Двое рыцарей, Пьер Исаи и Раймон де Бенто, были среди тех, кто охранял тамплиеров в течение двух лет после того, как они сдались. Пьер Исан видел одного молодого тамплиера, который был тяжело болен и без конца брал в руки крест с изображением Христа и говорил: «Ты истинный Бог и Сын Божий, о, мой Спаситель и Создатель, на Тебя единого уповаю, помоги мне, спаси меня и других моих братьев в это трудное время». И говоря это, он «осенял себя Святым крестом». Раймон де Бенто видел, как тамплиеры сражались с сарацинами — не хуже или даже лучше других христиан — и как они почитали Святой крест в Сирии и на Кипре. Однако же, когда Амо-ри де Лузиньян послал его стеречь тамплиеров в замке Хирокития, он из-за того, что сообщалось в письмах папы, был весьма против них предубежден и не хотел даже вместе с ними ходить к мессе или заниматься чем-либо еще, но избегал их общества, как только мог. Однако там не было другого священника, который мог бы как следует отслужить мессу, и однажды он, Раймон де Бенто, присоединился к тамплиерам во время церковной службы, но когда священник совершал таинство у алтаря, ему (Рай-мону) явился Святой Дух, огромный и белый как снег. Он никому не об этом не сказал, но потом сходил к священнику и попросил показать ему те облатки, которыми тот пользовался во время таинства, и увидел, что все они меньше, чем турский грош. И тогда он понял: Господь явил ему чудо, чтобы развеять его предубеждения против тамплиеров, и с тех пор он стал вместе с ними ходить и к мессе, и к трапезе.

В период между 5 и 21 мая происходили допросы самих тамплиеров. Сохранилось 76 протоколов с показаниями, отражающими тот факт, что больше всего среди арестованных было именно воинов, чего на Кипре и следовало ожидать. По крайней мере 38 из них были рыцари, а всего лишь один священник и один кузнец — из 23, назвавшихся служителями ордена, — имели профессию вполне мирную106. Ничто в этих свидетельских показаниях не дает оснований предполагать, что орден здесь, на передовой линии защиты христианства, пополнялся за счет людей, мечтавших о сытой и спокойной жизни, что является признаком упадка любого монашеского ордена. Свидетели состояли в рядах тамплиеров от 3 до 43 лет, но ни один не пожелал признаться, что виновен в предъявленных ордену преступлениях. Эме д'Озелье настаивал, что орден «никогда не совершал никаких ошибок или преступлений». 1-4 июня выступила еще одна группа свидетелей — 35 человек, не являвшихся членами ордена, однако подтвердивших его невиновность107. Это были представители самых различных социальных групп — священники, каноники, клирики, монахи, рыцари и горожане, — однако ни один из них не поведал суду ничего, что можно было бы поставить тамплиерам в вину. Многие из них знали членов ордена много лет и ничего дурного не заметили: тамплиеры всегда отмечали все святые праздники и отправляли все святые таинства как полагается и жертвовали огромные суммы в виде милостыни как хлебом и мясом, так и деньгами; они также создавали и обслуживали госпитали, и многих из них обезглавили сарацины, ибо они не пожелали отречься от Христа. Пероциус, горожанин из Фамагусты, сказал, что не верит в десятую статью обвинений, т. е. в поношение тамплиерами распятия, потому что видел одного священника-тамплиера в Никозии, который с крестом в руке изгонял демонов из тела женщины, пришедшей к нему из Монтаро.

Однако судебное расследование было драматическим образом прервано вечером 5 июня, в пятницу, когда обнаружили изуродованное тело Амори де Лузиньяна. Его задушили и бросили под лестницу собственного дома в Никозии. Нет четких доказательств, что за это могли быть ответственны агенты короля Генриха II, но, так или иначе, именно это событие проложило путь к реставрации его власти в августе 1310 г.108. Новый режим вряд ли мог оказаться благоприятным для тамплиеров, однако нет явной связи между возвращением на престол Генриха II и папскими письмами, разосланными в августе 1311 г., в которых Климент V требовал начать новое следствие по делу тамплиеров с применением пыток109. Климент был явно недоволен результатами расследования, проведенного в мае-июне 1310 г., и велел Пьеру де ла Плен-Кассань, епископу Ро-деза и папскому легату на Востоке, действовать рука об руку с инквизицией110. Ничего не известно об этих новых расследованиях, однако хронист Франческо Амади примерно в 1316 г. записал, что Эме д'Озелье, маршал, и многие другие тамплиеры, умерли в донжоне замка Кериния111. Маршала, возможно, бросили туда по подозрению в причастности к заговору против короля в июне 1311 г.112, однако присутствие там же других тамплиеров заставляет предположить, что новое расследование было вообще направлено против рыцарей-тамплиеров, вне зависимости от участия их в заговоре против Генриха II.

Процесс тамплиеров за пределами Франции ясно указывает на ограниченность возможностей как французского двора, так и папы и подчеркивает значительные сдвиги в Европе времен развитого средневековья. Христианский мир распадался на группу совершенно отдельных политических единиц, и даже самые могущественные из этих единиц сталкивались с существенными трудностями в распространении своего влияния на то, что лежало вне сферы их власти. В более узком смысле процесс тамплиеров явственно продемонстрировал слабость доказательств и зависимость от применения пытки в стремлении добиться окончательного приговора ордену, и именно это должно составлять важную часть любой дискуссии о справедливости обвинений, которые были выдвинуты против тамплиеров французским королем.

Климент V открыл первую сессию Экуменического собора клятвой, которую принес во Вьенском соборе в субботу 16 октября 1311 г. Собравшиеся представители духовенства должны были рассмотреть три основных вопроса: об ордене тамплиеров, о помощи Святой Земле и о реформе церкви1. Приглашения на Собор были разосланы по меньшей мере 161 прелату, не говоря уж о представителях папской курии и викарных епископах. Церковники должны были съехаться отовсюду — из Италии, Франции, Священной Римской империи, с Иберийского полуострова, с Британских островов, из Скандинавии и Восточной Европы; должны были прибыть и четыре великих патриарха. Собор носил поистине вселенский характер, ибо приглашены были как представители самых западных, ирландских епархий, так и архиепископства Рижского, находившегося на самом востоке католического мира2. Были приглашены также великие правители государств: германский император, короли Франции, Англии и иберийских государств, а также Сицилии, Венгрии, Кипра и Скандинавии3. Однако не успело завершиться официальное открытие Собора, не успел папа благословить высокое собрание, как стало ясно, что все пошло вкривь и вкось. Более трети прелатов лично на Соборе не присутствовали — один из хронистов называет число 1144. Не явился ни один король, за исключением Филиппа Красивого, да и тот прибыл лишь весной следующего года и отнюдь не для того, чтобы обсуждать церковные реформы, а всего лишь чтобы оказать давление на папу по вполне определенному вопросу — вынесению приговора ордену тамплиеров. Он задержался ровно настолько, сколько понадобилось ему для достижения своей цели. Кое-кто из священнослужителей, даже получивших специальное приглашение, не только не приехал, но и не смог прислать достойного извинения, так что на следующий год Климент вынужден был временно отлучить таких прелатов от исполняемой должности за неповиновение5. Парижский хронист, каноник Жан Сен-Викторский, комментирует: «Многие говорили, что Собор был созван для выкачивания денег»6. Выбранный для проведения Собора город тоже мало кому пришелся по вкусу. 9 ноября Рамон, епископ Валенсии, писал королю Хайме II Арагонскому: «Здесь очень скучно, и земля слишком холодная, что совсем для моего возраста не годится. Городок маленький, людей чересчур много, гостиницы переполнены, и в результате многие лишены даже обычных удобств, однако необходимо все это переносить терпеливо». Папой была назначена специальная комиссия из нескольких человек, чтобы окончательно разобраться с делом тамплиеров, однако епископ Рамон не питал особых иллюзий насчет быстрого решения этого вопроса — дело было чрезвычайно запутанным7. Вряд ли так мог говорить воинствующий церковник, окруженный прелатами, рвущимися участвовать в деле реформирования церкви и ее духовного возрождения. Цинизм, как среди мирян, так и среди духовенства, в XIII в. расцветший махровым цветом, был свойствен всему периоду правления Климента V, и цинизм этот, конечно же, лишь подчеркивался проведением Собора во Вьене, где французское влияние на церковь было слишком очевидным8. Да и сам характер Вьенского собора вполне оправдывал отношение к нему тех, кто и к процессу тамплиеров относился с более чем сдержанным энтузиазмом.