– Здорово, черт мордатый! Ты когда успел брюхо отрастить? – радостно выкрикнула Любаша, и бросилась ему на шею.

Моя подруга была права, лицо изрядного размера имело место быть, и живот гражданина угрожающе нависал над брючным ремнем.

"Черт мордатый" потискал Любашу в объятиях, и мы загрузились в машину.

На водительском месте сидел второй участник вылазки на пленэр. Валера представил владельца нашего средства передвижения как Макса. Я сидела от него по диагонали, поэтому мне был виден лишь его профиль. Профиль выглядел хорошо: блондин, нос с легкой горбинкой, впалая щека, тщательно выбритые скула и подбородок.

Валера развернулся своим громоздким телом на переднем сидении, обернулся к Любаше и спросил:

– А помнишь?..

Дальше они не могли остановиться, без конца перебивали друг друга, хохотали, упоминали каких-то загадочных "Козла из лингафонной студии", "Бабку Эльзу", «Хоттабыча» и других зашифрованных персонажей студенческой молодости. Любаша и Валера с упоением вспомнили подробности скандала с подтасовкой экзаменационных билетов по латыни, перемыли кости всему курсу и помянули добрым словом таинственный «аппендикс». Они хором спели, жутко подвывая, несколько куплетов:

"У девушки с острова Пасхи Украли любовника тигры, Украли любовника в форме чиновника И съели его под бананом!

У девушки с острова Пасхи Родился коричневый отпрыск, Украли и этого, совсем не одетого, И съели его под бананом!"

Мы с Максом в их разговор не вмешивались, давая бывшим студентам возможность выплеснуть эмоции. «Жигули» прилежно преодолели забитый центр, миновали пробку на Таганке, пролетели Волгоградский проспект, выскочили на Новорязанское шоссе и покатили дальше, по пригородным колдобинам, плавно переходящим в ухабы ближайшего Подмосковья.

Бурная река воспоминаний несколько обмелела, и Любаша выглянула в окно.

– Где это мы? – вернулась она из молодости в зрелость.

– К Малаховке подъезжаем, – впервые за долгий путь разжал губы молчаливый водитель.

Победно урча, автомобиль преодолел последние метры луж и остановился перед деревянным, немного покосившимся, забором. Мы выбрались из «Жигуля» и огляделись по сторонам, разминая затекшие члены.

Знаменитый дачный поселок напоминал сцену из фильма о последствиях нашествия марсиан. Небо опять затянули скорбные тучи, голые деревья тянули ветви в немой мольбе, и злой ветер безжалостно срывал последние, чудом уцелевшие, листья. Вороны торжествующе каркали, восседая на верхушках сосен.

Дачи сиротливо прятались за своими заборами. Где-то скрипела и хлопала калитка, которую забыли запереть перед отъездом нерадивые хозяева. Кроме нас в округе никого не было. Да и кому придет в голову шальная мысль справлять праздник в ноябре под открытым небом?! Никому!.. Кроме нас.

Валера открыл ворота, а Макс загнал машину во двор. Дача была убогая.

Вся улица состояла из таких же старых строений послевоенного образца.

Видимо, этот район Малаховки еще не охватила эпидемия бурного строительства замков, но вот-вот должна была охватить: на соседнем участке уже стоял экскаватор в полной боевой готовности.

Подавляя в себе неприятный осадок, мы бодро выгрузили из багажника кастрюлю с маринованным мясом, картонный ящик с вином и водкой, шампуры и перенесли все это на веранду.

Дверь в дом была заперта на висячий замок. Макс повертел его в руках и просто сорвал. Внутреннее убранство дачи также не отличалось изысканностью.

Единственная комната и маленькая кухонька за ситцевой занавеской – вот и все хоромы. Беленая печка в бурых пятнах доминировала в горнице. Колченогий стол с табуреткой, сундук исполинских размеров и продавленный диван без спинки создавали своеобразный спартанский колорит. Засаленные обои украшали иллюстрации из журнала «Огонек». Здесь были обязательные "Три богатыря", «Царевна-лебедь», "Аленушка" и другие картины известных художников на сказочные темы. Если не обращать внимание на замусоренный пол, грязные занавески и затхлый запах, то обстановка была милая, может быть, даже уютная.

– Ну, бабоньки, – возвестил Валера. – Доверяем вам ответственное дело: нанизывать мясо на шампуры, а мы займемся костерком.

– М-да, – проворчала Любаша, брезгливо оглядываясь по сторонам. – Где он такую берлогу откопал? Главное, запах противный. Пошли на "воздуся".

Мы устроились на веранде и прилежно принялись украшать металлические копья кусками мяса и кольцами лука. Руки зябли, работа продвигалась медленно.

Мужчины удалились за дом, оттуда донеслось натужное гыканье и звуки ударов топора.

– Как тебе Макс? – воспользовалась интимной обстановкой Люба. – По-моему, очень даже ничего. Поджарая фигура, интеллигентное лицо, одет со вкусом. Вообще, в нем чувствуется какой-то заграничный лоск. Ты не находишь?

Я разделяла Любашину точку зрения. Действительно, фирменные джинсы ладно сидели на его фигуре, а не висели мешком, как у Валеры. Свитер и пуховая куртка тоже были куплены явно не на оптовом рынке. А главное, Макс щеголял в новых замшевых ботинках! Вы можете себе представить отечественного гражданина на даче поздней осенью в замшевых ботинках? Я – нет. Кроме того, загадочная молчаливость придавала ему некий ореол таинственности.

– Интересно, он женат? – подумала вслух моя подруга.

Обсудить этот животрепещущий вопрос мы не успели. Из-за дома вынырнул китобойным судном Валера и заорал:

– Бабоньки, идите греться, костер подключили!

Мы подхватили кастрюлю и шампура и бросились к огню. Северо-западный ветерок заставлял нас ежиться, прятать покрасневшие руки в карманы, а шмыгающие носы – в воротники курток. Я пожалела, что ради эфемерного кокетства вырядилась в осенние сапоги, а не в валенки с галошами.

Костер полыхал жарким пламенем, трещал и плевался искрами. Заботливые мужчины расположили вокруг него чурбаки, так что получились пионерские посиделки. Пейзаж заднего двора дачи также выглядел удручающе. Несколько фруктовых деревьев с обломанными ветками, кусты смородины и крыжовника, шаткий скворечник отхожего места и ржавые сельскохозяйственные инструменты, разбросанные по всему двору, – вот и все местные достопримечательности.

Валера притащил ящик с согревающим зельем, разлил всем по хорошей дозе водки в бумажные стаканчики и предложил первый тост:

– Ну-с, вздрогнем!

Мы вздрогнули. Огненная жидкость разлилась по заиндевевшим жилам, и жизнь стала возвращаться в наши закоченевшие тела.

Сначала разговор не клеился. Валера натужно шутил по поводу вылазки на природу, Макс ворошил палкой дрова, а мы с Любашей все еще прислушивались к процессу оттаивания организмов. Пришлось повторить вздрагивание, и после этого общение оживилось. Мы обсудили проблемы отопительного сезона, перекинулись на тему ремонтных работ в квартире, выслушали леденящую душу историю "почти очевидца" о террористических взрывах в московских домах и вздрогнули еще раз "за мир во всем мире".

Основным докладчиком был Валера. Казалось, нет такой темы, на которую он не смог бы произнести целую речь. Любаша активно ему помогала, вставляла реплики и заразительно хохотала. Я сосредоточенно держалась за бумажный стаканчик, ощущая легкое головокружение от алкоголя, громкого голоса Валеры и избытка кислорода. Неожиданно вспомнились строки из тетрадки покойного Петра Силантьевича: "… пришлось срочно эвакуировать с полигона под видом Вознесения.

После возвращения из пустыни Он в течение двух лет целенаправленно ходил по землям Иорданским, проповедовал и исцелял, нес в народ светоч добра и разума. "Даже с внешней стороны нельзя сказать, что Он бродил, что Он забыл, куда идет… История Христа – история путешествия, я сказал бы даже – история похода", – эти слова принадлежат Честертону, и я с ним полностью согласен.

О феномене Христа написано множество работ. Все исследователи согласны в одном: Он обладал уникальной способностью завоевывать людские сердца.