Мэнсо шумно сглотнул.

— Только не думайте, никаких доказательств у меня нет. Я не могу убедить в этом даже себя. Но вполне возможно, что я ваш сын.

— Ее звали Флоренс Маннхайм, но она сократила фамилию до Манн сразу после моего рождения и переехала в Эстори.

— Откуда?

— Из Восточного Нью-Йорка. Когда она мне все это рассказала, я начал разбираться, что к чему. Узнал, что мы жили на Питкин-авеню. Я поехал туда, нашел дом. Теперь там никто не живет. Окна разбиты, дверь выломана.

— Питкин-авеню, — повторил Платт.

— Она всегда говорила мне, что мой отец умер. Его убили на войне. Его звали Эдуард, как и меня, он служил в ВВС, и его самолет сбили над Германией. Я это тоже проверял, но в списках ВВС не числилось Эдуарда Маннхайма. Опять же Маннхайм — ее девичья фамилия. Моя мать не выходила замуж, во всяком случае, в Нью-Йорке. В регистрационных книгах такой записи нет. Я не знаю, отец вы мне или нет, но мой отец не женился на моей матери.

— Флоренс Маннхайм. — Платт уже не целился в Мэнсо. — Бред какой-то!.. У меня никогда не было сына.

— Она говорила, что не сообщила вам о ребенке.

— Не помню я никакой Флоренс Маннхайм.

— Она сказала, что вы скорее всего ее не помните. Расспросить ее поподробнее я не мог. Она умирала. Я как раз вернулся из армии; она умирала, но сказала, что должна мне кое-что сообщить. Я ответил: «Успокойся, еще успеешь», — однако она уже говорила, что никакого Эдуарда Маннхайма не было и в помине, а мой отец — Альберт Платт. Она сказала, что уехала с Айленда и сдала меня в Дом малютки, поэтому мое рождение нигде не зарегистрировано. У меня действительно не было свидетельства о рождении. Когда мне исполнилось шестнадцать, я с трудом получил водительское удостоверение. Для этого пришлось принести справку из школы, подтверждающую мой возраст.

Платт стоял в глубокой задумчивости, прикрыв глаза.

— И сколько же тебе лет?

— В феврале исполнится двадцать восемь.

— Так какого ты года? Сорок первого?

— Совершенно верно. Зачали меня в сороковом, в конце мая или начале июня.

— Я вот и стараюсь припомнить. Сын. Поначалу я не думал о детях, а когда такие мысли начали приходить мне в голову... Помнится, я подхватил что-то венерическое. Одна испанка заразила пол-Бруклина. Но уж потом мы с ней посчитались. Готов спорить, больше она никого не наградила триппером. — Платт рассмеялся, но тут же вновь насупился. — Пару лет назад я обращался к врачу. Он сказал, что теперь детей у меня быть не может, а возможная причина — тот самый триппер. И когда же это случилось? Вроде бы в сорок втором или сорок третьем.

«Вот и славненько», — подумал Мэнсо.

— Май или июнь сорокового. Даже не знаю, то ли ты хитрец, то ли и впрямь мой сын... К этому трудно привыкнуть. Тогда я сам был мальчишкой. Сороковой год. Да мне было всего девятнадцать!

— А моей матери семнадцать!..

— Девятнадцать. Да, тогда я трахал всех, кто попадался под руку. — Платт улыбнулся, вспоминая те времена. — Чего мы тогда только не вытворяли! Кто-то сказал, что я трахнул бы и змею, если б кто-то держал ей голову. А что она тебе говорила? Мы долго встречались или как?

— Она сказала, только раз.

— Только раз? — фыркнул Платт. — С чего она взяла, что это моя работа?

— Вы были единственным. Она сказала, что вы принудили ее.

— То есть изнасиловал?

— Этого она не говорила.

— Да. — Платт медленно кивнул. — Тогда такое случалось. Девок было хоть пруд пруди. Снимаешь ее, угощаешь стаканчиком... и больше не видишь. Зачастую даже не знаешь, как ее звали. Флоренс!.. В нашем районе это было самое распространенное имя. Только обычно его сокращали до Фло. Нынче оно встречается реже. От чего она умерла?

— Рак.

— Тяжелое дело. Фло Маннхайм? Не припоминаю. Как она выглядела? Какого цвета были волосы?

— Светло-каштановые.

— А у тебя черные. Как у меня, так? Проклятие, такого я и представить себе не мог! Какое-то безумие!..

Мэнсо кивнул:

— Я тоже сходил с ума все эти месяцы после ее признания. Или у меня есть отец, или нет, а доказать я ничего не мог. Поэтому и решил присмотреться к вам.

— Наводил справки?

— Точно. А когда мне сказали, что вы в Вегасе, полетел туда, чтобы познакомиться с вами поближе. Остановился в том же отеле. Как-то вечером сел с вами за один стол в казино.

— Ты много играешь?

— Случается.

— А результат?

— Обычно я в небольшом плюсе.

— А я тогда проигрался. Ну да ладно, на отдыхе это позволительно. Я должен посидеть и подумать. Ты голоден? Хочешь кофе?

— От кофе не откажусь.

— Пошли. Значит, тебя зовут Эдди? Эдди Платт! Знаешь, парень ты симпатичный. Мне понравилось, как ты разделался с этим подонком. Чувствуется класс. Этим я тоже выделялся в молодости. Где тебя научили всем этим приемчикам? В армии?

— Совершенно верно.

— Ладно, давай посидим, выпьем, кофе.

Джордано сидел в машине и читал туристический раздел «Санди таймс». В газетном киоске ему сказали, что рекламная часть приходит на день раньше, а блок новостей поступит только завтра. Для Джордано это не имело никакого значения.

Он читал статью об отдыхе в Болгарии. Никто из его клиентов не хотел отдыхать в Болгарии. Скорее всего и в будущем вряд ли у кого могло возникнуть такое желание. А Джордано бы туда съездил. Джордано нравилось бывать в новых для себя краях.

Он поднял голову, осознав, что уже третий раз читает один и тот же абзац, но ничего не может понять. Джордано положил газету на руль, а сам откинулся на спинку сиденья. Автомобиль стоял у торгового центра, почти в двух милях от поместья Платта. Радиус действия «маячка», который Симмонз закрепил на «линкольне» Платта, равнялся пяти милям. Включенный приемник лежал на сиденье рядом с Джордано. Пока из него не доносилось ни звука.

Такими радиомаячками обычно пользовалась полиция, если ставилась задача определить местонахождение движущегося автомобиля. Для того, чтобы точно установить, где он находится, в операции обычно задействовались три патрульные машины с приемными устройствами. У них же был только один приемник, но больше им и не требовалось. Симмонз выключил «маячок», прежде чем поставить его под бампер «линкольна». Включение «маячка» означало, что у Мэнсо все прошло гладко и можно переходить к следующему этапу.

Если же «маячок» не включится...

У Джордано дернулась щека. Скоро пять. Мэнсо вошел на территорию поместья в три. Примерно в это время Джордано зарулил на стоянку у торгового центра. Чуть позже приехали Симмонз и Мердок, чтобы передать ему отснятые пленки и сказать, что «маячок» установлен. Так что Джордано оставалось только ждать.

Он посмотрел на приемное устройство. После того как оно запиликает, ему надо нестись в Тарритаун — проявлять пленки Мердока и знакомиться с эскизами Дена. А времени у него в обрез, потому что в половине девятого он встречается с Патрицией. Джордано заранее знал, что припозднится, но ему не хотелось заставлять ее ждать слишком уж долго. И чем дольше он торчал у торгового центра, тем меньше времени оставалось в его распоряжении. Опять же: чем дольше не поступал сигнал от Мэнсо, тем больше становились шансы на то, что сигнал подаст совсем не Мэнсо.

Допустим, думал Джордано, кто-то решил выехать на «линкольне» из поместья. Пять миль — расстояние небольшое. Вдруг Платт послал кого-то за продуктами. А он тут сидит и ждет сигнала, который просто до него не доходит. Разумеется, отъезд, «линкольна» мог означать и другое: Эдди бросили в багажник, чтобы затем утопить в одном из окрестных болот.

Лучше что-то делать, чем сидеть сиднем. Джордано повернул ключ в замке зажигания и поехал к поместью Платта. Он уже несколько раз проезжал мимо, так добрался до поместья без труда. Ворота гаража были открыты, но внутри царила темнота. К тому же Джордано смог лишь бросить туда короткий взгляд, поэтому не стал бы утверждать, что увидел «линкольн». Но автомобилей в гараже было три, именно столько и числилось за Платтом, поэтому Джордано рассудил, что один из них — «линкольн».