Нож Мэнсо уже держал в левой руке. Из отличной немецкой стали, без рукоятки. Вроде бы для рукопашного боя больше подходили ножи с рукояткой, но Мэнсо нравился именно такой, потому что спрятать его не составляло труда, можно было прилепить к руке или положить в ботинок. Нож он перехватил правой рукой, левую поднял на уровень лица, выставив вперед локоть. Двигался Мэнсо быстро и бесшумно, по широкой дуге, которая вывела его им за спину.

— Посмотри сюда, дерьмо вонючее! Видишь этот проводок? Ты тут ковырялся и оборвал его.

— Я клянусь, клянусь матерью...

— Да пошёл ты со своей матерью!

Больше Райс не произнес ни слова. Мэнсо ударил юношу ладонью по шее, в последнюю секунду чуть смягчив удар, и мгновенно этой же рукой зажал рот Райсу. Другая рука с ножом уже двигалась к цели. Мэнсо вспомнил часового в Лаосе, вспомнил других людей, которые умерли, не проронив ни звука. Воспоминания ожили перед его мысленным взором, когда нож аккуратно вошел в тело Бадди Райса между шеей и ключицей, перерезая артерию и рассекая нервные узлы.

Так же быстро Мэнсо выхватил лезвие, вытер нож о пиджак Райса, одновременно опуская его на землю. На юношу он даже не посмотрел. Знал, что тот жив, но придет в себя минимум через десять минут. Мэнсо закрепил нож на руке, развернулся и побежал. Достав из-за пояса майку, он тем же манером преодолел изгородь, пересек лужайку, по подъездной дорожке выбежал на улицу, добрался до «плимута», завел мотор и медленно тронулся с места, подавив желание вдавить в пол педаль газа.

Платт обнаружил Бадди Райса через шесть минут после его смерти. К тому времени Мэнсо проехал уже десять кварталов.

Ден поднялся наверх с небольшой деревянной салатницей. В ней плавали в шоколадном соусе два шарика мороженого, присыпанные шоколадом и орешками и украшенные зефиром. Полковник посмотрел на салатницу, скорчив гримасу.

— Святой Боже! Неужели ты будешь это есть?

— Это пломбир в шоколадном соусе, сэр.

— Да, я понимаю. А сверху взбитые сливки? Я удивлен, что у Элен нашлись все необходимые составляющие.

— Это зефир, сэр. Не думаю, что нашлись бы. По дороге сюда я заехал в магазин, а потом поставил все в морозилку. — Ден положил в рот ложку мороженого, улыбнулся, словно извиняясь. — Я сладкоежка, сэр.

— Просто чудо, что ты не толстеешь.

— Я этим не злоупотребляю, сэр. И потом я очень много двигаюсь. Но вечером просто не могу без сладкого. Все равно как те, которые не ложатся спать, не пропустив стаканчика.

Полковник покачал головой.

— Я вот не ел ничего такого уже добрых тридцать лет.

— Хотите мороженого? Я мигом все устрою.

— Не надо, Френк.

— Я в этом дока, сэр. Управлюсь вмиг, а вы пока еще раз просмотрите мои эскизы.

— Столько мне не съесть. Если только четверть, твоей порции...

— Четверть так четверть. Я сейчас.

Полковник покачал головой, затем хохотнул.

Склонился над эскизом. У Дена действительно был острый глаз, так что эскиз этот достаточно точно воспроизводил чертеж архитектора, проектировавшего здание Торгового банка в Нью-Корнуолле. Зазвонил телефон. Полковник взял трубку.

Мэнсо. Полковник слушал внимательно, отвечал односложно. Положив трубку, он вновь посмотрел на эскиз, но не смог сосредоточиться. Он думал о жизни и смерти, преступлении и наказании, о бесконечной череде вечных загадок.

Библия лежала на столе. Большой том в потертом кожаном переплете с пятнами от воды. Хватало пятен и на страницах. В семье Кросса этой Библией пользовались больше сотни лет. Держа ее в руках, он вспомнил, как еще мальчиком обратил внимание на дату на титульном листе. «БОСТОН: MDCCCLVII. 1857». Когда он впервые раскрыл ее, книга казалась ему очень старой. Теперь ему было практически столько же лет, сколько ей тогда.

Исход[7], двадцать первая глава.

"Кто ударит человека, так что он умрет, да будет предан смерти.

Но если кто не злоумышлял, а Бог попустил ему попасть под руки его, то Я назначу у тебя место, куда убежать убийце.

А если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть...

А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб".

Полковник положил руки на стол и поднял глаза к потолку. Он услышал шаги Дена на лестнице, услышал, как тот переступил порог, но продолжал смотреть в потолок, поэтому Ден после короткого колебания ретировался в коридор.

А Кросс перешел от Ветхого завета к Новому, от Отца к Сыну. Евангелие от Матфея, глава 5, стихи 38-39: «Вы слышали, что сказано: „Око за око, и зуб за зуб“. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».

Ветхий завет и Новый, Отец и Сын. Нет ли здесь противоречия?

«Сын умер молодым, — думал полковник. — Молодые — они другие, все видят иначе, видят, каким должно быть то или другое. Возможно, — думал он, — мысль эту кто-то сочтет за святотатство, но если бы Сын прожил дольше, Его глаза и Его душа старели бы вместе с Ним и Он становился бы все больше похожим на Отца. Он противился бы злу, Он бы требовал око за око».

Кросс оттолкнулся от стола и кашлянул, показывая Дену, что тот может войти. Мороженое привело его в восторг. Нет, разумеется, каждый день он есть его не собирался. Но раз в тридцать лет... почему бы нет? Иногда надо устраивать себе праздник.

— Звонил Мэнсо, — сообщил полковник Дену. — Телохранитель мертв.

— Райс?

— Бартон Райс или Бадди Райс, как его ни называй. Поджигатель, убийца, телохранитель и шофер. Эдуард говорит, что сложностей не возникло.

— Это хорошие новости, сэр.

— Да, — кивнул Кросс. — Хорошие. А теперь займемся твоими эскизами, Френк.

— О Господи! О, Джорди, о, Господи, я никогда не думала...

— Я тоже, Пат. Так уж получилось.

— Я бы не хотела, чтобы ты подумал, будто я...

— Не говори глупостей.

— Ты же знаешь, женщина в разводе, некоторые думают...

— Не говори глупостей.

— Они считают, раз женщина сходила замуж...

— Пат. — Он положил руку ей на плечо, потом его рука медленно двинулась вниз. «Очень уж она полная, — думал Джордано, — это не по мне, но кожа такая нежная, гладкая». — Пат, так уж получилось. Просто и естественно, и я этому очень рад. Мы оба — одинокие люди, Пат. Мы нуждались друг в друге, мы нашли друг друга, и нам было хорошо.

— О-о-о!..

— Тебе тоже было хорошо, не так ли, крошка?

— Очень хорошо! Теперь даже стыдно, что мне было так хорошо.

— Стыдиться тут нечего. Ты нормальная женщина. Все естественно, Пат. Патриция.

— Мне никогда не нравилось это имя.

— Ты про Патрицию?

— Да. Очень уж высокомерно оно звучит.

— А каково расти с именем Джордан?

— Отличное имя, в нем чувствуется характер, сила, достоинство. Имя что надо.

— Характер и достоинство не такие уж плюсы, если ты сам костлявый недомерок.

— А что плохого в костлявости. — Она коснулась его игрунчика. — Мне бы такое телосложение.

— Перестань. Эта штучка тебе ни к чему...

Когда он первый раз поцеловал ее, она поначалу вся напряглась, а потом приникла к нему, крепко обняла, и ее язык нырнул в его рот. Джордано лег на нее, и полные бедра Пат разошлись, приглашая его войти. Он и вошел в ее огненную пещеру. Глаза женщины закрылись, зубы сжались, и через несколько мгновений она уже сладко постанывала от оргазма.

Джордано двигался медленно, не торопясь, и Патриция еще дважды поднялась на вершину блаженства, прежде чем он почувствовал, что пришел и его черед. Крепко прижавшись к ее груди, он кончил, вскрикнув: «Да, да, сейчас, сейчас, да!»

По пути домой Патриция сказала, что с ним она почувствовала себя богиней.

— Раньше такого никогда не было. О Джордан!..