Голубого цвета в тесте Люшера нет, а есть синий, который мы видим в природе как цвет ночного неба. Ну а кто может предпочитать цвет ночного неба? Наверное, тот человек, который хочет уснуть – в прямом или переносном смысле. Такой человек чувствует себя утомленным и хочет покоя. Может быть, он устал от жизни вообще. А возможно, он ищет только временного расслабления, если при повторном тестировании он больше не поставит синий цвет на первое место. Но если такой выбор оказывается устойчивым, то это интерпретируется как общая пассивность, нежелание напрягаться, преодолевать трудности, брать на себя ответственность.
Наверное, сложнее интерпретировать предпочтение фиолетового цвета. Люшер считает, что такой выбор говорит о стремлении человека к творчеству, о его оригинальности, нестандартности, а возможно, и неприятии повседневности, желании чего-то необычного и романтичного. Фиолетовый цвет является последним и наиболее высокочастотным в видимой части спектра[1]. В эзотерике миры высоких частот считаются мирами более высокого уровня по сравнению с низкочастотными (инфракрасными). В фиолетовом хитоне, расшитом золотыми звездами, легко представить себе волшебника на новогодней елке. Ну а кого привлекают такие сказочные образы? Уж наверное, не заскорузлых реалистов, а более романтичных, стремящихся уйти от скучной обыденности людей. И выбирая фиолетовый цвет, они, сами не понимая того, выдают свою тягу к запредельному и таинственному.
Мрачное восприятие мира заставляет человека делать выбор в пользу черного, серого или коричневого цветов. Наш язык отражает связь между тяжелыми психическими состояниями и темными красками. Мы говорим: «Какой мрак» или «У меня на душе черным-черно». Это звучит как будто метафорически, но при выборе цветов в тесте Люшера проявляется в прямом, а не переносном смысле. Гнетущее состояние души, минуя наше рациональное сознание, выбирает созвучные ему темные или блеклые тона. Когда нам плохо, нас может раздражать чужое веселье, особенно если мы к нему непричастны. По контрасту с чужой радостью наше горе кажется нам еще более горьким. В этом состоянии яркие и светлые краски радости нас чаще всего раздражают, а темные или невыразительные оттенки кажутся родными и умиротворяющими. Ну а если такого рода душевные состояния являются преобладающими, то выбор этих цветов оказывается устойчивым.
Поэты обратили на это внимание давно, когда ни цветового теста Люшера, ни даже его автора еще не было на свете. Русский поэт Бенедиктов в XIX в. так писал о своей любви к разным цветам в разные периоды жизни:
Иногда меня спрашивают, почему люди не тянутся к ярким краскам как раз для того, чтобы преодолеть тяжесть на душе? Такое действительно возможно, но только тогда, когда наша печаль мимолетная, случайная, а не глубокая или устойчивая. Легкую печаль может рассеять радость других людей, а вот тяжелую – маловероятно. В первом случае человек чаще всего подключается к чужому веселью, входит в его пространство. И тогда в его душе поначалу возникает светлая грусть – состояние одухотворенное и довольно приятное, оно созвучно с радостью и яркими красками. А вот во втором случае при виде чужой радости, как раз наоборот, только усиливается горечь переживания за себя, обида на жизнь. Так что при тестировании темные цвета выбирают либо те, кому очень плохо в данный момент, либо те, кому плохо постоянно, но вследствие своей привычки к таким состояниям они считают их вполне «нормальными».
Отчасти предпочтение цветов проявляется в выборе одежды. Но все же полной свободы выбора здесь у нас нет. Мы вынуждены считаться с тем, насколько любимые цвета подходят нам, как они сочетаются с нашей кожей, цветом глаз и волос, общей мастью, наконец. Многие люди учитывают и веяния моды в цвете. Другие носят темную одежду по чисто утилитарным соображениям – она менее маркая. А некоторые вообще сами одежду не покупают, этим занимается их мама или жена. Поэтому исходя из того, какие тона преобладают в одежде человека, мы не вправе сделать однозначный вывод об его цветовых предпочтениях.
Тест Люшера снимает все эти ограничения. Респонденту предлагается проранжировать цвета, исходя только из того, насколько они ему приятны для глаз. При этом ему предлагают не думать о том, подходят ли они ему лично, не прикидывать их совместимость со шторами и обоями в квартире или с цветом машины. Наверное, лучше всего осуществить цветовой выбор, представив, что вы остались вообще без тела и входите в пространство, окрашенное этим цветом. Подобный выбор действительно предстоит сделать всем нам за пределами земной жизни, о чем говорят тибетские ламы.
Человек, никогда не обучавшийся психологии и ничего не знающий о тесте Люшера, может не догадываться, каким образом при выборе цветов он дает психологу информацию о себе. Точно так же подавляющее большинство из нас не будет понимать, что, притягиваясь после смерти к определенному цвету, мы тем самым неосознанно выбираем свой будущий, созвучный нам мир. И как бы ни оказался ужасен, мучителен или скучен этот мир, тут нет никакого насилия над нами извне, это делает только наш внутренний неосознаваемый враг.
Тибетская книга многократно обращает внимание на то, что все цвета, которые последовательно возникают перед покойником, бывают двух видов: яркие цвета и тусклые. Ламы настоятельно рекомендуют предпочесть яркие цвета, слиться с одним из них. Именно это позволит бывшему человеку, обитателю Сансары, выйти за ее пределы и перейти в иные, более счастливые измерения. Тем не менее они предупреждают, что сделать это чрезвычайно трудно. Почему? Да потому что, как ни странно, благодатные яркие цвета оказываются для большинства из нас непереносимыми. От них исходит столп огненных искр, они ослепляют, вызывают ужас. Времени для размышлений здесь нет, когда на нас стремительно надвигается огонь, и кажется, что он прямо сейчас спалит нас дотла. И мы невольно убегаем от невыносимо яркого Света и прячемся в тени, где как будто безопаснее, спокойнее, прохладнее. Если наша душа пока еще не готова к огненным мирам, то она отталкивается даже от их проекций в первоначальном посмертье.
Тень тоже бывает разная, и в зависимости от того, в какой именно тени мы спрячемся, в таком мире и очнемся впоследствии. Перед нами будут возникать и исчезать тусклые цвета разных оттенков, и к одному из них нас может потянуть больше всего. В какой-то момент мы увидим своими уже нефизическими глазами темно-серое дымчатое пространство. Для некоторых оно может показаться таким теплым, уютным, влекущим к себе – ведь и в тесте Люшера некоторые люди ставят на первые места серый и черный цвет. И кому-то представится счастьем укрыться в нем, особенно после недавнего, столь ужасающего пламени. В смятении умерший устремится туда, обретя на миг радость успокоения. Ну а то, что этим цветом окрашен мир Ада, выяснится только в дальнейшем, когда неосторожно вошедший грешник провалится туда уже по-настоящему. Выйти из таких миров оказывается впоследствии крайне трудно, хотя и не невозможно. Но многие тысячелетия (по земным меркам) попавший туда будет вынужден провести там, прежде чем он получит новый шанс на улучшение своей судьбы.
Все это очень походит на то, что мы можем наблюдать в нашей жизни. Разве не доводилось вам видеть людей, которые не умели пользоваться благоприятными для них возможностями? Или тех, кто отходил, отшатывался от ярких неординарных личностей? Объективно они имели шанс улучшить свою жизнь или войти в круг интересных людей, но субъективно были не в состоянии это осуществить.
Почему же так получается? Дело в том, что мы сами почти никогда не являемся единым целым, а внутри нас бушует множество желаний, тенденций, часто противоречивых и даже исключающих друг друга. Например, мы можем хотеть занять высокое социальное положение и одновременно втайне для себя бояться этого. Мы хотим этого потому, что нам надоело чувствовать себя маленькими, слабыми, зависимыми от сильных мира сего. А боимся потому, что, несмотря на свой протест, мы все же привыкли себя чувствовать именно таковыми и не знаем, каков вкус власти. К этому может добавляться еще и страх перед ответственностью.
