- Ира, поверь, – в растерянности проурчал Зив, – проход мы ему не открывали.

- Знаете, я ничуть не удивлюсь, если окажется, что Радному, для пользования проходами или чем-нибудь еще, не требуется чье-либо разрешение. По-моему, слухи о том, что он, скорее всего, пока не осознает своей истинной сути, как говорится, сильно преувеличены.

- Ты думаешь? – настороженно промурлыкал Лоренц.

- Во всяком случае, он производит такое впечатление.

Зив и Лоренц снова загадочно переглянулись в замешательстве.

- Что ты собираешься делать? – спросил Зив.

- Знаете, в Новогоднюю ночь я занималась тем, что НЕ СОБИРАЛАСЬ делать что-либо. Этим займусь и сейчас. Кстати, хочу вам поведать еще об одном событии, которое случилось вследствие того, что я занималась тем, что НЕ СОБИРАЛАСЬ что-либо делать.

Ира рассказала, как она после проводов Лешки вместе с Генкой ни с того ни с сего отправилась к Женечке, а там, опять-таки ни с того ни с сего, потащила всех на море…

- Это ты очень мудро придумала, прихватить с собой Генку, – заметил Лоренц. – Безусловно, Женечка тоже смог бы тебе вернуть одежду, но с участием Генки это получилось как-то более естественно.

- Ага! – усмехнулась Ира. – Зато теперь у него самое что ни на есть неестественное выражение лица!

- Ну! Он и не такое видал! – со знанием дела проурчал Зив.

- - -

Генка заглянул вечером.

- Ты что, больше не работаешь в своем клубе? Второй вечер бездельничаешь!

- Выходные после праздников аж до Старого Нового Года, – пояснил он, жалобно глядя на Иру.

- Ген, я надеюсь, Гаров тебе не запретил сообщить мне, что произошло после того, как я уплыла?

Генка тяжело вздохнул:

- Ирчик, я, конечно, понимаю, что у вас с Гаровым свои причуды, но меня от них когда-нибудь кондратий хватит!

- Что, запретил, все-таки?

- Да нет… не запретил… – вздохнул Генка.

- Ну так расскажи!

- А что тут рассказывать? Как только ты в море сиганула, он меня за шкирку и домой поволок. Я ему: «Ты что творишь! Вода ледяная! Шторм! Утонет Ирка ведь!». А он как рявкнет: «Не твоего ума дело!»… Ну, в общем, пришли мы к нему домой, он твою одежду в пакет сложил, мне сунул и со словами «утром ей в номер занесешь», потащил к проходу, а перед тем как швырануть, добавил: «смотри, пока сама не проснется, к ней не суйся!», – ну и вытолкнул. Ну а я что… поднялся к себе, спать не могу, часа в четыре к твоей двери побрел, а как свет зажегся – так и постучал. Дальше ты знаешь…

- Геночка… – Ира в порыве умиления обняла его, – так ты три с половиной часа у меня под дверью просидел?

- А что делать? Знаешь, по собственному номеру километры наматывать еще хуже, – он немного помолчал. – Ирчик, ты, прежде чем подобные фокусы выкидывать, предупреждай, что ли…

- Геночка, ничего я выкидывать и не думала.

- Вот-вот… Мне Гаров постоянно говорит: «прекрати думать», а я не могу. В лучшем случае лишь думаю, что не думаю…

Пуск новой линий прошел без сучка и задоринки, правда, не в понедельник, а в среду. А в понедельник…

Утром в понедельник Ира и Рауль вместе с Генкой первым делом поднялись в свой кабинет. Минуты через три подошел Радный и, с легкой полуулыбкой глянув на Иру, тихим голосом сказал ей:

- Мужайтесь, Ира…

А еще через пару минут в дверном проеме показались «главные кони». Однако мужество Ире не понадобилось – Рауль весь удар взял на себя. Да и удара, собственно, никакого не было. Он, всего лишь, доступным инженерным языком кратко изложил «главным коням» вводную часть того, что от них требуется, а потом все вместе спустились в цех. Как раз таки полное введение в курс дела высшего техперсонала и заняло два дня.

Как только пробная партия новой линии увидела свет, Генка тут же забросил свое лицедейство и занялся, как он выразился, увеличением доходов авиакомпаний. Насколько существенно его перелеты по всему миру поправили дела предприятий, осуществляющих авиаперевозки, неизвестно, но к моменту почти полной готовности к началу серийного выпуска, в отеле, где жила Ира, стартовал настоящий всемирный мебельный конгресс.

Помпа, с которой Генка организовал сие, проходящее в несколько этапов, грандиозное мероприятие, способна была поразить даже самое пылкое воображение. Помимо мебельной экспозиции один из конференц-залов превратился в выставку Ириных живописных работ, скупленных Генкой (к Ириному удивлению в Генкиной собственности оказались практически все ее студенческие работы, включая ту, которую она последний раз лицезрела в памятный зимний вечер прошлого года по инициативе Аристарха Поликарповича). Презентации и фуршеты слились в один непрерывно бурлящий поток. И на каждом из мероприятий, Генка, по собственному признанию ничего не смыслящий в Ириных внутренних точках, устраивал всестороннюю демонстрацию свойств «новейших разработок в области повышенной эргономичности». Термин он сочинил сам и очень этим гордился, так как все согласились, что данная формулировка, «давая наиболее полную характеристику преимуществ, ни о чем не говорила».

Поначалу Генкина бурная деятельность несколько напугала Иру:

- Ген, это все здорово, конечно, но мы так никогда не начнем серийный выпуск!

- Не переживай, Ирчик! Начнете и без всяких проблем! Твое присутствие на этой вакханалии, конечно, понадобится, но очень ненадолго, только по вечерам и исключительно в качестве главной достопримечательности. Тебе даже говорить ничего не придется, если, конечно, сама того не пожелаешь.

Нести всякую презентационную чушь Ира не собиралась, а потому, по сути, для нее изменился лишь способ ужинать. Правда, Генка воспользовался и этим, наведя на Ирин образ таинственного туману, что способствовало росту интереса к ее «загадочной» личности, а заодно и объему подписываемых договоров.

Однако тут же сказались издержки этого маневра – Ире пришлось осваивать приемы конспирации. Утром, конечно, проблем, в основном, не возникало, ввиду того, что утомленная вечерним застольем публика в такую рань спала беспробудным сном. А вот вечером для достижения собственного номера, дабы избежать следствия последствий широкомасштабной PR-акции, приходилось попадать в отель через служебный вход и передвигаться внутри, пользуясь предназначенными для персонала лифтами и коридорами.

Впрочем, в этом Ира уникальностью не страдала. Рауль, Генкиными стараниями, тоже стал объектом всеобщего внимания. Правда, он с гораздо большей благосклонностью отнесся к нахлынувшей на него популярности и, по-видимому, получал от нее неведомое Ире удовольствие, но, тем не менее, и у него наблюдалось стойкое желание после напряженного рабочего дня добраться до своего гостиничного пристанища инкогнито.

Презентационная шумиха несколько поутихла лишь через две недели после начала серийного выпуска. Но именно поутихла, не исчерпав себя окончательно. Руководство отеля, подсчитав доходы, полученные за время активной работы «конгресса», пришло в восторг и в качестве бонуса предоставило Генке площади под мебельную экспозицию аж до лета за чисто символическую плату. Так что, хоть и без первоначальной помпы, но продолжение следовало и следовало.

Пуск линии, изготовление пробной партии и налаживание серийного выпуска, совмещенное со «всемирным мебельным конгрессом», – оказались самым напряженным периодом во всем процессе. Настолько напряженным, что за все это время Ира больше ни разу не появилась, ни у Зива с Лоренцем, ни у Женечки. Она лишь неизменно раз в три дня наведывалась в поющий дом. Влад уехал на сессию, и ход работ там заметно притормозился. Даже сам Валентиныч признался Ире в одном из телефонных разговоров, что только сейчас понял, сколько всего его «сынишка» умудрялся тащить на своих плечах.

Отношения с Раулем никак не развивались, застыв на самом пике, когда буквально в следующий момент должно произойти нечто, подобное взрыву, но этот «буквально следующий момент» никак не наступал, хотя последнее время они очень часто оставались подолгу наедине.