Делая в спешке одну ошибку за другой, Федор похитил нас с Лешкой. Он не знал, сколько успела нам рассказать Соня. Знал лишь, что мы дома одни. Убедившись в том, что телефоны Марко и Григория недоступны, а значит, мы при всем желании еще не успели им ничего рассказать, Павловский решил избавиться от всех сразу — от Петуховых, от нас. И уж потом пытаться решить проблему с Антипкиными. Он очень торопился, когда заметал следы. Кинув спичку в костер, он не стал дожидаться, пока пламя разгорится, он не стал уговаривать Соню ехать вместе с ним, он даже не обернулся.

— Знаете, что мне непонятно? — задумчиво спросил Гришка, — почему он оставил в живых вас?

— Да очень просто, — недобро усмехнулась Соня, — даже ему нужен был человек рядом, тот, который может помочь, посодействовать, взять на себя часть проблем. Ну и ответственность разделить, разумеется. Еще накануне этого вечера мы с ним довольно откровенно обо всем поговорили, он обещал мне много денег… да… Ну а я подумала, что у меня все получится. Мне казалось, что я ничем не рискую. Но знаете, не смогла. Просто не смогла. Когда мы оставили их в лесу, без сознания, меня так колотить начало. Врать не буду, совесть меня не мучила, просто не по себе стало, очень сильно не по себе. Федор вам наверное тоже рассказывал про теорию происхождения человека. Мол, у одних предки были хищниками, у других мясом для хищников. Так далеко я не копала, но мне противно …убивать. Я бы не смогла. И смотреть на это, и знать об этом… Все. Я очень устала. Оставьте меня в покое.

— Хорошо, только еще один вопрос, — настоял Гришка, — кто затыкал им рты кляпами?

— Так Федор конечно, — удивилась девушка, — он же следил. Когда эти придурки обнаруживали в своих машинах трупы, они первым делом кидались избавляться от них. Федор следовал за ними и все фотографировал. Ну а потом… кстати, белье мое. Я давно заметила, что у меня вещи стали пропадать. И каждый раз именно после его визитов.

— Не понимаю, не понимаю. — терла я виски, голова отчаянно трещала, — такая сложная конструкция… Как ему удалось так все подгадать? Он же должен был столкнуть в пространстве четырех людей, заставить их играть по своим правилам и при этом оставаться в тени. Как он смог провернуть подобное в одиночку?

— Дело техники, — буркнула Соня и замолчала, всем своим видом давая понять, что на сегодня с нее хватит.

16. Вкус крови

Слишком много всего. Слишком много. Наивно думать, что есть злодеяние, которое было бы не по плечу существу с гордым именем Человек. Достаточно хотя бы раз побывать в музее инквизиции, посмотреть на орудия пыток. А китайские ухищрения? Помню, в свое время меня поразило описание одного из способов наказания фальшивомонетчиков в Древнем Китае. Человеку заливали свинцом глаза, уши и рот, отрубали конечности, потом лечили и держали до конца дней в сливной яме. Не менее впечатляющие издевательства практиковали индейцы, а русская забава с кольями, на которых сажали врагов? Ни одно животное не бывает так жестоко, как человек. Жестокость животного всегда обусловлена логикой выживания, гомо сапиенс в своем неистовом стремлении к насилию деструктивен и извращен до крайности. Лучше вовсе об этом не думать, иначе не захочется жить.

— Очень я сильно сомневаюсь, что обошлось без помощников. Ничего, думаю, когда мы его поймаем, он сдаст этих голубков с потрохами, — голос Гришки вывел меня из мрачной задумчивости.

— Григорий, — остановил его Марко, — они и правда скорее всего не имеют прямого отношению к этим… забавам. Они действительно просто шакалы. Кормились рядом. Уж скорее я стал бы подозревать Альберта.

— Чего же проще подозревать Альберта, тем более что он мертв.

— Послушайте меня, возможно на каком-то этапе он действительно помогал Павловскому.

— Да какая разница, — махнул рукой Гришка.

Еле передвигая свинцово тяжелые ноги, я вышла на улицу, где нас уже ждала машина.

Петр, все последние дни стерегший логово зверя, рассказал, что Федор не сможет броситься в бега без своей ненаглядной кошки. Он обязательно должен за ней приехать. Верещагин и его головорезы устроили на фазенде засаду, разрешили понаблюдать со стороны и нам.

Увитый диким виноградом балкон стоящего напротив дома давал хороший угол обзора, а хозяйка Лукерия Велерьяновна оказалась очень покладистой старушкой. Он не задавала лишних вопросов и даже напекла на всю ватагу пышных румяных оладышек.

— Мне сосед никогда не нравился, — отозвав меня в сторонку, откровенничала она, — и улыбчивый и в помощи никогда не отказывал, а собака моя его невзлюбила, я и подумала, что неспроста. Собака, она дурноту всегда чувствует.

— Да от него просто кошкой пахло, — зачем-то возразила я.

— Не было у него кошки! И вообще, я тебе вот скажу, ты девка, только не смейся, непросто вам будет его поймать. Он ведь оборотень!

— Да что вы? — с поддельным ужасом воскликнула я.

— Не веришь, — расстроилась старушка, — а зря. Ты слухай. Как-то раз, смотрю, прикатил он, сумки с продуктами из машин выгрузил, свет в комнатах зажег. Уж смеркалось. А я как раз вспомнила, что хлеб у меня кончился, думаю, пойду одолжу у соседа. Он с запасом возил, как раз на такие случаи. Обождала немного, пока он после дороги разберется, да и пошла. И такое увидела! Думала, опущение матки у меня от страха случится, стыд прямо, чуть не обмочилась.

— И что же вы увидели?

— Зверя! Был человек, стал зверем. Полнолуние как раз об эту пору было, они в полнолуние как раз и бесчинствуют. Смотрю, идет на меня черная кошка, огромная, больше коровы, идет и глазами сверкает. Я крестным знаменем себя осенила, хорошо что крест всегда при мне и колышек осиновый в кармане ношу, мне тут сказали, что от сглаза хорошо помогает. Я как только его в кармане нащупала, так зверина зашипела, попятилась, да и ушла прочь. Ну и я деру дала, во всю свою прыть. Закрылась дома и всю ночь пресвятой богородице молилась. Оборотень он!

— Ага, —кивнула я, —жаль, серебряных пуль не захватили.

Мне очень хотелось посмотреть на эту несчастную кошку, которая невольно стала символом кровавых человеческих злодеяний. Годами она сидит взаперти, лишь изредка хозяин выпускает ее погулять по двору. Из скудных познаний в биологии вспомнилось, что пантеры молчаливы, они стойко переносят любую боль, боясь быть обнаруженными. По уровню интеллекта, как и все кошачьи, они не ушли далеко, но они идеальные, совершенные машины для охоты.

Еще утром Петр под личным надзором Верещагина позвонил Павловскому и сообщил, что должен уехать. Значит, вечером Федор должен приехать, чтобы покормить животное. Он не допустит, чтобы красавица голодала.

— Какая странная история, Настя, — нарушил тишину Марко. Он меланхолично елозил куском оладьи в миске со сметаной, но отведать русского кушанья никак не решался, — вы не представляете, как я вам благодарен…

— Есть за что благодарить. Не кощунствуйте уж.

— Да, конечно. Все, что случилось, ужасно, это не укладывается в голове. Но… Согласитесь, история довольно логичная.

— Вы серьезно? Что же вы сразу логику не поняли?

— Я имел в виду, что эти люди, они пострадали от… увлечения, от чрезмерного любопытства. Все-таки есть какая-то грань, которую не должно переступать. Даже в мыслях. Ведь мысли материальны. И кто рад, когда материализуются ТАКИЕ мысли?

Я настороженно молчала. Марко смущенно посмотрел на меня, но все-таки продолжил:

— Они любовались чужой смертью, а потом кто-то любовался уже их мертвыми телами.

— Меня сейчас стошнит. Заткнитесь. То, что происходи там, в голове, личное дело каждого. Если бы у нас судили за мысли, на земле не осталось бы ни одного свободного человека. И вы бы тоже сели надолго. Попробуйте возразить!

— Нет, нет, не буду. Скорее бы он приехал.

Но ни вечером, ни ночью Федор так и не объявился. Только на следующий день, ближе к обеду к особняку подкатил маленький фургончик. Однако, вышел оттуда незнакомый усатый дядя, раза в два толще, чем Федор и ниже, как минимум на полголовы.