая улыбка.

Потапыч удовлетворенно кивнул, встряхнулся и подошел к нам. Он снова выглядел как обычно, и со стороны казалось, будто выключили маленькое солнышко.

- Павел Сергеевич, рад Вас видеть! – без колебаний он энергично потряс руку моему сопровождающему.

- Я Вас тоже, Михаил Григорьевич, – в голосе мужика проскользнуло искреннее облегчение, – вы даже не представляете, насколько я рад. Девушка, как я понимаю, с Вами?

Потапыч хитро подмигнул.

- Со мной, со мной. Я думал, Виктор Борисович предупредит, что мы подъедем.

Павел Сергеевич растерянно развел руками.

- Вообще-то он предупредил. Сказал, пришлю Потапыча и стажера. А мне почему-то и в голову не пришло связать слово «стажер» с нахальной журналисткой, шлепнувшейся в обморок прямо мне на руки в лаборатории. Вы, девушка, извините, – обратился он ко мне, – это по моей просьбе Витька, то есть Виктор Борисович, отправил Вас сюда. Я, наверное, действительно сильно Вас напугал.

Я неопределенно хмыкнула и, заметив острый и внимательный взгляд Потапыча, слегка прикрыла глаза. Тот понимающе кивнул.

- Вы что-нибудь обнаружили? – напрягся Павел Сергеевич, от которого не укрылся этот быстрый обмен взглядами.

- Ну как Вам сказать... Будем считать, что пока ничего. С Викторией Валерьевной у нас довольно интересный разговор получился, – он задумчиво посмотрел на расслабившуюся в кресле женщину, – но основную информацию должна была добыть Яна.