Павел Сергеевич повернулся ко мне и вопросительно поднял брови.

- Может и обнаружила бы что-нибудь, – не смогла я удержаться от маленькой мести, – если бы Вы меня сначала не напугали до смерти, в результате чего я вся вымокла в вашем болоте, а потом не вытащили оттуда как нашкодившего котенка, заставив пройтись в таком виде по всему вашему офису.

Я, конечно, слегка преувеличивала – нам по пути встретились только те же несчастные айтишники, не обратившие ни малейшего внимания на наш живописный тандем, но смотреть на его виноватое лицо, еще пять минут назад горевшее праведным гневом, было приятно.

- Если я могу как-то загладить… – смущенно начал он.

- Можете, – неожиданно вмешался Потапыч, тем самым испортив мне все удовольствие, – соберите, пожалуйста, документы, касающиеся последних разработок компании. Я понимаю, что это закрытая информация, но Вам придется постараться. Особенно уделяйте внимание всему, что помечено грифом «секретно». Да, и свяжитесь с пожарным расчетом, тушившим вчера лабораторию. Уточните, насколько нормальным считается то, что пожар удалось так быстро локализовать и не дать ему перекинуться на другие этажи.

- И еще… – тихо вставила я. – Спросите у них, пожалуйста, как могло получиться, что при температуре горения, расплавившей компьютерный монитор до состояния свечного огарка, потолок и пол остались целыми и невредимыми.

Потапыч присвистнул. По его лицу разлилось неподдельное изумление.

- Это было в лаборатории?

- Да.

- Однако.

Он повернулся к Павлу Сергеевичу и тот, помрачнев, кивнул головой.

- Я все постараюсь выяснить. К сожалению, не обещаю, рекордно короткие сроки, но сделаю все, что смогу. Сами понимаете, я в этом деле – самое заинтересованное лицо. Черт, – он тяжело вздохнул и бросил хмурый взгляд в сторону расслабившейся в кресле Ланской, – а ведь когда я просил Виктора помочь, я еще и понятия не имел, что лаборатория сгорела. Да, дела…Чувствую, уволят меня к едрене фене без выходного пособия, если не посадят раньше.

Он резко провел рукой по лицу, словно стирая невидимый след усталости и бессонной ночи.

- Михаил Григорьевич, я свяжусь с вами, как только что-то достану. А сейчас, подождите минутку, мне надо Вам кое-что передать.

Он вышел из кабинета и практически сразу же вернулся, держа в руках небольшую коробочку с компьютерным диском.

- Вот. Это вчерашняя запись из лаборатории. Может, хоть вы там что-то разберете. И спрячьте его, ради Бога, я не меньше сотни протоколов нарушил, сделав копию, и еще пару сотен – отдав ее вам.

Потапыч понимающе кивнул и убрал диск в кофр от фотоаппарата.

- Мы все обязательно посмотрим. Ладно, пора и честь знать. – Повернувшись к Ланской, он осторожно взял ее руки в свои. Та едва заметно вздрогнула, словно прикоснулась к чему-то холодному. – Виктория Валерьевна, голубушка, просыпайтесь!

Женщина глубоко вздохнула и открыла глаза. Тонкая рука взметнулась к виску, потерла его рассеянным, бессознательным жестом. Чуть мутный взгляд остановился на мне, изумленно изучая промокшую насквозь одежду, грязь на руках, слипшиеся пряди волос.

- Господи, Яночка, что с Вами случилось?! – потрясенно пробормотала она.

- Яна пробиралась через наш разгром в затопленной части офиса и не удержалась на ногах, – широко улыбаясь, ответил за меня Павел Сергеевич. – Я привел ее сушиться.

- Боже, детка, Вы не ушиблись? Хотите чайку горячего?

Я смущенно потупилась.

- Да нет, спасибо большое, но мы лучше поедем. Может, успею заскочить домой и переодеться перед тем, как ехать в редакцию.

- Ну, если Вы уверены… – протянула Виктория Валерьевна с сомнением еще раз оглядывая меня с головы до ног.

- Да, спасибо Вам огромное за помощь! И Вам тоже, – повернулась я к Павлу Сергеевичу.

Тот коротко кивнул. Мы попрощались и вышли.

Шеф выслушал нас молча, не перебивая. Я ждала вопросов, относительно того, что увидела в лаборатории, и пока Потапыч говорил, мысленно пыталась подобрать слова, чтобы передать свои ощущения. Однако, когда рассказ дошел до этого места, Гудвин лишь задумчиво побарабанил пальцами по столу и попросил Потапыча продолжать.

Тот спорить не стал и пересказал, что ему удалось узнать у Ланской.

- Я с ней не работал, было интересно, что она сама расскажет. Женщина она умная, и, как говорится, не первый год замужем, но у меня создалось впечатление, что она нервничает, хотя и старается это скрыть. С одной стороны, повод для этого вполне веский – вряд ли головной офис погладит ее по головке за тот бардак, что у них творится. Все-таки убытки у компании серьезные. С другой, вполне возможно, что пожары – это лишь следствие. А вот причина запрятана где-то значительно глубже, и она эту причину знает, потому и нервничает так. Она довольно ловко уклонилась от ответа на вопрос, почему не пострадали от пожара другие этажи – дескать, пострадали, смотрите сами. А то, что речь-то шла об ущербе от огня, а не от воды, она «забыла» упомянуть. Вообще, судя по всему, компания усиленно над чем-то работает. По крайней мере, мое предположение об этом Ланская слишком уж активно отрицала. Вся информация о последствии пожаров сильно преуменьшается. То, что уже просочилось в прессу, выдается за обычные халатность и разгильдяйство, даже, несмотря на то, что подобные вещи сильно бьют по имиджу «Тристара». Получается, что выгоднее представить компанию как сборище некомпетентных идиотов, неспособных соблюсти элементарные меры противопожарной безопасности, чем позволить просочиться хотя бы малейшему намеку о том, что они могут быть связаны с ведущимися в компании разработками.

Потапыч вздохнул. Широкое, доброе лицо его посерело от усталости – час был уже поздний, а работа со своим даром всегда отнимала у него много сил. Приходилось потом долго восстанавливаться. Заметив мой встревоженный взгляд, он скорчил забавную физиономию, подмигнул и подытожил:

- У меня сложилось впечатление, что они не очень-то удивлены тем, что произошло. Как будто ждали нечто подобное, возможно даже пытались предотвратить, но не вышло, и теперь срочно заметают следы. Из этого следует, что Ваш, Виктор Борисович, друг оказывается в роли козла отпущения. С одной стороны, его будут подгонять завершить расследование, с другой же – не дадут и близко подойти к истине. Чудо уже, что ему удалось снять копию с записей о пожаре! В ближайшее время его ждут нелегкие дни.

Мы расходились за полночь. Я доставала из сумочки шарф и перчатки, когда ко мне подошел Гудвин.

- Яна, извини, я знаю, что уже очень поздно, но ты можешь задержаться еще на десять минут?

- Да, Виктор Борисович, конечно.

Шеф сел напротив, взял со стола какую-то бумажку и рассеянно начал вертеть ее в руках. С нарастающим изумлением я заметила, что обычно невозмутимый Гудвин нервничает, хотя и старается это скрыть.

- Ты удивилась, что я не стал расспрашивать о том, что ты видела?

- Ну-у-у… – осторожно протянула я. – Немножко.

- Я хотел, чтобы ты вспомнила все до мельчайших деталей, а сделать это при всех довольно тяжело. Тебя бы отвлекали, не давали сосредоточиться, и мы могли бы упустить нечто важное. Поэтому я прошу тебя сейчас сконцентрироваться, закрыть глаза и пересказать мне все, что было до того, как ты отключилась, все, что ты видела. В малейших подробностях, понимаешь? Это очень важно!

Он неожиданно сжал руку в кулак, безжалостно сминая тонкую бумагу в маленький шарик. Подпрыгнув, он покатился по столу и с тихим шорохом упал на пол. Не терпящий беспорядка Гудвин на этот раз не обратил на него никакого внимания. В темно-карих глазах шефа застыло странное выражение тоски и беспокойства.

- Знаешь, душа моя, – тихо произнес он, – я не обладаю ни одним из талантов, которые есть у моих сотрудников, но интуиция у меня развита отлично. И она мне сейчас говорит: что-то не так… что-то будет не так… не знаю… и хочу разобраться!

Закрыв глаза, я постаралась собраться. В мыслях царил кавардак, но воспоминания о том, что случилось в лаборатории, были еще настолько свежи, что припомнить все не составило особого труда. Я глубоко вздохнула, выбрасывая из головы все, не относящееся к делу, и начала говорить…