Недавно в Анжере имел место следующий случай: некий настоятель церкви, капеллан епископа Анжера, и его служка, следуя в резиденцию епископа Анжера по делу, спешились, но едва успели вынуть ноги из стремян, как сержанты короля оказались тут как тут и, по словам несчастных, мгновенно отняли у них лошадей и увели с собой.
И только крупное денежное вознаграждение смогло заставить похитителей вернуть лошадей, причем помимо вознаграждения полагалось уплатить еще 10 су издержек.
Однако эти люди не удовлетворились подобными незаконными поборами и через несколько дней нагло ворвались в дом настоятеля, забрав все его книги. Все эти поступки были в высшей степени незаконны, ибо настоятель этот вообще не должен был платить десятину, поскольку в прошлом году, за который с него потребовали две десятины, его бенефиций был освобожден ввиду смерти его бывшего владельца, и по этому поводу имелось соглашение со сборщиками налогов для господина нашего короля относительно аннатов с данного бенефиция.
Чтобы выручить книги, настоятелю пришлось уплатить сборщикам штраф в 110 ливров106.
Очевидно, предпринимались все же некоторые попытки обуздать королевских чиновников. В 1299 г. в ответ на жалобы от архиепископа Тура король приказал своим бальи в Туре и Котантене умерить пыл.
Если же по приказу нашей курии владения кого-либо из прелатов подлежат конфискации, то вам следует удовлетвориться конфискацией одного поместья и еще небольшой частью другого, если не получите от нас приказа увеличить размеры конфисдельца или его упорного неподчинения. Однако же полностью конфисковать все земельные владения прелата вы не имеете права, за исключением тех случаев, когда на то особым образом будет указано в наших письмах, или же в случае крайней необходимости107.
Можно легко обмануться, приняв это за практический совет, тогда как перед нами, скорее, указание на превышение законных полномочий.
В 1303-1304 гг. чиновничьи методы сбора налогов наконец вызвали мощное сопротивление духовенства, которое чувствовало себя достаточно сильным, чтобы выдвинуть ряд условий. Эти условия можно отнести к первым проявлением движения «за конституционность». Совет Буржа в 1304 г. проголосовал за то, чтобы церковная десятина выплачивалась на следующих условиях: ее должны собирать представители духовенства; следует восстановить полноценную монету после бесконечной «порчи денег», имевшей место в течение всех последних лет; к церковной юрисдикции должны относиться с уважением; Святой церкви следует разрешить приобретать новую собственность; необходимо подтвердить привилегии церкви Буржа и, наконец, следует возвратить незаконно изъятые церковные владения и доходы некоторых церквей данной провинции108. Трудно сказать, насколько сильно это постановление могло бы воспрепятствовать государству регулярно собирать церковную десятину — во всяком случае, этот ежегодный налог выплачивался постоянно в течение всего периода правления Филиппа IV. Пик сопротивления духовенства пришелся, видимо, на 1305 г., и оба папы — и Бенедикт XI, и Климент V — оказались вполне сговорчивыми, предоставив королю возможность собирать церковную десятину, однако же именно протест духовенства и заставил государство искать иные, дополнительные, источники дохода.
Тем не менее, духовенство продолжало считать, что его ограбили, а затем значительное число жалоб от священников поступило во время Вьенского собора в 1311-1312 гг. Настоятель монастыря Сен-Пьер в епархии Тарб был не одинок, когда заявил, что сенешаль Бигорра, не имея возможности доказать, что доходы монастыря были от короля утаены, прислал вооруженный отряд из сорока человек, который поистине опустошил всю местность. Самого настоятеля поволокли пешим в Тарб, где он долгое время провел в тюрьме. Выйдя на свободу, он обнаружил, что церковная собственность по-прежнему не возвращена, что монахи и послушники из монастыря изгнаны, что движимое имущество, включая священные сосуды, украдено, что лошади пасутся на территории, прилегающей к монастырю, и что церковные службы приостановлены109.
Совершенно очевидно — из общего отношения королевских чиновников к духовенству, — что король не прочь был применить силу в случае политической необходимости. Насильственный заем был явлением довольно частым, особенно во время войны с Англией в 1294-1297 гг. Как отдельные купцы, так и городские общины нередко оказывались перед подобной угрозой, и некоторые из них предпочитали сразу «принести в дар» меньшую сумму, но не давать взаймы, поскольку знали, что вряд ли когда-либо этот долг будет им возвращен. Так поступил, например, богатый чиновник Жан Круассан, к которому Филипп IV в сентябре 1302 г. обратился с просьбой дать ему взаймы 300 турских ливров. Король начал свое письмо с объяснений, в какие расходы — «без счета и числа» — повергли его нужды королевства и какие он лично, исключительно в интересах государства, сделал огромные пожертвования. Круассан, таким образом, должен был ссудить королю крупную сумму «из любви и преданности своему королю и королевству», однако же в конце король добавлял, что если Круассан станет ему перечить, то навсегда навлечет на себя королевский гнев. Деньги следовало незамедлительно доставить в Лувр, ибо, как писал король, «нам доподлинно известно, что ты в состоянии сделать это, либо сам, либо с помощью твоих друзей»110. Посредством насильственных займов королевская казна в период правления Филиппа пополнилась 630 000 турских ливров111.
Существовали и другие, менее обильные источники дохода. Например, maltote, «дурной» налог, т. е. незаконное обложение налогом коммерческих сделок, что дало в казну королевства только в 1295 г. 16 000 турских ливров, полученных от ломбардских купцов, и доказало, что отлично может служить еще одним способом «вытряхивания» денег из городов. Некоторые виды деятельности, например ростовщичество, тоже были обложены налогом; продавались патенты на экспорт определенных товаров, а также в небольшом масштабе начиналась продажа «дворянских грамот». И все же пока что ни один из этих источников дохода не мог рассматриваться иначе как вспомогательный112. Дело в том, что регулярное налогообложение воспринималось в этот период как совершенно чуждое явление, ведь население по-прежнему считало денежные поборы чем-то исключительным, проводимым лишь в случае особой нужды, например непосредственной угрозы войны.
Потерпев неудачу в создании регулярной и повсеместной базы для сбора налогов, государство стало, как всегда, прибегать к временным уловкам. Изменения в монетной системе были слишком соблазнительны, чтобы сопротивляться этой идее. Французские короли унаследовали систему ливров, су и денье еще от Каролингов, и среди этих монет лишь денье или серебряный грош можно было считать настоящими, полноценными деньгами; ливры и су применяли, главным образом, лишь как счетные единицы. С конца XII в. итальянские города-республики стали выпускать серебряный гроссо, или грош, который по стоимости был равен су, а с середины XIII в. — золотую монету, флорин, стоимостью в один фунт серебряных гроссов. Во франции в 1266 г. Людовик IX выпустил турский грош. Однако же соотношение реальных денег и счетных единиц фиксированным не было, и этим не преминул воспользоваться Филипп IV. В 1295-1306 гг. Филипп несколько раз менял всю денежную систему, то изменяя соотношение между счетными единицами и реальными монетами, то чеканя новые монеты и уменьшая содержание в монетах драгоценного металла. Серебряный турский грош, который должен был в 1303 г. равняться (по стоимости) 9 денье, а при Людовике IX стоил 12 денье или 1 су, в итоге стал стоить 2 су 2 денье (т. е. 26 денье)113. В мае 1295 г. в королевском ордонансе разъяснялось, что король вынужден был выпустить такие деньги, «в которых, возможно, несколько не хватает веса, не тот состав сплава и не полностью соблюдаются прочие условия, которые обычно соблюдали наши предшественники»114.
