Политика изоляционизма и невмешательства определённых групп в Соединенных Штатах, стремление сделать «белой» Австралию или Южную Африку, лозунг «Америка для американцев», британский империализм или же громогласные требования Франции признать её значительность – вот другие виды национального эгоизма. Все они указывают на неспособность мыслить широкими категориями и 13] выражают всеобщую безответственность. Эти примеры говорят также о юности расы и её неумении охватить умом целое, лишь частью которого является каждая нация. Война и постоянные требования восстановить древние исторические границы, цепляние за материальные национальные владения в ущерб другим народам покажутся когда-нибудь более зрелой расе детской ссорой из-за любимой игрушки. Требовательный крик: «Это моё!» однажды смолкнет. Этот агрессивный незрелый дух достиг кульминации в войне 1914-1945 гг. Через тысячу лет история будет рассматривать эту войну как вершину ребяческого эгоизма, обуявшего жадных детей, которые не могли быть остановлены в своих агрессивных действиях, потому что остальные нации тоже были ещё слишком инфантильны, чтобы предпринять серьезные меры при первых признаках войны.
Раса сталкивается с новым кризисом благоприятной возможности, когда новые ценности начинают осознаваться как более важные, когда правильные человеческие отношения будут считаться желательными не только с идеалистической, но и с чисто практической точки зрения. Когда-нибудь принципы сотрудничества и соучастия займут место жадности и соперничества. Таков неизбежный следующий шаг вперед для человечества, к которому готовил его весь процесс эволюции.
Именно эгоизм и корыстная заинтересованность помешали нескольким нациям примкнуть к Силам Света; они сохраняли эгоистический нейтралитет и на годы затянули войну. Если бы, когда Германия вторглась в Польшу, после чего Франция и Великобритания объявили ей войну, весь цивилизованный мир наций (без исключения) также объявил войну агрессору и сплотился, чтобы дать ему отпор, разве война продлилась бы так долго? Эгоистический расчёт, всеобщая подозрительность, 14] многовековые недоверие и ненависть, страх и нежелание признавать факты породили разобщенность. Если бы все нации взглянули трезво и отбросили свой эгоизм в 1939 году, война закончилась бы гораздо раньше. Если бы все сплотились, когда Япония вошла в Манчжурию, а Италия – в Эфиопию, война, опустошившая всю планету, стала бы невозможна. В этом смысле можно упрекнуть все нации.
Необходимо прояснить данный вопрос, чтобы правильно мыслить в сегодняшней мировой ситуации, когда мы начинаем предпринимать шаги, которые в своё время позволят обеспечивать безопасность в мире. В нынешний период каждой нации следует ощутить чувство своей вины и внутренней психологической несостоятельности. Тяжело признать, что нет нации (включая нашу собственную), у которой были бы чистые руки, что все мы повинны в жадности и воровстве, в эгоизме, гордости и предубежденности, так же как в национальной и расовой ненависти. Каждой нации нужно провести большую домашнюю уборку, одновременно прилагая внешние усилия для создания лучшего, более пригодного для жизни мира. Для этого необходимо иметь вмещающее весь мир сознание, мотивируемое идеей общего блага, – сознание, акцентированное на ценностях более высоких, чем индивидуальная или национальная выгода, когда человек обучается быть, с одной стороны, достойным гражданином нации, а с другой – ответственным гражданином мира.
Разве это слишком идеалистическая картина? Гарантия того, что она возможна, основана на том факте, что тысячи мыслящих людей стремятся сегодня к таким идеалам, тысячи заняты мыслями об устройстве лучшего мира, тысячи говорят об этой возможности. Все идеи, исходящие от божественного начала в человеке и природе, в конечном счёте превращаются в идеалы (даже если при этом искажаются), а идеалы становятся в итоге принципами, управляющими 15] массами. Таков истинный ход исторического процесса.
Полезно кратко рассмотреть некоторые психологические урегулирования, которые нации должны осуществить внутри собственных границ, ибо реформы должны начинаться с собственного дома. Затем взглянем на мир и постараемся обрести новое видение. Существует научное обоснование древнего библейского утверждения: «Без откровения свыше народ необуздан».
История повествует о прошлом, наполненном битвами, войнами, перекраиванием границ, открытием и быстрым захватом новых территорий, сопровождавшимся покорением коренных жителей – хотя порой и полезным для их развития, но всегда непростительным. Дух национализма и его рост – вот основа современной истории, преподаваемой в нашей школе; он питает национальную гордость, разжигает межнациональную вражду, расовую ненависть и подозрительность. Историю интересуют демаркационные линии между странами и типы управления в каждой из них. Демаркационные линии ревностно охраняются, и утвердившаяся в нашем веке паспортная система свидетельствует о кристаллизации этой идеи. История показывает твердую решимость каждой нации любой ценой защищать свои границы, сохранять свои культуру и цивилизацию, используя любую возможность для обогащения, ничем не делясь с другими нациями, разве только ради коммерческой выгоды, для чего и создано международное законодательство. Между тем во все времена человечество было единым, и плоды земли принадлежат всем. Такая неправильная позиция не только упрочила чувство обособленности, но и привела к эксплуатации слабых групп сильными и к ухудшению экономической жизни масс вследствие правления горстки могущественных групп.
Старые стереотипы массового мышления и массовой реакции трудно преодолеть. Именно они – главное поле битвы для мира. Необходимо изменить 16] общественное мнение. Нации возвращаются к глубоко укоренившимся способам поведения и мышления, характерным для многих поколений. Нам необходимо ради общего блага изучать своё прошлое, распознавать новые тенденции и отказываться от старых способов мышления и поведения, если мы хотим, чтобы человечество не ввергло себя в бездну более глубокую, чем прошедшая война.
Голоса в защиту старого порядка и требования реакционных элементов слышатся в каждой стране, как и требования некоторых радикальных групп. Так как влияние консерваторов давно упрочилось, их голоса имеют вес, а поскольку человечество устало, будет предприниматься всё возможное, чтобы быстро вернуться к тому привычному состоянию дел, которого требуют консерваторы, если те, кто обладает новым видением, не начнут действовать быстро и мудро – но признаков этого пока ещё очень мало.
Франция яростно требует, чтобы её древняя слава была признана, чтобы её прошлые заслуги, когда она осуществляла главное цивилизующее влияние в старой Европе, сохранялись в памяти, она требует, чтобы её оберегали и защищали, чтобы ничего не предпринималось без консультации с ней. Но Франция десятки лет являла миру картину великой разъединённости и политической коррупции и подкупа; она всегда проявляла глубокую любовь к материальному и жажду земных удовольствий, гордясь своим реализмом, но не духовным идеализмом, и подменяя своим блистательным интеллектом и острым научным восприятием субъективные реалии. Вынесла ли Франция урок из своего падения летом 1940 года, состоящий в том, что ценности духа должны занять место тех, которыми она руководствовалась до сих пор? Понимает ли она, что ей нужно вернуть себе уважение мира – уважение, которое она потеряла, когда капитулировала и втянулась в коллаборационизм, 17] показав, что она внутренне слабее тех гораздо меньших наций, которые продолжали бороться, пока их не заставили признать поражение? Сможет ли Франция выйти из этого испытания очищенной и сможет ли обрести новую способность мыслить категориями бескорыстных международных отношений, а не исключительно в терминах той материальной цивилизации, которую она успешно строила на протяжении многих веков? Она это может – и в конце концов сделает. Её блестящий интеллект (если его направить на изучение того, что относится к духу) может достичь большего, чем более слабые умы; её ясное восприятие и способность облекать мысли в точные, кристально ясные понятия будут использоваться для того, чтобы выразить многие вечные истины. Когда Франция откроет свою духовную душу, а не просто свою интеллектуальную душу, она станет посредницей, через которую придёт откровение о природе человеческой души. В прошлом Франция раскрывала природу человеческой души, находящейся на стадии сильнейшего индивидуализма и эгоизма. Пройдя через огонь и страдание, она позднее продемонстрирует качества человеческого духа. Акцент на материальных ценностях и подчеркивание значения Франции для мира вместо подчеркивания значения интернационализма для Франции, проявляемого в виде бескорыстных международных отношений – вот та психологическая проблема, с которой Франция сейчас столкнулась и которую осознали некоторые её самые тонкие мыслители. Сможет ли Франция научиться думать о тех, кто живет за её пределами, или же будет продолжать думать только о себе? Вот вопрос, на который она должна ответить.
